В ограниченном, но оттого еще более ценном прокате, анимационный байопик о Луисе Бунюле — одном из самых влиятельных и одновременно загадочных режиссёров ХХ века. Что это такое и почему нам всем стоит его посмотреть, рассказывает Зинаида Пронченко.
Париж, 1930 год. В одном из прокуренных кабаков Монмартра выпивает богема. Разговор привычный: такой-то что-то снял/написал/сочинил, а кто ж тогда гений, если не Дали? Среди этих несчастных, псевдоинтеллектуалов с сигаретой наперевес, что всю жизнь скребут и переворачивают себе душу в поисках философского камня (а он, разумеется, прячется на дне бутылки с пастисом) восседает монашка. Точнее, ряженый в bonne soeur корпулентный мужчина с иссиня-чёрными волосами. Он мрачен, славословия в адрес Дали ему совсем не по нраву. Его зовут Луис Бунюэль, он лучше Дали, недурно боксирует и всегда носит с собой револьвер. На днях состоялась премьера его картины «Золотой век», и теперь он в опасности. Оскорблённые богохульственными выпадами верующие бросаются на автора скандального фильма прямо на улице. А мать продюсера виконта Шарля де Ноай доехала до папы в Ватикане, чтобы положить конец проказам сюрреалистов.
Режиссёр анимационной ленты «Бунюэль в лабиринте черепах» Сальвадор Симо взялся, наверное, за один из самых сомнительных и в то же время увлекательнейших эпизодов истории мирового кинематографа. Сказ о том, как мастер сомнамбулических перверсий Бунюэль в документалистику ходил, не смысля ни черта в этнографии с антропологией.
В 1927 году Бунюэлю попалась книжка французского учёного Мориса Лежандра о высокогорной области Испании, Лас-Урдес, беднейшем регионе страны, в котором люди живут хуже, чем дикие животные. На «капричос» злодейки-судьбы и разный социальный макабр типичный представитель зажиточной буржуазии Бунюэль с младых ногтей смотрел из окна частного автомобиля. У Симо пунктиром даны детские травмы, куда ж без них: строгий папа, странная мама, анималистические фобии родом из Фрейда, но перебивающиеся с хлеба на воду соотечественники интересовали Луисито всегда чуть меньше парижских мод. В бинарной оппозиции этика vs эстетика, а также искусство или смерть он выбирал себя и свои творческие амбиции. Примо де Ривера, Альфонсо XIII, республиканцы — всё едино, главное, чтобы адепты той или иной политической идеологии спонсировали его фильмы. Как, например, анархист Рамон Асин, предложивший на лотерейный выигрыш отправиться в экспедицию в Лас-Урдес и воспеть гордое автохтонное население, сделать из этнографической зарисовки революционный манифест: даёшь реформ и субсидий!
Результатом этого колониального приключения стал печально известный фильм «Земля без хлеба» (очень скоро запрещённый Франко), наивное морализаторство и эксплуатация обездоленных в высоких художественных целях. Некоторые сцены в кичащейся правдивостью «Земле без хлеба» — внаглую постановочные. Так, неприемлемую по нынешним вегетарианским временам жестокость в адрес диких коз и домашних петухов (первых стреляют, чтобы они покатились красиво в пропасть, вторым отрывают головы не зверской традиции ради, а метафоры для) Сальвадор Симо высмеивает самым остроумным образом. Сюрреализм не столько на экране, сколько за кадром. Впрочем, современная критика буржуазного пса Бунюэля больше отталкивается от клише про «белых и привилегированных», чем от классической левацкой повестки. Это необходимая спекулятивная плата за вполне себе обоснованный ревизионизм.
Главное же в «Бунюэле в лабиринте черепах», конечно, то, что лишь анимации, да ещё такой визуально расхлябанной, под силу тягаться в образности с параферналией отцов-основателей сюрреализма. И там, где, допустим, Джулиан Шнабель со своим позорным «Ван Гогом» или Флориан Хенкель фон Доннесмарк с непотребной «Работой без авторства» о Герарде Рихтере сели в лужу, Симо выходит сухим из воды. А контрастное сопоставление мира нарисованного (и буквально, и фигурально) с документальными врезками из «Земли без хлеба» лишь утверждает автора «Бунюэля в лабиринте черепах» в почётном статусе прямого наследника своего героя.
