На омском кинофестивале «Движение» состоялась премьера полнометражного дебюта Михаила Идова «Юморист» — драматического байопика о советском юмористе Борисе Аркадьеве. По просьбе Кино ТВ Денис Виленкин рассказывает о фильме подробнее.
Рига, восьмидесятые. Обаятельный еврей травит шутки в набитом, словно банка с рижскими шпротами, доме культуры. Его немного трясёт от жизни; концертмейстер, зрители, чиновники на каждом выступлении требуют набивший оскомину монолог про обученную обезьянку. Сильнее трясти начнёт, когда поведут под белы руки в неизвестном направлении по тревожному подвальному коридору. Посадят за стол, заставят общаться с космонавтом, и даже из невесомости голос попросит: а давайте про обезьянку.
Семидесятническая вампиловская тоска разливается по бокалам в российском кино стабильно раз-два в сезон. За «Довлатовым» с его кропотливой, въедливой стилизацией на экраны приходит нечто более размашистое, как небрежно, по-псковски, накинутый подшофе шарф. Удачно выдуманного Михаилом Идовым юмориста Аркадьева помещают в среду где-то между Романом Карцевым (судя по плакату на стене, с ним он даже выступал) и Геннадием Хазановым, между душащей эпохой застоя вокруг и пульсирующей фрустрацией в себе.
Советский Союз, который выводит Идов в фильме, по сути уникален, это вереница бессознательных ассоциаций, космос и водка, звёзды в иллюминаторе с помощью монтажа превращаются в землю вокруг гэбистской машины. Фильм вообще пропитан очень нужными для героя и эпохи противоречиями. Своему сыну Аркадьев порывается читать какие-то наставления, притом что сам, в общем-то, бунтующий и ёрничающий подросток. Оттого ему особенно обидно на свою родительскую речь про «разъезжаю, чтобы для тебя деньги зарабатывать» слышать: «А как? Рассказывать анекдоты?» Символическое противоречие в знаке Олимпиады-80 на футболке главного героя. Вроде бы безделица, ничего не значащая деталь. Но как человек с наточенными на систему зубами будет наряжаться в её отпечаток? То есть в этом усматривается тот репрезентативный подход, который присутствовал и в «Лете», когда сторож, на первом плане закрывающий калитку на замок, был метафорой режима, эпохи, руки закона в большей степени для иностранного зрителя, которому этот образный ряд не претит.
Но подобные грубости, как, например, неуёмно врывающаяся музыка где-то через час после начала «Юмориста» или какие-то явно очень приятные для автора световые решения, как из клипов Скриптонита, и внезапно цветовые, как из фильма «Враг» Дени Вильнёва, всё же в случае «Юмориста» являются авторскими чертами талантливого и эрудированного Михаила Идова. То есть явно тот случай, когда не подсмотрел, а вдохновился, потому что фильм звучит и выглядит как режиссёрский дебют. Свежо, по большому счёту.
Начальные титры с латинскими и кириллическими буквами забавно отображают творческий метод Михаила Идова, человека, который жил в Нью-Йорке, превратил некоторых рижских персонажей по сути в брайтоновских (герой, к примеру, Юрия Колокольникова), был главным редактором GQ. Комплимент или нет, но лучшие сцены, простите, —художественный пересказ колонки из журнала. Эпизод не по-ерофеевски не сладкого трезвого сна, который не то сон, не то явь. Кульминационная авторская колонка — пелевинская метатрагедия в бане-Колизее, самая важная сцена фильма, с помощью которой Идов очень удачно выходит в другую жанровую парадигму.
«Юморист» биографичен настолько, чтобы не думать о припылённом вельветовом пиджаке свысока. Такой self-portrait self-made man’a. Грустный интеллектуал с всепонимающей поволокой в глазах шутит про кружок «Умелые руки», когда девушка ему мастурбирует. Наяву могут случиться перелёты, чтобы откашляться перед микрофоном в очередном доме культуры, а полёты — только во сне. Там и Незнайка на Луне, и рокот космодрома. А что до жизни, до ледяной синевы, в конце концов? Сплошное отчаяние от ощущения того, что жизнь вязнет в плотных слоях атмосферы, а не обращается прекрасной искрящейся кометой, лишь сценическим светом безжалостно разглядывает морщины.
