Вот и пришло время финальной части неграфического романа Алексея Филиппова о (кино)комиксах и даже шире — массовой культуре в восьми главах. Ещё раз с чувством — почему комиксы с нами навсегда.
Годар говорил: «Всё, что нужно для фильма, — пистолет и девушка». Гринуэй, написавший на надгробной плите кинематографа дату изобретения телевизионного пульта, считал, что снимать стоит только о сексе и смерти.
Казалось бы, одно и то же: вариации дуэта «эрос и танатос». Если же взглянуть на экран, то у двух Г. эти пары отличаются, как Бэтмены у Бёртона и Снайдера или Гамлеты в исполнении Камбербэтча и Смоктуновского. Опять же — обычное дело. Правда, (кино)комиксы догадались, что принцип «мультивселенной» позволяет не просто сочетать авторскую разность, но даже скрещивать чужие аватары в кадре/стрипе. На большом экране вживую это скоро продемонстрирует «Человек-паук: Нет пути домой», где, возможно, встретятся три Питера Паркера из разных режиссёрских паутин — Тоби Магуайр, Эндрю Гарфилд и Том Холланд. Вот уж действительно «иногда они возвращаются».
Более эффектный пример, конечно, — вышедший три года назад анимационный «Человек-паук: Через вселенные», но там встречались полдюжины Паркеров со страниц комиксов — немного не та галактика. Трио МГХ почти без единого разрыва может покрыть зрительскую память XXI века: им удалось практически поровну поделить нулевые, десятые и начало двадцатых, хотя каждый режиссёр «Спайди» — Сэм Рэйми, Марк Уэбб и Джон Уоттс — норовил сбежать в эстетику прошлого, своего детства.
Вечная молодость (кино)комиксов, которая так неизменно бесит случайных (для медиума) прохожих с начала XX века, — ещё один аргумент в пользу теории «ДНК маскульта». Американский комикс со временем оказался вооружён до зубов: заразительные образы из бульварного чтива эволюционировали в целую мифологию; отточенные телевидением клиффхэнгеры в иных случаях — чистая музыка (Брайан К. Вон так в этом навострился, что сериалы по его комиксам закрывают один за другим); возможность переписать историю, воскресить любого персонажа или дёрнуть из соседнего мира/таймлайна того, кто приглянулся, делают не режиссёров и шоураннеров, а комиксистов настоящими демиургами.
Но главное, такая вольность в отношении содеянного наиболее близка, ну, к размышлению, рефлексии, течению мысли. Шальная идея вырастает в исповедь или корпус масштабных концептов, свои и чужие находки сливаются в новое изыскание, ориентиры прошлого оказываются поводом к ностальгии или очищению дорогих образов от кринжа истории.
В «Паприке» (2006) Сатоси Кона ставится знак равенства между сном и Интернетом, где всё — не то, чем кажется. Будучи производной сознания, сновидение позволяет добавить в перечень равных и блуждание мысли. В конце концов, (кино)комиксы и сетевую культуру роднит эклектика и любовь к мэшапам, культ меметичности и готовность к апгрейдам. Ну а сон? Всё есть сон, даже если кажется наоборот.
«Комикс» давно стал коллективной химерой, которая многим мерещится то в строгой симметрии, то в декорациях XX века (особенно в сумраке Великой депрессии), то в лихой абсурдности сюжетных построений, то в самом факте вигилантизма или, не дай бог, преувеличения человеческих возможностей. Последнее особенно странно для (пост)советского зрителя, знакомого с отечественным титаном Дядей Степой, близкими к бессмертию Неуловимыми или не чувствующим боли Плюмбумом из фильма Вадима Абдрашитова.
Наиболее ёмко это раздражение от «почти так, да не так» сформулировали Марк Гэтисс и Стивен Моффат в финале четвёртого сезона «Шерлока», поначалу казавшегося провальным. Их довод в защиту сводился к тому, что Холмс и Ватсон будут живы, пока улицы Земли топчут те, кому они могут помочь. Те старые и новые читатели, которым нужны свои великие сыщики и могучие галлы, борцы за униженных и оскорблённых или чуки и гики, Гамлеты в теле зелёного монстра и просто подростки, просто подростки.
(Кино)комиксы не метят в вечность — ну разве что марвеловский монумент Кевина Файги, который однажды будет виден из космоса. Они ошибаются и исправляются, азартно жульничают и вытирают руки о скатерть «здравомыслия», которого регулярно не хватает в любой непонятной ситуации. Им постоянно интересно: а что, если зомби будет работать в морге и помогать полиции с расследованиями («Я — зомби»)? А что, если умрут все мужчины («Y. Последний мужчина», где главного героя, кстати, зовут Йорик)? А что, если рыжий кот очень любит лазанью и очень не любит понедельники («Гарфилд»)?
Как завещал Тед Лассо вслед за Уолтом Уитманом: «Будь любопытным, не осуждающим». А у любопытства нет конца и края. Оно рыскает в поисках добавки и продолжения, новых прочтений и инструментов, повторения пройденного и компоновки всего любимого в одном кармане. Надолго ли с нами супергероика? Кажется, уже не очень. Даже Rotten Tomatoes огрызается на Disney. Ну а комиксы? Комиксы в широком смысле — теперь уже навсегда.
