«Зеровилль»: Голливуд, я тебя люблю... я тебя тоже нет

Гордей Петрик о новом фильме Джеймса Франко, который все будут сравнивать с «Однажды... в Голливуде» Квентина Тарантино, а зря.

Странного парня без денег и паспорта (Джеймс Франко) по приезде в Лос-Анджелес хватают под руки и тащат в полицейский участок. Сердитый детектив (Дэнни Макбрайд) тычет его лицом в фотографию Шэрон Тэйт, а Франко непонимающе начинает выдавать названия фильмов Романа Полански. Он называет себя Викаром, только выпустился из семинарии, а первый фильм в своей жизни — «Место под солнцем» Джорджа Стивенса — посмотрел 11 месяцев назад. Лица целующихся Монтгомери Клифта и Элизабет Тейлор вытатуированы на его аккуратно выбритом черепе. Викара возьмут декоратором на съёмочную площадку и познакомят со сценаристом Джона Хьюстона Вайкингмэном (Сет Роген). На вечеринке, собравшей половину значимых фигур будущего Нового Голливуда, он встретит Соледад (Меган Фокс), экстравагантную актрису фильмов категории «Б» макабрической красоты, и влюбится до безумия — к сожалению, навсегда.

«Зеровилль» запускает нас вместе с офигевшим героем в гущу событий, с порога доходчиво демонстрируя: в мире реальных голливудских шестерёнок и винтиков мы можем быть только зрителями. В случайном прохожем можно узнать Вима Вендерса, а на сцене в каком-то позабытом богом панк-клубе — поймать весьма удачный косплей Игги Попа. Один из центральных героев, как очень быстро становится ясно, — Джон Милиус, сценарист «Апокалипсиса сегодня» и режиссёр «Конана-варвара». Показывают Марлона Брандо — правда, сзади. Сознание Франко клиповое. Монтажный ритм — бешеный. Годы скачут безвозвратно и без датировок, не жалея ни фамилий, ни имён, а за хронологией можно уследить только по выдуманным и реальным фильмам, мелькающим на экране. Его кино предельно ассоциативно и аффективно до неприличия. Полуголые модели в бикини медленно проплывают по воздуху внутри кадра, разбивая собою реплики вроде вот этой: «Ты можешь стать Джоном Фордом, но никогда — Альфредом Хичкоком». Голливуд — это не щадящая никого машина. «Зеровилль» как произведение поэтическое тоже никого не щадит, вот и у Викара ничего не выходит. Выучившись на монтажёра, он мчит на съёмки «Апокалипсиса сегодня» на Филиппины. Потом, неизвестно когда, обратно — уже с репутацией. И так далее до шизофренической дурнины.

Что-то подобное вытворял Пол Шредер в «Каньонах», но, будучи в известной степени моралистом, подводил задачи под ответ о деструктивности общества потребления, культурной апроприации и прочих насущных, но и широких понятий. «Зеровилль», в свою очередь, даже если и сравнивать его с Тарантино (когда в один прокатный год выходят два «ретрофильма» о «Голливуде», это неизбежно), с повесткой дня связать решительно невозможно. Даже с вроде бы очевидной коллизией с чернокожим воришкой, разбирающимся в кино (Крэйг Робинсон), всё идёт как-то не так. Ну да, Форд, как и многие эталонные режиссёры его эпохи, был «грёбаным расистом» и снял шедевр. Дальше-то что? Главное тут, что магия кино объединяет и оглушает обоих. Викар ударяет нежданного гостя пузатым телевизором в темечко, а через минуту они уже вместе впяливаются в «Сансет бульвар». Тот, который привязан к стулу, сыплет синефильскими комментариями.

