В российский прокат выходит фильм Мари Кройцер «Корсаж» с блистательной Вики Крипс, удостоенный награды за лучшую женскую роль в секции «Особый взгляд» на 75-м Каннском кинофестивале. «Корсаж» — фильм-погружение в нерассказанную историю об одном годе из жизни австрийской императрицы Елизаветы Баварской по прозвищу Сисси с 1877 по 1878-й. Кройцер и Крипс деконструируют растиражированный образ Елизаветы. Подробнее читайте в материале Карины Назаровой.
Богатая биография Елизаветы служила материалом для нескольких кинематографических и телевизионных (и даже мультипликационных) фантазий о её жизни, однако в них образ королевы лишь эстетизировался и исследовался как исторический прецедент, как в случае трилогии 50-х «Сисси» Эрнста Маришки. Кройцер, напротив, старается выявить брешь между сконструированным историками и режиссёрами образом королевы и её возможной реальностью. Она лихо дестабилизирует сакральность королевской фигуры и уточняет ментальные детали её опыта. Опыта женщины, чья красота была и славой, и проклятьем. Чья роль сводилась к существованию в качестве прелестного амбассадора величия короны.
Поначалу кажется, что фильм посвящён возрастному кризису Елизаветы — ей исполнилось 40 лет, что знаменует закат её молодости. Но всё не так просто. Концептуально «Корсаж» рисует линию становления боли и освобождения женщины, которая оказалась запертой в не подходящей для неё роли, образе и исторической эпохе, словно в сдавливающем дыхание корсете.
Сюжет складывается из описания нескольких событий из повседневности королевы, которые аккуратно раскладываются на параграфы: надоедливые выходы в свет, прогулки на лошадях, уроки фехтования, забота о детях, путешествия в соседние графства. Но, помимо прочего, её ежедневную рутину образуют натянутое общение с мужем, нотации от беспокоящихся за неё дочери и сына, затягивание корсета потуже, оскорбительные слухи о её любовных связях, чрезмерное внимание к её внешности, весу и поведению. Елизавету не допускают к важным политическим и стратегическим решениям суверена, под её управление не попало ни одно ведомство. А полноценно расслабиться и наслаждаться праздной жизнью ей не позволяет статус красавицы-королевы при короле. В итоге всё, что ей остаётся, — поддерживать свой образ изнурительными упражнениями и диетами, смиряться с нереализованными духовными и телесными желаниями.
Удивительно, что Кройцер сосредотачивается на самых незначительных деталях жизни королевы, намеренно упуская из виду известные факты о её трагической судьбе: садистку-свекровь, смерть дочери, самоубийство сына. Для режиссёрки было важнее выстроить психологический портрет Елизаветы при помощи аналитического связывания реальных фактов из воспроизводимых королевой действий по поддержанию красоты с их возможными последствиями для её ментального здоровья, обнаружить в поведении Елизаветы ситуативные протесты, игриво подрывающие абсолют и холод монархии.
Визуально фильм вытягивает из этого пересказа незначительных событий внутреннюю глубину испытываемых героиней чувств, помещая Елизавету в маленькие комнаты с низкими потолками, где её величественной фигуре не хватает места. В уютные усадьбы с обшарпанными старыми стенами, символизирующими не то приближающийся крах института монархии, не то крах иллюзий о первенстве внешней красоты по отношению к внутреннему содержанию. Порой камера занимает место отсутствующей фигуры мужа, располагаясь на другом конце длинного обеденного стола напротив королевы.
Важным акцентом «Корсажа» является линия с домом для душевнобольных, который Елизавета периодически посещает по долгу службы. В домах безумия она встречает отражения своего расщеплённого «я», и это оказывается сильной метафорой вынужденного исключения тревоги и ментальных проблем королевы ради игры в статный образ. Героиня задерживается в пространстве клиники, окидывая взглядом, как другие женщины, захваченные своим безумием и горем, молчат, пока за них говорит психиатр-мужчина. Одну из женщин, переживающую траур по умершей дочери, чьё перенапряжение в теле мешает ей разрыдаться от боли, поместили в холодную ванну на несколько часов. В общей палате к одной из кроватей, окружённой клеткой, привязана женщина, бьющаяся в истерическом припадке. Третья резидентка клиники страдает меланхолией и заворожённо всматривается в волшебное лицо королевы. Эти расположенные в других женских телах симптомы абсорбируются и актуализируются в героине, начиная проявлять себя с большей силой с каждой последующей сценой фильма.
В одном из интервью Мари Кройцер призналась, что по аналогии с тем, как Пабло Ларраин обратился к фигуре принцессы Дианы в фильме «Спенсер», она тоже не случайно выбирает мифологизированного исторического персонажа, ведь любой миф — это отличная площадка для всевозможных проекций, а, значит, хороший инструмент для производства высказывания. Через анализ опыта одной женщины из прошлого Кройцер пытается сказать об общих положениях женской идентификации в контексте современности. Для уточнения своей мысли она использует множество анахронизмов и авторских выдумок. Например, когда оставляет на заднем плане вёдра и швабры. Или придумывает знакомство Елизаветы с изобретателем хронографа Луи Лепренсом, позволяя этой женщине сойти с десятков своих портретов и подурачиться на камеру, стать, наконец, подвижной.
Кройцер также решает трансформировать песню Мика Джаггера и Кита Ричардса As Tears Go By в исполняемою арфисткой балладу, что стирает противоречие между двумя историческими эпохами и помогает выразить переживания и расщеплённость героини посредством проникновенных строк: «Улыбающиеся лица вижу я, но они не для меня» («Smiling faces I can see… But not for me»).
Под чутким женским взглядом Мари Кройцер, благодаря операторским рукам Юдит Кауфман и выразительной игре Вики Крипс новое экранное прочтение Елизаветы Баварской получилось в наивысшей степени эмпатичным, честным и освобождающим событием.
