Благодаря отважным прокатчикам «Иноекино» на российский большой экран выходит «Наше время» — трёхчасовой фильм одного из ключевых режиссёров XXI века, мексиканца Карлоса Рейгадаса, участвовавший в главном конкурсе Венецианского кинофестиваля. Алексей Артамонов по просьбе КИНОТВ рассказывает о картине подробнее.
Статусный белый мужчина, поэт, его загородная вилла, прелестные дети и красавица-жена, посвятившая свою жизнь любви и заботе о муже и детях. Декларативная свобода отношений и прогрессивность взглядов привилегированных носителей просвещённого сознания, не совпадающие с их реальными действиями. Женщина, желая обрести внутреннюю независимость, заводит тайный роман с объездчиком лошадей, но муж изводит её ревностью и требованиями полной прозрачности, не оставляя никакого личного пространства. А поняв, что теряет контроль над женскими чувствами, пытается режиссировать её внебрачную сексуальную жизнь. Для нашего времени проблема кажется ясной, но достаточно ли такого описания, чтобы действительно проникнуть в её суть?
Кадр из фильма «Наше время», реж. К. Рейгадас
После премьеры пятого полнометражного фильма Карлоса Рейгадаса на Венецианском кинофестивале зарубежная пресса практически в унисон затрубила о том, что «Наше время» — анатомия токсичной маскулинности, подавляющей и разрушающей женщину, без попытки эту самую токсичность преодолеть. Всё здесь вроде понятно, Эстер (так зовут главную героиню) — жертва, а её муж Хуан — хищник, перешедший в нападение, едва почуяв собственную слабость. А то, что главные роли здесь исполняют сам Рейгадас и его жена Наталия Лопес (монтажёр последних фильмов не только мужа, но и Амата Эскаланте и Руиспалашиоса Алонсо), не оставляет сомнений — перед нами если не автографическая исповедь, то уж точно сеанс семейной психотерапии. И то, и другое не всегда одинаково увлекательно для зрителей и участников процесса.
Однако в своих интервью мексиканский режиссёр предостерегает от подобного прочтения. Любовным треугольникам, адюльтеру и проблеме утечки желания в отношениях так или иначе были посвящены и все его предыдущие работы, неважно, происходило ли их действие в борделе или общине меннонитов. Только ленивый не пошутил, что «Наше время» — развернутая до трёх часов сцена в свингерском клубе из предыдущего фильма Рейгадаса, в которой муж наблюдал за сексом жены с незнакомцами: в обоих случаях мы видим семейную пару в кризисе, чьих детей играют реальные отпрыски Рейгадаса и Лопес; как и там, в новом фильме нам довольно явно предъявляют мазохистский аспект вуайеризма. И если предыдущая картина этого режиссёра-русофила была версией «Войны и мира», точнее, линии князя Болконского, то эта — вариация на тему «Анны Карениной», снятая с точки зрения мужчины.
«Наше время» — наиболее близкий к реалистической манере и классический его фильм, имеющий практически романную структуру (как говорил Рейгадас в отношении Сокурова, быть поклонником классической культуры сегодня — подлинное проявление контркультуры). В чём-то он выглядит даже старомодным. Например, неожиданно многое для него здесь построено на диалогах и письмах. Нет здесь ставших привычными для Рейгадаса нарративных экспериментов с нелинейностью, не вплывает вдруг в кадр красный чёрт с чемоданчиком (ну, почти — один загадочный персонаж в корпспэйнте всё-таки возникает на пару минут). Навязчивый мистицизм, раздражавший в его предыдущих работах, сведён к минимуму и растворён в общей аранжировке повествования. Но многое и как будто позаимствовано из его прошлых картин, начиная с роли тела в приближении к действию, ландшафта и животных, воплощающих и замещающих переживания героев, и заканчивая конкретными сценами, например, виртуозно снятым Диего Гарсией (оператором Вирасетакула, Лозницы и Пола Дано) открывающим эпизодом с детьми, плещущимися в высохшем озере, напоминающем одновременно и о первых кадрах «После мрака свет», и о сцене купания из «Безмолвного света». Большое количество самоповторов, и стилистических, и тематических, — одна из самых частых претензий к фильму, однако и на это можно попробовать взглянуть под другим углом. «Наше время» — сумма предыдущих наработок режиссёра, поставленных на службу истории, психологизму, впервые выведенному им на первый план и столь подробно проработанному, самый зрелый его фильм, в котором Рейгадасу удалось наконец найти необходимый баланс между универсальным, узнаваемым сюжетом и языковыми поисками, придающими ему объёмное звучание.
