Алексей Васильев берётся экранизировать (хоть и на бумаге) роман о супергероях — тех, кто на страницах комиксов этих самых героев и создавал. И каст, надо признаться, получается замечательный.
Этот роман, награждённый Пулитцеровской премией, посвящён первым энтузиастам комиксов. Тем, кто создавал рисованных супергероев в 1939 году, когда страницы американских иллюстрированных журналов ещё только начал штурмовать Супермен, а границы Европы — Гитлер. Середина XX века — пыточная камера, из которой почти некуда бежать. Неслучайно пятую, военную часть романа Шейбон (соавтор сценариев кинокомиксов «Человек-паук 2» и «Джон Картер») помещает в Антарктиду, в тамошнюю зиму с её клаустрофобией, вечной ночью, льдом, отсутствием чувства времени и полной невозможностью покинуть континент. Но и там, где нет войн, — забронзовевшая идеология, тягостные общественные отношения. Большая часть романа разворачивается в Нью-Йорке, и Шейбон фиксирует в его тогдашнем мироустройстве законы, жизненные принципы, установки, далёкие от человечности. Роман заканчивается в 1954 году, когда в Евразии воцарялась оттепель, но в маккартистской Америке ещё вовсю закручиваются гайки, и поборники морали ведут крестовый поход на комиксы, доказывая в судах, что эти книжки с картинками о мускулистых героях в трико являются, собственно, старой-доброй «пропагандой гомосексуализма среди несовершеннолетних».
В те 15 лет, когда осатаневшая реальность не оставляла выхода на Земле, пережила расцвет параллельная вселенная рисованных человечков, чьи сверхспособности позволяли им не только спасаться из безвыходных ситуаций, но и спасать мир. Эскапист — так зовут героя, созданного главными персонажами книги, еврейскими кузенами Джо Кавалером и Сэмми Клеем. Его сверхспособность — высвобождаться из любых оков, смертельных ловушек на манер великого фокусника Гарри Гудини. 19-летний Джо, урождённый Йозеф, пражский еврей, нарисовался на пороге бруклинской спальни своего 17-летнего двоюродного брата Клея, урождённого Клейтона, октябрьским вечером 1939 года. Йозефу единственному из всей его семьи удалось покинуть занятую Гитлером Чехию — потому что с раннего детства он увлекался фокусами и поступил в ученики к легендарному иллюзионисту Корнблюму. Его побег был бы невозможен, когда б он под руководством Корнблюма за долгие годы не натренировал своё тело для всевозможных перегрузок, как того требует профессия фокусника, работающего в жанре эскейпа. Собственно, и сам побег был фокусом — да ещё таким, в результате которого в Вильнюс был переправлен знаменитый пражский Голем; но оставим тем, кто книжку не читал, удовольствие узнать подробности и хитрости этого двойного побега из самого романа.
Кастинг
Наше дело, как обычно, — придумать экранизацию, а не заспойлерить роман, в котором наряду с главными героями-кузенами совершают свои приключения их создания — хромоногий коротышка Том Мейфлауэр, превращающийся в Эскаписта, и библиотекарша Джуди Дарк, оборачивающаяся ослепительной секс-богиней Лунной Бабочкой. И тут особенно важно точно угадать режиссёра, чей особенный дар позволил бы ярче высветить достоинства романа и сбросить балласт его недостатков. Потому что хотя в целом этой гигантской 750-страничной книге, как и другому великому американскому роману нашего века «Щегол», удаётся в итоге обездвижить и поймать в сеть осознания неуловимые, ускользающие от нас же самих чувства, сама книга читается неровно. Даже сам язык повествования, собранный из трудных, камнями перекатывающихся во рту слов и предложений, приводит к противоположным эффектам: позволяет автору добиться импрессионистской сверхточности, когда герои любуются друг другом, и превращает книжку в исполинское посмешище сродни скульптурам тоталитарного режима именно на тех страницах, которые этот самый режим бичуют. При переносе на экран его бы надо развернуть в сторону лёгкости, фокуса, подросткового, почти детского взгляда. И я полагаю, таким взглядом экранизацию мог бы наградить Тайка Вайтити — с его опытом постановки дорогущих и при этом смешливых, а не насмешливых комиксов о Торе и картины о мраке гитлеровского режима «Кролик Джоджо», где он посмотрел в этот мрак именно взглядом ребёнка, открытого к простому очарованию фокуса, а не впал в то мракобесие ночного кошмара, в которое на аналогичных материалах впадает Гильермо дель Торо.