Может, именно из-за этой патологической незаинтересованности в глобальном контексте Джеймс Франко регулярно терпит фиаско со своими весьма маргинальными — в отличие от многих ролей — режиссёрскими постановками. «Зеровилль» до выхода в прокат четыре года пробыл на полке элементарно из-за отказов многомудрых продюсеров и дистрибьюторов. Путь Франко можно до бесконечности долго соотносить с его новым, одержимым профессией, но беззащитным героем. Сколь громким ни был бы его авторский голос, его по обычаю заглушают те, что потише. Другая параллель — Томми Вайсо, режиссёр «Комнаты», официально худшего (и культового среди киноманов) фильма XXI века, которого Франко сыграл в «Горе-творце» — одной из предыдущих режиссёрских работ. Надо признаться: в отдельных аспектах «Зеровилля» режиссёрская смелость проявляется именно в его духе. Все трое, кстати, уверены (не беспочвенно), что новаторы. В фильмографии Франко — артиллерия экранизаций Уильяма Фолкнера и Джона Стейнбека, импровизация на тему вырезанных и потерянных постельных сцен из «Разыскивающего» Уильяма Фридкина («Интерьер: Садо-мазо-гей бар»), безбюджетный постапокалиптический боевик с Милой Йовович («Мир будущего»), и упомянутая выше биография Вайсо, в котором постановщик по понятным причинам находит особенный шарм. Придерживаясь принципов эмпиризма, он интегрирует в фильмы актёрский опыт, воспроизводя свои старые, уже привычные архетипы, часто вписанные в поп-культуру, и зовёт партнёров по экранным дуэтам. Отсюда весьма символичные контаминации — обкурыш из «Ананасового экспресса» и востребованный сценарист в лице Сета Рогена, придурок, воплотивший крах правых, из «Телеведущего» и такой же, в общем, продюсер мэйджорной студии — Уилл Феррелл.

В экспозиции безумия режиссёру нет равных. «Дитя божье» и «Когда я умирала» показывали его как будто гаптически — используя субъективную камеру, акцентируясь на физиологии, звуках природы и голосах. «Зеровилль» — это, конечно, никакая не ода кино, как может показаться по первым минутам, а страшная сказка о том, что время тебя ждать не будет, и даже в том случае, если ты начнешь его обгонять. Мифотворческая фабрика, где парни жрут ЛСД и выбрасывают своих баб из окон, для Викара — инкарнация бога, её работники — идолы, все фильмы — набор вариаций священного писания, высшая неоспоримая правда, преобразуемая под каждый случай. Когда же он сам начинает продуцировать миф, кино неизбежно теряет комедийный нотки и краски выбеленного солнцем Лос-Анджелеса, вместо этого набирая в мрачной клаустрофобности сродни «Внутренней империи» Дэвида Линча. Помимо Линча, вспоминается «Бартон Финк», который первым ввёл эзотерику в жанр. Было бы странным, если бы такой режиссёр, как Джеймс Франко, гнушался использовать наработки других авторов, рефлексирующих Голливуд. В какой-то момент, когда от мало-мальски логичной последовательности не остаётся уже и следа, в застеленной светом софитов комнате материализуется Монти из «Места под солнцем» — в исполнении Дэйва Франка, кровного брата Джеймса. Он улыбается как-то зловеще, будто восстал с того света, прямо из ада. Чёрный человек, его второе лицо, продиктованное гороскопами звёздной карты. В снах Викара «Страсти Жанны д’Арк» Карла Теодора Дрейера перемежаются с «Долгим прощанием» Роберта Олтмена. В каждом — лицо Соледад. В неё стреляют, она горит на костре и целует Монтгомери Клифта. Кадры с ней — даже в «Святой горе» Ходоровского. По легенде, Дрейер собирал свой шедевр из ошмётков пленки и неудачных дублей, а оригинал был утерян, но ходят слухи, что его возили по психбольницам. Конкретно в Норвегию, в Осло, где Соледад лечилась от психической хвори в далёком прошлом. Так говорил Гас Ван Сент. Любимый режиссёр Франко и по сюжету обладатель сакральной профессии архивариуса, ему можно верить.

Самое страшное: свидетели этой ереси — все. Личное безумие, как в лучших вещах Пелевина, становится всеобщим психозом. «Зеровилль» — некролог Голливуда (а не трепетный трактат чистой любви к кино, каким был первоисточник прозаичного кинокритика Стива Эриксона), но из тех, которые утверждают вечную жизнь за ушедшими. Так и в финале Викар станет частью любимого им голливудского мифа. Как Джек Торранс в «Сиянии» Стэнли Кубрика, окажется посмертно и в недосягаемом.

Только вот плёнка сгорит.