В российский прокат вышел фильм «Петрополис» — история про то, как люди вступают в контакт с инопланетными силами, которые начинают советовать человечеству, как им разрешить их проблемы и сохранить жизнь на Земле. Главный герой (учёный) весь фильм пытается попасть на сеанс контакта, чтобы изучить инопланетян и предугадать их мотивы. КИНОТВ поговорил со сценаристом фильма Кириллом Фокиным об источниках вдохновения, недоверии людей, злых и добрых инопланетянах. Осторожно, в интервью содержатся спойлеры к фильму.
Как в «Алисе в Стране чудес»: не знаешь, с чего начать, начни с начала. Как появилась идея «Петрополиса»? Что вас подтолкнуло? Это, может быть, была какая-то книга, фильм или просмотр новостей? Я имею в виду, не самого фильма, а именно сценария, потому что, как я понимаю, «Петрополис» — это же изначально спектакль «2016», который вы ставили с Валерием Фокиным в Александринском театре?
Изначально это вообще повесть, прозаический текст, «Огонь». Книга вышла в 2016 году и уже не имеет практически ничего общего с фильмом. История прошла довольно интересную эволюцию от повести, потом был спектакль, в котором я сделал инсценировку, и она уже довольно сильно отличалась от изначального текста, а потом уже, после того как спектакль зажил отдельно, мы его свозили в Японию, возникла идея сделать кино. И когда я стал писать сценарий, я, конечно, использовал какие-то элементы повести и спектакля, но это уже совершенно отдельные три истории, которые объединяют герои.
Если говорить про источники вдохновения, то я могу назвать двух авторов. Первый — это Филип Дик, знаменитый фантаст. Он, с моей точки зрения, один из самых выдающихся писателей XX века. Для него фантастическое присутствовало одновременно на разных уровнях. Как, например, в случае «Петрополиса», что существуют инопланетяне, сверхсильные, сверхмогучие, которые находятся в контакте с жителями Земли. Но такая идея для него никогда не стала бы основой и стержнем сюжета. Стержень — реакция людей на их существование в особом мире, в мире альтернативном, в фантастическом мире. Людские истории облучены фантастическими событиями. Вот эта штука была и в повести, и в спектакле. Она осталась и в кино, потому что главный герой не является героем в полном смысле слова. Он не участвует напрямую в этих событиях, он постепенно подбирается к ним.
Второй писатель, которого я очень люблю, — это Артур Кларк, у него есть роман «Конец детства», по нему вышел сериал несколько лет назад. Идея, что человечество находится в процессе эволюции и мы не понимаем, каким будет наше дальнейшее развитие. Человек ограничен своей черепной коробкой, своим коротким опытом.
Это буквально то, что говорит герой фильма в самом начале.
Конечно. Фильм этому тоже посвящён, что есть вещи, которые понять невозможно.
Кинематограф и литература довольно долго учили тому, что инопланетные гости и товарищи чаще всего несут в себе угрозу. Конечно, все эти представления были из-за страха. Но вы выбираете линию, что инопланетяне и высшие силы могут нести добро. И как раз в это и не могут поверить все герои. Они привыкли к угрозе.
Люди же не доверяют не потому, что они воспитаны в культуре, в которой НЛО — зло. Они не доверяют, потому что они сами такие. Они проецируют свою логику на логику других существа. В этом плане люди друг другу не доверяют, в этом главная проблема.
Про инопланетян мы ничего не знаем, а про людей — всё: что они бывают хорошими, бывают злыми.
И мы понимаем, что даже со злыми людьми можно в каких-то коридорах наладить сотрудничество. Это возможно, вся человеческая история это доказывает. Но всё равно раз за разом мы от этого отказываемся в силу своих эмоциональных и психических проблем, герой тоже об этом говорит. Мне кажется, проблема не в том, что инопланетяне добрые или злые, в конце концов, в фильме, если вы обратили внимание, тоже нет никаких прямых указаний на их реальные побуждения. Герой пытается в этом разобраться, у него это не получается.