Хромоножку Тома из комикса про Эскаписта братцы писали с Сэмми — перенёсший в детстве полиомиелит, он так и остался с по-паучьи тоненькими ногами. «Лицо Сэмми представляло собой перевернутый треугольник — лоб крупный, подбородок остроконечный, губы вечно надуты, а нос тупой, задиристый. К тому же Сэмми сутулился и не умел носить одежду: вид у него всегда был такой, словно из него только что вытряхнули деньги, данные мамой на ленч», — так его описывает Шейбон. Несколько лет назад им мог бы быть Тимоти Шаламе, произведённый в звёзды режиссёром Лукой Гуаданьино в фильме «Назови меня своим именем». Сегодня у Гуаданьино новая муза — Джек Дилан Грейзер, вокруг которого режиссёр накрутил сериал «Мы те, кто мы есть». Из него выйдет отличный 17-летний Клей. Роман устроен так, что Клея мы теряем из виду в декабре 1941 года, чтобы вновь встретить весной 1954 года основательно запылённым казённой взрослой жизнью: «Джо потрясло зрелище обвисшего лица Сэмми. В свои тридцать два года его кузен стал бледным, точно сдобная булочка. Джо показалось, как будто перед ним стоит смышлёный самозванец». Таким «Глейзером 13 лет спустя» отлично предстанет Чарли МакДермотт, тоже изрядно запылившийся после того, как мы любовались его хронически голым ленивым и вредным школьником в потешном и душевном сериале «Бывает и хуже».
Возвращаясь к Глейзеру — в отличных фильмах по комиксам «Шазам!» он играл приёмного брата и наперсника главного персонажа-подростка, превращающегося в супергероя. Этого персонажа играл Ашер Энджел, и, по-моему, имеет смысл в тандеме Кавалера и Клея возродить тот их сложившийся дуэт, тем более что Энджел портретно подходит под Джо Кавалера: «Широко расставленные глаза этого бледного и веснушчатого юноши, черноволосого, с носом одновременно и крупным, и чуть приплюснутым на вид, были слишком оживлены сарказмом, чтобы сойти за задумчивые». Ему, в отличие от Клея, не суждено покрыться пылью, он так и останется мальчишкой-фокусником и на последних страницах, да и не расстанемся мы с ним так надолго, как с Клеем, чтобы ощутить контраст. Поэтому Энджел будет играть Кавалера на протяжении всего фильма.
Возлюбленная Кавалера, Роза Сакс, в 1941-м — сюрреалистка и богемная провокаторша, в 1954-м — рисовальщица любовных комиксов и образцовая мать и жена из пригорода. Шейбон впечатляюще описывает её внешность: «Джо никогда бы не вспомнил, что лоб у неё так широк и высок, а подбородок так деликатно остроконечен. Вообще-то лицо девушки могло бы показаться длинноватым, если бы его длина не уравновешивалась экстравагантным арочным контрфорсом носа. Её сравнительно небольшие губы были вытянуты в ярко-красный дефис, чуть загнутый вниз в одном конце, что достаточно ясно читалось как самодовольная улыбочка наслаждения, от которой девушка не могла удержаться, наблюдая за окружающей её живой картиной человеческого тщеславия. И всё же было в её глазах нечто нечитаемое, нечто, не желавшее быть прочитанным, определённая пустота, которая у хищника скрывает враждебную расчётливость, а у добычи — титаническое усилие казаться незримой». Хотя эта актриса не просто «постарше», а, строго говоря, принадлежит к иному поколению, нежели Глейзер и Энджел, но всё равно — это роль для Галь Гадот. Во-первых, Роза старше кузенов, хоть и не критично, но в глазах гиков красивые женщины вообще наделены некой внушительностью, недосягаемостью звезды, и более тяжёлый звездный шлейф Гадот сыграет тут на динамику отношений в кадре. Во-вторых, основной драматургический удар на образ Розы ложится как раз на 1954 год, когда Розе уже ближе к сорока. Ну и наконец, именно Розе предстоит превратиться под карандашами кузенов в их вторую главную выдумку, Лунную Бабочку, и тут уже окажется незаменим колоссальный опыт Гадот в деле исполнения роли Чудо-Женщины.
