Пётр Балабанов в России работал художником-постановщиком на картинах «Ничья» и «Миттельмарш», а сегодня пытается построить карьеру в Америке. Максим Ершов поговорил с молодым кинематографистом с известной фамилией о недавнем документальном фильме Любови Аркус «Балабанов. Колокольня. Реквием», приходе в профессию и любимом деле.
Недавно в прокате был документальный фильм Любови Аркус «Балабанов. Колокольня. Реквием». Смотрел ли ты его?
Да, смотрел.
Насколько вообще было сложно вспоминать события почти что десятилетней давности и какие у тебя впечатления о фильме?
В фильме, безусловно, есть тяжёлые моменты. Мне вообще сложно смотреть документальное кино про папу. И Дудя* было тяжело смотреть, и «Найти своих и успокоиться» тяжело было смотреть. Кстати, почему-то Любин фильм из всех них смотреть было проще всего. Но для родственников он действительно тяжёлый. Вообще, смотреть про последние годы жизни человека — это довольно-таки сильное зрелище для его родственников, которые всё это видели вживую. Возможно, кто-то хотел забыть, кто-то забыл, кто-то нет. Могу сказать, что фильм очень хороший, и поэтому смотреть его не так тяжело. Понимаешь, что всё это сделано не просто как документальная съёмка жизни, всё это снято с идеей и с драматургией правильной. Там есть целостность, всё показано не зря.
В фильме Алексей Октябринович говорит, что его картины никому не будут интересны через 5-10 лет. При этом в 2022 году в повторном прокате были два «Брата», документальный фильм Любови Аркус. В прошлом году я на «Кинотавре» видел фильм про Сергея Бодрова — младшего «Нас других не будет», где, естественно, тоже были и Сергей Сельянов, и Алексей Балабанов. И выставка сейчас большая в «Севкабеле» проходит. В общественном поле России фильмы явно не забыли и забудут не скоро.
Мне кажется, он так сказал, потому что не верил в новое поколение. Папа настолько чувствовал пропасть между его пониманием мира и моим и Федькиным, то есть нашего поколения. Он не верил. Ему казалось, что мы совсем не тем интересуемся, чем интересовался он. Соответственно, нам будет интересно не это. И так же он думал про всех остальных: что нам интересны только компьютеры, игры и больше ничего. Но на самом деле он просто не дождался. Меня начало интересовать кино и всё, что с ним связано, именно когда папа умер. Поэтому я поступил в университет, начал изучать кинематограф с точки зрения именно киношника. Мне кажется, что папа просто не поверил, поэтому так сказал. Что касается меня, да, на меня, безусловно, повлияли эти фильмы, особенно когда я писал дипломную работу. Я изучал на протяжении года его фильмографию с точки зрения киноведения. И, конечно, когда я понял, как строится кино и какие приёмы есть, понял, что у папы в фильмах огромный спектр приёмов, оно кишит ими. Везде подтекст, везде можно читать между строк, и это очень круто, очень интересно это изучать.
Как ты относишься к такому термину, как «балабановщина»? Кажется, в российском кино периодически так обозначают фильмы, в которых без прикрас показывают Россию. Я так неуверенно говорю, потому что, по-моему, это просто авторские фильмы. В них в целом не принято ничего приукрашивать. Может быть, этот термин появился просто потому, что твой папа открыто и честно говорил о родине? Или у такого термина, по-твоему, есть ещё какие-то истоки?
Мне кажется, тут совмещение. И то, что ты говоришь, что он действительно констатировал реальность и на самом деле она недалеко ушла от правды, осталась такой же. Люди это видят и говорят: «О, ну это как Балабанов снимал, потому что такая же жесть происходит». Но также мне кажется, что ещё все люди, которые смотрели «Брата» и знают всю эту эстетику 90-х, и у них в городах, которые не Петербург, не Москва, осталось всё точно так же, они, конечно же, тоже могут так говорить, потому что действительно ничего не изменилось. Они смотрят кино, выходят на улицу, и там то же самое, они видят балабановщину вокруг.
А насколько вообще тяжело жить с известной фамилией? Является ли это какой-то дополнительной ответственностью?
Это ответ на вопрос, почему я не стал режиссёром. У меня был выбор, что делать. Я всегда понимал, что хочу пойти в кино, но я знал, что сложно пойти в режиссёры, когда ты не знаешь, что ты хочешь снимать. Это раз. И когда от тебя ждут, что ты что-то снимешь, к тебе будет более пристальное внимание. А первые фильмы, они всегда комом выходят, поэтому я очень боялся снять что-то своё. Опять же, потому, наверное, что есть влияние фамилии. Но при всём при этом я никогда не представляюсь фамилией в России, всегда представлялся именем. Здравствуйте, я Петя. Потом уже можно сказать. А тут, например, в Америке, пришлось пересмотреть свои взгляды, потому что иначе тебя никто не слушает. И на самом деле фамилия помогает. Хотя мне это очень непривычно, теперь, когда знакомлюсь, и говорю вот так-то. Смотрели фильм? Вот я занимаюсь кино. Тогда тебя слушают, больше вероятность, что позовут куда-нибудь или ещё что. Так что, наверное, помогает. Хоть я и не особо пользуюсь.
