
В российский прокат вышел «Под огнём» — новый фильм режиссёра «Падения империи» Алекса Гарленда, сработавшегося на проекте с отставным военнослужащим Рэем Мендосой. По сюжету, основанному на реальном случае, группа американских морпехов попадает в осаду средь бела дня в Ираке 2006 года. Почему это минималистичное и обманчиво простое кино — новое слово в жанре военного фильма, рассказывает Павел Пугачёв.
Группа морпехов заворожённо смотрит, а затем весело повторяет танцевальные движения из клипа Call on Me. Скоро им всем будет не до смеха и танцев, хотя и во время начала выполнения боевой задачи прилипчивый мотив этого популярнейшего в нулевые трека будет ещё какое-то время крутиться у них в голове. Большой беды пока ничего не предвещает, но следующий день они запомнят на всю жизнь.
Вроде бы делов-то: занять один дом в спальном районе и присматривать из окошка за живущими тут неподалёку членами запрещённой террористической группировки «Аль-Каида». Но не так идёт сразу всё. Их окружили подступающие со всех сторон боевики с полным арсеналом, подмоги ещё нужно дождаться, а двое солдат лежат с перебитыми ногами. Это Ирак 2006 года. Это реальная история.
«Под огнём» — военный фильм, из которого убрано словно вообще всё, делающее военный фильм военным фильмом.

Во время съёмок «Падения империи» режиссёр Алекс Гарленд подружился с военным консультантом Рэем Мендосой, отставным спецназовцем и непосредственным участником той самой иракской спецоперации: на финальных титрах мы увидим фотографии всех прототипов главных героев. У части из них лица заблюрены: ход наверняка вынужденный, но кажущийся концептуальным.
Хоть в главных ролях харизматичнейшие молодые актёры своего поколения, Джозеф Куинн («Тихое место: День первый»), Уилл Поултер («Солнцестояние»), Чарльз Мелтон («Май декабрь»), Космо Джарвис («Сёгун»), может показаться, что с возложенными на них задачами могли бы справиться и морпехи. За эти полтора часа тут не будет проникновенных монологов про жизнь на гражданке, ссор и братаний, да и вообще каких-либо личных подробностей. Есть только звания и должности. При этом к ним эмоционально привязываешься, и трудно сказать, отчего больше: из-за обаяния артистов, или всему виной драматургия физического сопереживания, когда мы просто не можем не болеть за человека в стеснённых, скажем так, обстоятельствах.
Гарленд проделывает тот же самый трюк, на котором строятся лучшие его сценарные («28 дней спустя», «Пекло») и режиссёрские («Программисты», «Аннигиляция») работы: через упрощение он достигает сложности. «Так толсто, что тонко», — это как раз про него. Всё его кино — это категория «Б», но кропотливой выделки и редкой глубины. Он превращает броские и укладывающиеся в одно предложение идеи в действительно серьёзные и многогранные, но вместе с тем и увлекательные, внешне простые фильмы. Сведённые к одной-двум характерным чертам герои на поверку оказываются как минимум дуалистичными, за проверенными жанровыми схемами кроется действительно свежий взгляд на канон, за лаконичностью формы — пристальное внимание к каждому её аспекту.


«Под огнём» — военный фильм, из которого убрано словно вообще всё, делающее военный фильм военным фильмом. Если бы не кратко поясняющие контекст информативные титры в самом начале, то сложно было бы догадаться, в какой вообще стране происходит действие. Не менее всё туманно с целями и задачами текущей операции: почему именно этот район, этот дом, зачем именно в тот день. Не сказать, что каждый военный фильм должен давать такие подробности, но мы привыкли к тому, что мотивы хотя бы одной из сторон должны быть более-менее прозрачны, а весь происходящий ад должен быть хотя бы не зря. Гарленд тут молчит, и правильно делает. Его герои просто делают свою работу — а лишние вопросы в этой среде задавать не положено.
В «Под огнём» нет ни героического, ни пацифистского пафоса.
Вместо саундтрека — изощрённый, обманчиво «минималистичный» саунд-дизайн сначала с нервным дыханием, задающим ритм, а затем огнестрельной симфонией. (При домашнем просмотре это кино многое потеряет, а соседи либо перепугаются, либо вас возненавидят.) Вместо зрелищности — предельное напряжение на протяжении всех полутора часов. Это редкий военный фильм, во время просмотра которого легко честно себе признаться, что был бы не тем бравым парнем, кто рвётся в штурм первым, а скорее тем, кто истошно вопит не переставая или стоит в полнейшем ступоре, надеясь, что о нём тут все забыли.
Сюжет сводится к тому, как несколько человек в режиме реального времени не могут выйти из дома. С Луисом Бунюэлем тут гораздо больше общего, чем с Оливером Стоуном. Чем пристальнее вглядываешься в реальное, тем более сюрреалистичным оно становится. Сама работа над этим фильмом многое объясняет в его устройстве: Мендоса занимался непосредственно механикой действия, восстанавливал по крупицам тот самый день, объяснял актёрам и группе важность каждого микродействия, Гарленд же всё это фиксировал, структурировал и отсекал лишнее. Практик встретил визионера.

Недооценивать вклад Мендосы не стоит. «Под огнём» состоит из мелочей, которыми военное кино обычно не задаётся. Собственно, из них он и собран. Что делать, если в обстреливаемой комнате забыл важные вещи? Что делать, если в метре от вас упала граната? Как правильно перетаскивать раненых? Почему пластиковые бутылки из-под воды никогда не стоит выкидывать? Как, чёрт возьми, перезаряжать оружие посреди боя? Фильм, разумеется, не сводится к курсам ОБЖ и начальной военной подготовки, но это такой взгляд, которого в более-менее мейнстримном кино, кажется, ещё не было. Взгляд глубоко изнутри. Взгляд, не предполагающий ни героики, ни рефлексии. Взгляд на войну как профессию.
Пресса, разумеется, в замешательстве. Одни видят тут «милитаристскую пропаганду» и «романтизацию войны», другие — «антивоенное высказывание». Думается, тут нет ни первого, ни второго. Гарленд и Мендоса не хотят никого (пере-)убеждать. В «Под огнём» нет ни героического, ни пацифистского пафоса. Это военное кино про одну конкретную ситуацию, а героизм, если ему тут и хватит места, проявляется не в атаке одиночки на танк, а в спасении раненых товарищей, сохранении самообладания в невыносимой ситуации, самом факте выживания. Остался на этом свете и не отправил на тот свет невинных — уже хорошо. С остальным разберутся, как пыль осядет.