Первым исполнителем роли Эскаписта сперва на радио, затем в кино станет актер Трейси Бэкон — «большой, лучистый, уверенный в себе малый» «с прекрасными бровями и немного девичьими губами», «розовощёкий культурный балбес» и «самый беспардонный обманщик в мире». Рикардо Уртадо, главный герой «Юных спасателей Малибу», будет тут самое оно, и вот почему. В книге есть сцена, где среди других таких же наряженных в длиннополые пальто красавцев он сопровождает нью-йоркского могола в его загородный дом. Мне вспомнилась фотография из американского киножурнала 1946 года с блеснувшим тогда на кинонебосклоне молодым Гаем Мэдисоном в компании продюсера Селзника, в длиннополом пальто и с подписью: «Со своим новым фаворитом великий могол провёл эти выходные в Майами». Когда Уртадо укладывает свои льняные волосы в аккуратные причёски, какие были в моде после войны, и зажигает самоуверенную улыбку, то он становится неотличим от Мэдисона на той фотографии. Он прекрасно воплотит то одновременно нескрываемое и в то же время остающееся демонстративно неназванным распутство симпатичных бывших моряков, боксёров и барменов, которым самоуверенность и внешний лоск в 1940–1950-х ненадолго открывали двери в парадные Голливуда.
На роли же многочисленных взрослых персонажей, писанных Шейбоном в манере диккенсовской, где сатирическое заострение идёт в обнимку с уютным очарованием узнавания родного очага, я бы собрал компанию великих еврейских комиков, которым дано смеяться одновременно над и вместе со своим народом, рисуя своих далеко не положительных героев людьми, от которых оторваться нет решительно никакой возможности. Так, читая роман, в парочке ушлых сводных братцев-издателей, Шелдоне Анаполе и Джеке Ашкенази, я так и видел Джона Ловитца и Ричарда Кайнда. Сыграть папашу Розы по кличке Дылда Муму, галерейщика и главного продавца картин Дали в Америке, этого радушного жирдяя, я б позвал Джека Блэка. Хотя фокусник Корнблюм писан фигурой почти демонической, учитывая переакцентировку экранизации на детский восторг от иллюзий и эскейпа, на ту нежную, юмористическую интонацию, что присутствует в книге, я б взял Вуди Аллена на эту роль Великого учителя в науке того, как сбегать от тех сумрачных времён, когда общество строит свою самую кислую мину. Ну а роль бабули Кавалер, которая так давно и безнадёжно перепутала всех своих одинаково носатых и черногривых внуков и племянников, что принимает всякого молодого еврея за любого из них и за всех сразу, словно общается с коллективным портретом своего выводка, и по-настоящему оживляется только в присутствии общительного блондина Бэкона, стала бы ещё одним, как всегда, таким долгожданным возвращением на экран Барбры Стрейзанд.
И пусть при помощи этих превосходных исполнителей и под руководством такого особенного режиссёра на экране сотворится то чудо, которое Шейбон, увы, не смог сохранить на каждой из страниц своего романа, но так хорошо описал на одной из них: «Наблюдая за тем, как сияющий Джо стоит на нижней площадке пожарного выхода, Сэмми ощутил в груди ту боль, которая, как выяснилось, часто возникает, когда желание и воспоминание объединяются с преходящим погодным явлением. Это также острая боль сотворения».