Сейчас будет резкий поворот. Как ты решил стать художником в кино? Может быть, часто бывал на съёмочных площадках, или мамин опыт сказался?
Я бывал на съёмочных площадках, безусловно. Много. Но я, кстати, не знаю, как так получилось, что я стал художником кино. Точнее, не очень хорошо помню. Я рисовал, потому что мама всегда рисовала. Я думал, ну, значит, я тоже буду рисовать, почему нет. Я закончил художественную школу. И потом настал момент, когда надо было выбирать университет. Мне было абсолютно фиолетово, я ничего не хотел делать. В тот год как раз умер папа. Ко мне подошла мама, спросила, что ты хочешь, уехать или остаться. Я сказал, что не особо знаю.
Мама сказала, иди поговори с Владимиром Иосифовичем Светозаровым. Он сказал: «Петька, давай ко мне на курс, будем с тобой кино снимать, делать, рисовать, будет классно». И университет был в пяти минутах ходьбы от дома. Поэтому я сказал: «Ну и ладно», — и пошёл туда.
Первые два года я почти не понимал, что я делаю. Но потом, курсе на втором, когда чуть не вылетел, начал учиться. С того момента понеслась. Я понял, что вот оно, круто, кино, необычная профессия. Ведь есть же множество других профессий, а я всегда переживал, что не хочу работать на чём-то одном, не знаю, ходить в офис, что мне это надоест, что я буду несчастливым. У меня были какие-то такие переживания. И я подумал, тут же можно и общаться, и рисовать, и строить, и чертить, и придумывать миры. Мне нравилось миры придумывать. Но на этом останавливаться не хочется. Плюс я знал, что очень много режиссёров пришли из профессии художника-постановщика, как и мой любимый режиссёр Роберт Эггерс.
Да, как раз хотел его вспомнить.
Поэтому, безусловно, смотря его проекты, я понимаю, что очень большое внимание уделяется фактуре, декорациям, атмосфере, в которой пребывают его герои. Это очень крутое кино. Мне хотелось бы, конечно, или с ним поработать, или самому что-нибудь такое когда-нибудь сделать.
Может быть, я плохо искал, но у меня сложилось впечатление, что ты мало даёшь интервью. Почему?
Мне не хотелось давать интервью не про мою работу, а про мою фамилию. Я считал, зачем, это же не я. Если мне мама говорила, что надо что-то сказать, я шёл и кому-то что-то говорил. Но если мне сам кто-то писал, я скорее отказывался. Было интервью про мою дипломную работу. И ещё одно интервью было после фильма «Миттельмарш». И я всё-таки был доволен своей работой и был готов дать интервью, потому что считал, что я сделал что-то симпатичное. А пока ничего не сделал, чего давать интервью, как папа говорил.
Я как раз «Миттельмарш» не смотрел, но как будто он и не выходил в широкий прокат. По крайней мере, пока что.
Да, он был на фестивале, и было два показа по стране. Я не знаю, честно говоря, о его дальнейшей судьбе. Фильм странноватый. Но очень красивый, в портфолио пойдет.
Я видел «Ничью» Лены Ланских. Удивили ли чем-нибудь съёмки сегодняшнего российского кино с учётом того, что ты бывал до этого на съёмочной площадке? Что-то вообще изменилось? Может быть, какие-то новые люди снимают? Или это, в общем-то, всё то же самое, и просто прошло время?
Фильм «Ничья» — это всё-таки авторское кино. Это Школа нового кино. Я так подразумеваю, что их там так учат снимать. Натуралистично. Про этот фильм как раз можно сказать, что это балабановщина, правильно ведь? Мне понравилось, что режиссёр точно знала, чего она хочет. Возможно, это было абсолютно не близко мне, но так как это был мой дебют, я просто сделал то, что я умею делать. Сделал ужасные всратые декорации, с ужасными фактурами. Всё такое темное, грустное, скорбное. Получилось визуально неплохо, но сюжетно, не знаю, кому интересно смотреть про маленькую бедную девочку, которую все ненавидят. Я действительно не понимаю, для кого это кино. Учитывая, что люди, которые живут в таких местах, как это девочка, они и так смотрят на это всё в жизни, а ещё они должны идти смотреть на это в кино? Я против такого. Я вообще не понимаю, почему у нас только чернуху такую снимают, какой-то мрачняк. Не знаю, почему. Я надеялся, что у нас начнут снимать какие-то комедии. Ну хотя бы снимайте вы драмеди. Если вы хотите погрустить, ну дайте ещё посмеяться чуть-чуть людям. Но нет, у нас любят, что всё тщетно, плохо и ужасно.
