30 мая на Netflix вышел криминальный детектив «Эрик» с Бенедиктом Камбербэтчем о пропаже ребёнка на фоне всплеска преступности в Нью-Йорке. Крепкий увлекательный сюжет, отличные актёрские работы, насыщенная драматургия и стильное изображение неминуемо напомнят российскому зрителю драму «Нелюбовь», смешанную с эстетикой культовых американских картин. Кинокритик Валерия Косенко рассказывает, на что сериал стремится быть похожим и почему это ему не удаётся.
Нью-Йорк, 80-е. Город утопает в преступности, улицы — в мусоре, а тысячи бездомных расселены по подземным лабиринтам метро и канализации. На фоне массового коллапса правоохранительной системы в семье известного кукольника и создателя детского телешоу Винсента (Бенедикт Камбербэтч) случается несчастье: его девятилетний сын Эдгар (Иван Моррис Хоу) пропадает без вести по пути в школу. Расследовать исчезновение мальчика берётся детектив Майкл Ледройт (МакКинли Белчер III), связывающий пропажу Эдгара с громким делом о детской проституции.
Пока мать мальчика Кэсси (Габи Хоффманн) всеми силами пытается вернуть сына, Винсент медленно сходит с ума на фоне выпивки и рецидива: незадолго до исчезновения Эдгар придумал ростовую куклу для маппет-шоу, рисунки которой Винсент находит в состоянии раздрая и невменяемости.
С тех пор лохматый монстр по имени Эрик — постоянный спутник Винсента, озвучивающий его страхи и толкающий в бездну самобичевания и разрушения.
«Эрик» — образцовый детектив в духе тру-крайм Netflix Original: увлекательный, противоречивый и страшно конъюнктурный. Несмотря на то что история повязана на расхожем инфернальном образе Нью-Йорка, сериал преимущественно британский. Автором сценария выступила Эби Морган (по чьим воспоминаниям и складывалась атмосфера города) — её последними известными работами были «Стыд» и «Железная леди», а режиссёром — Люси Форбс, прославившаяся на подростковом драмеди «Конец ***го мира». Продюсером проекта также выступил и исполнитель главной роли Камбербэтч, разбавив своим участием цельное женское комьюнити.
Кино любит парадоксы. По этой причине профессия клоуна, детского аниматора или даже стендапера зачастую соприкасается с чем-то демоническим, противоестественным или как минимум незаконным (начиная с сюжетов о суперзлодее Джокере и заканчивая последним нетфликсовским хитом «Оленёнок»). Камбербэтч в образе «короля комедии» Винсента (почти наверняка списанном с Джима Хенсона) здесь явно к месту. Его герой переживает сразу несколько состояний психической нестабильности — своеобразных отклонений от нормы, по долгу службы требующей от персонала вечную радость и приветливость. Сначала Винсент сводит окружающих с ума своим взрывным сумасбродством, затем — алкоголизмом и, наконец, помешательством.
Испытывая мощное чувство вины перед сыном, который, как он уверен, не пропал, а сбежал, Винсент одержим идеей протащить на шоу нового героя — выдуманного Эдгаром басистого монстра Эрика (внешне сильно напоминающего Джеймса Салливана из «Корпорации монстров»), после чего мальчик непременно захочет вернуться домой.
Одержимость Винсента не выглядит такой уж странной, учитывая его собственные проблемы во взаимоотношениях с равнодушным отцом-филантропом. Все мужчины в сериале так или иначе испытывают на себе издержки довлеющего патриархального влияния, носителями которого рано или поздно сами же и становятся. Детектив Ледройт, чья линия в один момент переходит на первый план повествования, в одиночку выступает против коррумпированной системы, возглавляемой грубыми (и характерно плоскими) примерами носителей мейл гейза. Обделённый родительской любовью Винсент вряд ли планировал стать самовлюблённым папашей, увлечённо питчингующим девятилетнего сына. Но стал им.
Зло многолико: проблема никудышных отцов, готовых во что бы то ни стало выигрывать у собственного ребёнка, уравновешена с повсеместным засильем нищеты, проституции и наркопритонов.
«Эрик» мог бы быть отличным детективом или даже бадди-муви, если бы однажды не свернул в сторону остросоциальной драмы — так же, как Винсент превратил детский праздник в политическую карикатуру. Незавидный имидж мегаполиса, прозванного «большим гнилым яблоком», создали лучшие американские кинематографисты 80-х, от Фридкина до Скорсезе. Однако образ инфернального Нью-Йорка, утопающего в грязи и пороке, тяжеловато клеится с натужным оптимизмом и куклами-галлюцинациями — самой слабой сюжетной линией сериала, несмотря на отличную актёрскую игру Камбербэтча.
Избавившись от главной интриги за несколько серий до финала, создатели и вовсе сменили курс на откровенную безнадёгу, после которой так же легко вынырнули к берегам солнечного оазиса. Вероятно, приторность в финале призвана смягчить беспросветную депрессию шести серий, однако в итоге лишь добавила эффект волшебной таблетки.
Впрочем, чудо случается — хорошие отцы тоже.