Но почему я так поняла: вы в «Петрополисе» показали, что инопланетяне не несут зло, когда герой проговаривает, что они предотвратили ядерную войну во время холодной. И это как раз-таки располагает зрителей к идее, что они не хотят смерти человечества. И это говорит сам герой: они нас уберегли. А после лидеры стран и люди, оказывается, банально не могут поверить, что кто-то не желает им зла. Они ищут двойные мотивы, угрозу, выгоду для другой стороны.
Всё правильно, да. Но главная идея была в том, если смотреть с точки зрения философской и чисто сценарной, чтобы сохранить вот эту амбивалентность, сохранить некий баланс между тем, что вам будто бы всё с самого начала понятно, и тем, что всё равно приходится задуматься: может, они просто хотят использовать человечество для чего-то другого? Это уже отсылает к Артуру Кларку и роману «Конец детства». Поэтому здесь с точки зрения сценарной просто была задача оставить эту степень неопределённости до конца, коридор для интерпретаций.
Почему вы решили основное действие фильма распределить между Америкой и Японией, а финал поместить в Петербург?
Ну потому что Америка, Япония и Россия, если смотреть на глобус, точки очень разной культуры, которые равноудалены друг от друга. Ещё упоминается, что четвёртый корабль висит в Австралии, чтобы создать такую сетку по всей Земле. Мне казался этот момент важным, чтобы не делать из этого русскоцентричную историю, о которой, кстати говоря, были разговоры, когда начинали разрабатывать кино. У некоторых продюсеров была идея, что можно всё действие перенести в Россию. Но для того чтобы действие разворачивалось в России, должна быть принципиально другая история, потому что тогда контакты с инопланетянами должны быть под контролем ФСБ. А это куда более мрачно. А так — это какая-то глобальная, универсальная, общечеловеческая история, и по киноязыку, кстати говоря, и по местам действий.
Почему самой неприемлемой просьбой инопланетян для человека стала мысль о глобальном разоружении и уничтожении ядерного оружия? Много лет контакт строился хоть на каком-то принятии того, что говорят гости из другого мира. А здесь не сработало.
А вам как показалось?
Герои говорят фразу, что человечество просто не может жить без войны. Но мне кажется, это бред.
Это, безусловно, бред. Но если вы обратите внимание, их не всегда всё устраивало, их довольно часто раздражали «советы» инопланетян. А сцена с мировыми лидерами построена таким образом, что начинают они с отстранённых, полуфилософских соображений типа «человек не может без войны».
Но не потому, что кто-то в это верит, а просто потому, что, когда человек говорит такую фразу, он как бы оправдывает некоторые свои взгляды.
Поэтому они начинают вот с этого, а потом переходят к тому, что накидывают друг другу аргументы, начинают себя накручивать и убеждать. И у них возникает мысль, что инопланетянам нужен полный контроль.
На премьере фильма Валерий Фокин сказал, что команда сначала сомневалась, стоит ли снимать фильм в условиях глобальной пандемии.
Изначально мы планировали снимать всё вживую, отбирали локации. В Японии, в Америке. Съёмки планировались на лето — август-сентябрь. Но стало ясно, что мы никуда не поедем, это будет невозможно. И тогда у нас просто возникла идея, поскольку изначально это театральная история, построенная так, что всё происходит в комнате для допроса, а потом герой в своих воспоминаниях возвращается в прошлое, мы приняли решение построить этот длинный коридор, по которому он перемещается. В принципе, это было проще, потому что такой ход предоставляет больше свободы для творчества.
Съёмки в Японии очень напоминают «Бегущего по лезвию» Ридли Скотта. В Америке — «Начало» Кристофера Нолана. А вот петербургская история, как вам кажется, куда стилистически зрителя отсылает?
Я бы сказал, что здесь не было идеи отсылать к какому-то режиссёру. Мне кажется, что отец скорее хотел обратиться к русской классике, к Петербургу Достоевского и Гоголя. Тот же макабрический карнавал перед разгаром глобальной, страшной войны. Это такой Петербург, который свойственен его спектаклям (Валерий Фокин — театральный режиссёр, художественный руководитель Александринского театра. — Прим. ред.).
Планируете ли дальше продолжить свой путь в кино?
Работать в кино очень интересно. Театр, кино, литература — мне очень интересны переходы, пересечения между этими тремя областями. Одни и те же вещи можно выразить вообще по-разному. Это захватывает.