Да, драмеди — это, кажется, такой формат «Сандэнса» немножко.
Я люблю драмеди, это мой любимый на самом деле жанр. Что-нибудь вроде «Ещё по одной». Я люблю такое, где можно и посмеяться, а в конце есть идея, смысл.
А можешь ли ты сказать, что вообще по профессии нужно много смотреть кино или сериалов? Меняется ли со временем восприятие фильмов?
Я очень много смотрю, всё время. Из-за того, что я рисую, мне скучно просто сидеть рисовать, я включаю себе всегда что-то смотреть. Поэтому я смотрю всё: сериалы, кино. Насмотренность, конечно, помогает. Смотрю русские проекты, смотрю все американские проекты и зачастую вижу, откуда что идёт, где кто стырил, скопировал. Вот, например, сериал «Конец света». В нём же очень много отсылок. Если б я не смотрел ни один американский сериал, мне бы, наверное, очень понравилось. Я бы сказал: «Вау, вот это да». А когда я смотрел и «Благие знамения», и «Люцифера», и «Пацанов», и «Проповедника», я понимаю, что я это всё уже видел.
Поэтому, безусловно, каждому человеку в кино нужно посмотреть определённое количество фильмов из истории кино, которые считаются классикой и без них никуда. Ты просто будешь чувствовать себя не в своей тарелке, когда люди будут обсуждать что-то, а ты только говорить: «Ой, а я ничего не смотрел».
Режиссёры, которых я встречаю и которые мало чего смотрели, вызывают у меня некоторые вопросы. Я считаю, что насмотренность нужна, но также нужно уметь отключить мозги, не думать про драматургию. Я умею так делать, а вот, например, мой брат не умеет. Он приходит в кино и зачастую знает, чем закончится фильм. Он знает, как развиваются все арки персонажей, куда это приведёт, он только не знает контекста. И, конечно, на его месте я бы очень разочаровался в просмотре фильмов, потому что большинство, что ты смотришь, это полная туфта и вода. Нужно всё смотреть, иногда отключать мозги и просто погружаться. Вот, например, в «Аватара». В нового «Аватара», мне кажется, нужно просто погрузиться и не думать ни о сюжете, ни о чём, а просто кайфовать от картинки, потому что сюжет там, конечно, очень слабенький.
А что тебе понравилось из последнего? И меняется ли вкус со временем? Фильмы, на которых ты рос и которые нравятся сейчас?
Меняется. В детстве я рос на фильмах Тима Бёртона. Это был мой любимый режиссёр. Я всегда смотрел его фильмы, бесконечное количество раз пересматривал, родители думали, что я схожу с ума. Но сейчас я смотрю всё подряд. Ещё в университете научился смотреть чёрно-белое кино, что не каждый современник умеет делать. У нас была очень жёсткий педагог. Если ты не посмотрел фильм, то ты не сдашь тест. Нужно было посмотреть в день по фильму. На протяжении года так смотреть сложно. Поэтому иногда выпадали дни, когда нужно посмотреть в день 3-4 фильма. Они чёрно-белые, немые, идут по 2-3 часа, у тебя начинают мозги немножко плавиться, начинаешь сидеть, конспектировать всё это. Нужно самому как-то заинтересовать свой мозг. Ты начинаешь искать какие-то особенности, которые интересны только тебе. Ну это лично я так смотрю.
Из последнего мне очень нравятся фильмы студии А24, все почти что. Они необычные, они нарушают каноны каких-то больших американских продакшенов. Новая школа хорроров мне очень нравится. Я терпеть не могу хорроры, всегда их боялся, скримеры те же. А когда я посмотрел фильм «Солнцестояние», я, конечно, выпал. Я подумал: «Да ладно, может быть такой ужастик, серьёзно?» Я посмотрел все фильмы Ари Астера, начал смотреть Джордана Пила. Начал смотреть молодое независимое кино, но на массового зрителя. И мне, конечно, очень зашло, я фанат. Вот этот новый «Кит» с Бренданом Фрейзером мне очень понравился, крутые «Фабельманы» у Спилберга. Я не посмотрел «Вавилон», но, говорят, там тоже есть что-то интересное. Очень люблю Макдону, его «Банши Инишерина» — обалденное кино. Я очень рад, что есть школа нового кино. Не такая как у нас в Москве или Питере, а здесь, своя школа нового кино.
С кем из режиссёров ты сейчас хотел бы поработать? Я так понимаю, что вряд ли это будут российские имена, но вдруг попадутся.
