Компания «Парадиз» выпустила в широкий прокат картину «Падение» — полнометражный дебют Вигго Мортенсена, известного широкой публике по роли Арагорна в трилогии «Властелин колец». Алексей Филиппов рассказывает о драме, в которой друг друга не понимают, кажется, все. Личное высказывание Мортенсена о вечной проблеме «отцов и детей».
Падают, падают, падают, падают листья. Юный Джон Петерсон (Этьен Келлиси) в жёлтой курточке и красной, как грудь снегиря, шапке с отцом Уиллисом (Сверрир Гуднасон) на осенней охоте. Папа показывает, как держать ружьё, но мальчонка неловко выстреливает — и сбивает утку, Джон бросается в холодную воду за добычей. Уиллис, человек с каменным лицом сантехника или серийного убийцы, следует за ним.
Годы спустя политикой заведует не Кеннеди, а Обама, и уже не Уиллис бросается в омут за Джоном, а ровно наоборот: взрослый сын и успешный пилот (Вигго Мортенсен), счастливый в гомосексуальном браке с американцем китайского происхождения Эриком (Терри Чен), везёт в Калифорнию старика-отца (Лэнс Хенриксен). Тот обзывает всех «шлюхами» и «членососами», не понимает, в самолёте он или дома, сейчас или полвека назад. Это будет долгое падение, наденьте маску сначала на себя, потом на ребёнка.
Режиссёрский дебют Мортенсена — артиста понятно каких ролей и заслуг, семьянина и ценителя искусств — устроен по принципу и стар и млад: немного ретро, немного воздуха 2010-х с обязательным плакатом Обамы на холодильнике; очень терпимый сын, образчик толерантности, воспитывающий с супругом приёмную дочь-латиноамериканку Монику (Габби Вейлс), и вредный в кубе отец, консерватор, гомофоб, за Маккейна голосовал; токсичные отношения, токсичная память, токсичная невозможность что-то изменить; смерть за работой: и не перевоспитаешь, и умрёт — будет грустно.
Прошлое семьи Петерсон тоже разваливается на части, падает на пол, теряется в траве, является Уиллису в воспоминаниях, лишь когда он добирается до туалета. Если бы молодость знала, если бы старость могла. Джон, видевший, как плачет мама Гвен (Ханна Гросс) под Шопена, понимает в причинах брачного коллапса ещё меньше, чем упёртый Уиллис, который уже не помнит, чем первая жена отличалась от второй: в обеих он видел изменщиц и зло.
Всех бесить и пугать — его прирождённый талант: первые слова, которые услышит крохотный Джон, будут сожалением, что Уиллис и Гвен привели его в этот ужасный мир. Кажется, будущий старик правда в это верит, что не помешает ему завести ещё и дочь. Он готов винить в этом всех — от детей до окружающих: вскользь старик полоснёт взрослого Джона намёком на то, что его любовь к матери пробила трещину в браке.
И тут очень санденсовский фильм Мортенсена — личный и отутюженный в одном флаконе — подбирается к тому, что было бы интересно увидеть на самом деле: отчего саднит это сердце, скрытое накопившимся ядом. Да, старик — гомофоб, который между делом третирует сына вопросами, как в армии отреагировали на его гомосексуальность и как часто тот думает о чужих членах. Да, патентованный мизогин, интересующийся у врачей, сколько из медсестёр подрабатывают проститутками. Да, тиран, бросающийся посудой и яйцами, если с ним спорить за столом. Да, обыватель, при виде картин Пикассо шепчущий внучке, что и она так бы смогла. Да, пожилой человек, который уверен, что он всё знает, но в действительности не знает ничего: подводят и память, и здравый смысл. Лишь однажды он упомянет, что его отец был настоящей сволочью, — но тут же натыкается на ярость внуков: мол, сам-то ты кто.
Оттого «Падение» примечательно не геометрически выписанной дихотомией и даже не актёрскими работами: прекрасная Ханна Гросс за пределами мамблкора и сериалов так и не получает более сложной роли, чем «мать», Мортенсен в своей гротескной терпимости напоминает медленно тающую свечу, Сверрир Гуднасон воплощает детский страх и вдобавок пугающе похож на Мортенсена, Лора Линни садится за стол в мастерски подшитой под себя — правда, давно — роли примирительницы. Солирующий Лэнс Хенриксен, когда-то ставший синонимом расчёта в «Чужих», заставляет играть саму старость, выделяясь преимущественно тем, что он тут сам чужой — по отношению к привычным для всего ансамбля амплуа и чётким па.
Дебют Мортенсена примечателен тем, что у нового времени часто нет инструментов, чтобы понять старое. Особенно то, которое не торопится делиться своим миропониманием, избегает так называемого диалога. Даже лорд боди-хоррора и мастер хирургических вмешательств Дэвид Кроненберг, появляющийся в «Падении» в роли проктолога, оказывается беспомощен против такой толстой шкуры.
Режиссёра пугает не то, что он тоже когда-нибудь состарится, не то, что на его лице проступят черты отца, не то, что он может быть «шипаст» по отношению к близким. Кажется, его интригует мысль, что ни добрыми намерениями, ни фестивальными клише не пробьёшь броню, которая десятилетиями ранила тебя. Будешь любить и ненавидеть человека, так и не понимая, откуда и куда тот падает. Как не понимает Уиллис, зачем маленький Джон использует мёртвую утку как игрушку в ванной, как не понимает его длинных волос и вкуса в еде (да и в мужчинах).
Гравитация дарит нам уверенность, что подстреленная утка обязательно шмякнется на землю. Что сила притяжения — самая стабильная на свете штука. Но если перевести эту формулу с физики и небесных тел на людей, то притяжение двух человек может образовать не контакт, не столкновение, а два параллельных падения в нору непонимания.
