С 6 ноября в прокат выходит синефильская картина Ричарда Линклейтера «Новая волна», в игровой форме рассказывающая о съёмках манифеста французского движения «На последнем дыхании». В рамках спецпроекта МШК x Экспонента x КИНОТВ публикуем рецензию на культовый дебют Жан-Люка Годара победителя конкурса Андрея Королёва.
Дебют Годара «На последнем дыхании» — один из самых громких фильмов в истории: это официальное начало не только французской «новой волны», но и осмысления авторского кино в принципе. В основе — не самый примечательный сюжет. Некто Мишель Пуакар, отсидевший в США за ограбление, по возвращении во Францию «ведёт светскую жизнь» с одной журналисткой и в какой-то момент угоняет машину. Полицейский почти случайно останавливает Мишеля и гибнет от его пули. По газетной заметке Трюффо пишет сценарий, Годар переделывает и потом ещё переделывает, а снимает практически целиком на импровизациях.
Смотреть «На последнем дыхании» как нуар не получится — зрителю постоянно что-то мешает: либо тягучие сцены, которые топчутся на одном месте, либо рваный монтаж, порой съедающий ключевые узлы сюжета. Почему? Саму историю Годар отодвигает на периферию: это не стилизация под американскую криминальную школу, это даже не нуар — скорее фильм, испытывающий на прочность сами рамки нуара. Писатель Парвулеску, чьё интервью занимает особую часть фильма, этот мотив подчёркивает: сыгравший эту роль режиссёр Жан-Пьер Мельвиль был ключевым импортёром нуара во Францию, да и само слово «parvulesco» с румынского переводится как «ничтожный». Стать бессмертным, а потом умереть — обозначает свои амбиции человек-нуар. Как убить бессмертный жанр? Годар говорит «следите за руками», не без иронии посвящая фильм компании Monogram Pictures, выпустившей пропасть гангстерского кино в 40–50-е.
Мишель Пуакар (Жан-Поль Бельмондо) все свои внешние атрибуты подбирает в тёмных уголках нуара: типичный костюм Хамфри Богарта, фетровая шляпа, небрежная сигарета, даже этот жест с большим пальцем по губам. Впрочем, гангстер он неубедительный: даже пробует разные выражения лица, будто проверяя, кто он. В попытке подражать старине Богги Мишель обнаруживает, что быть одним из его воплощений не получается. Он понимает это, но всё равно мечтательно обращается к своему кумиру, приклеенному к афише «Тем тяжелее падение» Марка Робсона. С одной стороны, осознание недостижимости планки и, с другой, обычная для таких героев участь, уготованная жанром, — рождает резонанс внутри героя. «Отвратительно», — выдавливает Пуакар напоследок.
Трюффо вспоминал, что во время съёмок Годар был таким же нищим, как и Пуакар, — у него не хватало денег даже на метро: «Чудо фильма в том, что он был снят, — хотя человек не снимает кино, когда он так печален и беден». Сомнения пополам со смелостью, мальчишеская самоуверенность, невозможность допрыгнуть до канона и движение ему наперекор — в этом они тоже близки. Остальное, как говорится, история: Пуакар занял место по соседству с обожаемым Богги, а Годар стал GODARD — фигурой, в которой любой синефил увидит что-то сакральное.