Точно очень хочу поработать с Робертом Эггерсом. На самом деле, могу назвать много имён известных режиссёров, с которыми я хочу поработать. Но тут (в Америке) не так немножко всё устроено. Тут нужно вписаться в классный продакшен. Поэтому я хочу, конечно, поработать на каком-нибудь проекте Netflix. Очень хочу поработать на полном метре, на большом проекте, чтобы всё в «зелёнке» было, куча людей, все бегали, что-то происходило. Чтобы прям по максимуму. Хочу попасть в мясорубку американского кинематографа.
Ну то есть в такой большой студийный проект?
Да, я хочу посмотреть, как они организовывают время. Хочу на собственном примере увидеть, как важно не отходить от сценария, как важно снимать всё по раскадровкам, как важно все идеи, которые были на подготовительном периоде, перенести в съёмочный процесс. Я хочу посмотреть, как проходит этот процесс. Потому что я знаю, как это работает у нас. А тут по-другому, поэтому мне очень интересно. С другой стороны, конечно, я хочу поработать на каком-нибудь классном инди-фильме, с молодым творческим чуваком, где у вас будет мало денег, и вы будете из говна и палок собирать что-то стоящее, и у вас получится какой-нибудь крутой малобюджетный фильм. Так тоже хочется.
Могу ли я тебя назвать молодым российским кинематографистом, или всё-таки национальность не так важна?
Можешь, конечно. Национальность важна, художнику особенно. У меня бэкграунд русский, я люблю вот эту хтонь, чернуху, балабановщину, но люблю применять её там, где она действительно нужна, не везде, а точечно, там, где это работает на драматургию персонажей.
Безусловно, я с удовольствием создам декорацию какой-нибудь разрушенной прогнившей хижины. Круто будет, если она будет фэнтезийной. Та же «Ведьма» мне очень нравится, я бы с удовольствием создал хижину той ведьмы. Она и реалистичная, и сказочная, и мрачная, и красивая, в ней собрано столько всего. Но я бы сделал это с русскими предметами, прялку бы поставил. Культурный слой — он и есть культурный слой.
Но, опять же, я хочу поработать с кем угодно, если он толковый. Я скажу, конечно, в первую очередь, что я художник из России, давай возьмём какой-нибудь русский фольклор, если это будет русское фэнтези. Опять же, очень люблю книжку Сапковского «Ведьмак». С удовольствием бы поработал на «Ведьмаке», потому что то, что они (Netflix) с ним делают, мне душу рвёт просто. Ужасно плохо.
Раз уж ты молодой российский кинематографист, то какие вообще сегодня у этого сообщества перспективы с учётом всех внешних обстоятельств? Реально ли выстраивать какие-то планы хотя бы на следующий год?
На следующий год — не знаю. Но на ближайшие пять лет скажу, что на фоне всей истории мы знаем, что в самые тяжёлые времена появляются самые талантливые люди, которым есть что сказать. Я вообще ищу во всём плохом хорошее, я оптимист. Надеюсь, что вся эта жесть, которая происходит, она, наоборот, поможет российскому кинематографу, появится что-то крутое и действительно стоящее. Есть очень много крутых проектов молодых, я не знаю, какими силами они это делают, но что-то же выходит. Есть телеграм-канал «кино про тебя», который всё время анонсирует какое-то бешеное количество авторского молодого независимого кино. Я всё это тоже частично смотрю. Я вижу в этом идеи, смыслы. Думаю, что всё будет хорошо, если, конечно, не все уедут. У меня есть друзья-режиссёры, я спрашиваю, что вы делать собираетесь. Они говорят, что собираются снимать тут своё кино, пишут сценарии, ещё что-то. Я надеюсь, что у них всё получится.
А какие вообще планы на ближайшее будущее? Может быть, есть какие-то намётки, проекты в Америке?
Пока я не могу ничего планировать, потому что не могу здесь официально работать. Планирую, что, когда получу документы, сразу начну писать режиссёрам, говорить: «Давайте что-то делать, возьмите меня туда и туда». В планах начать этот путь с нуля. С декоратора, с ассистента художника. Пойти изучать этот кинематограф, этот процесс и рано или поздно вступить в гильдию и попытаться работать на крутых проектах. Параллельно, возможно, снимать короткие метры, может быть, самому. У меня была идея в России снять короткий метр, я написал, как мне кажется, хороший сценарий, интересный для меня. И уехал. А тут его снять невозможно, нет локаций, нет актёров, ничего нет. Хотелось бы поработать года три тут, а потом поехать домой и снимать кино дома.
Да, безусловно, конечно, если бы я остался в России, я бы дальше сотрудничал с «СТВ» или со студией «Рок». Но хочется чего-то большего, выйти из зоны комфорта, поучиться.
*Признан Минюстом России иноагентом.