Встав перед камерой, Рейгадас раздваивается на подверженного слабостям персонажа и всесильного автора-демиурга, что замечательно в своей статье описал Андрей Карташов. Подобное расщепление между рацио и чувствами, между субъектом контроля и объектом превосходящих его стихий, между сознательным и бессознательным — вот главный сюжет этой картины. Расколотость и двойственность не сводимого к органической целостности опыта — проходящий через весь фильм лейтмотив. Двойная идентичность европеизированных, включённых в глобальный интеллектуальный дискурс людей совершенно другой культуры, живущих на загородном ранчо среди девственных мексиканских пейзажей и боевых быков, внутренние противоречия между природой человека и его моралью и поступками, диалектика любви и обладания, наконец, само базовое противоречие между романтическим концептом любви и архаической сущностью желания включены здесь в общую симфоническую структуру, главный элемент построения которой — смена дистанции по отношению к происходящему. Это проявляется в том числе и буквально: одни из самых запоминающихся сцен в фильме — неожиданный переход камеры от Эстер, предающейся в машине воспоминаниям о встрече с любовником, к съёмкам работы двигателя и почти десятиминутный, снятый с борта садящегося самолёта план города, во время которого она читает за кадром одно из самых откровенных своих писем.
Подобный кадр мы уже видели у Рейгадаса в «Битве на небесах». В одном из интервью он объяснял его тем, что, когда смотришь из иллюминатора, всё становится относительным. «Наше время» он называет фильмом об относительности любви. Жестокость и любовь тут не то чтобы неотделимы друг от друга, но являются скорее двумя сторонами одной медали — всё зависит от выбранной наблюдателем позиции. И всё же насилие в фильме несомненно присутствует, один из его главных проводников — рациональное мужское требование «цивилизованного» и спокойного разговора о проживаемом женщиной опыте. Этому требованию героиня по мере возможности стремится отвечать, разделяя эти столь важные сегодня интеллектуальные ценности, но за любыми словами стоит превосходящая их правда переживания, которая и может существовать только в виде излишка или нехватки. На протяжении фильма за её фигурой мы всё время ощущаем нечто, что, как бы она ни хотела, не может быть предъявлено в языке до конца. А за «токсичной маскулинностью» — иррациональное и неисполнимое желание обнаружить эту правду во что бы то ни стало.
Кадр из фильма «Наше время», реж. К. Рейгадас
На приостановку классического сопереживания, на вскрытие описанных выше сил здесь работают и все эти сюжетно не мотивированные быки, деревья и закаты, которые некоторых могут и всерьёз утомить, и присущая Рейгадасу стилистическая мешанина (жанровая амплитуда этого фильма скачет от трагедии к комедии и обратно, а некоторые вещи в нём и вовсе выглядят почти пародийно — он всегда был немного варваром). Весь его метод направлен на то, чтобы оставить зрителю пространство для манёвра, дать ему возможность найти свою собственную точку зрения. Единственное, что может по-настоящему разочаровать в «Нашем времени», так это финал, в котором под музыку King Crimson нам внушают, что в глобальном масштабе мир устроен гармонично, несмотря ни на что. Однако тут же вспоминаешь одну из напутственных реплик Хуана, самонадеянно произнесённых в разговоре с сыном: «Иногда жизнь бывает сложной, но в целом она ведь прекрасна». И думаешь — может, всё же опять издевается?
