По следам «Сёгуна»: как главный сериал года бороздит волны истории кино

Финальный абзац нашей рецензии на «Сёгуна» очень плохо состарился — создатели всё же вынудили фанатов годами ждать продолжения. Первый сезон с триумфом покинул премию «Эмми», унеся рекордные 18 статуэток. Второй же сезон выйдет не раньше конца следующего года. Это время нам нужно как-то пережить.

Сегодня мы приглашаем вас в путешествие по следам главного сериала года. Но расскажем мы не об истории его создания, а о доброй сотне отличных фильмов, что проложили «Сёгуну» дорогу к всеобщему признанию.

Поднять паруса!

Как история «Сёгуна» начинается с голландского судна, прибившегося к берегам Японии, так и страсть Джеймса Клавелла к творчеству началась с воспоминаний старших родственников о море. Сын и внук морских офицеров, будущий писатель вырос на рассказах о портовых городах Азии, сквозь которые вкушал экзотику далёкой культуры.

В юношестве Клавелл наверняка застал в кино ранние шедевры жанра камзола и сабли — «Одиссею капитана Блада» (1935) и «Морского ястреба» (1940). Главные роли в обоих фильмах сыграл герой-любовник Эррол Флинн, а снял их Майкл Кёртис, вошедший в историю как режиссёр нетленной «Касабланки» (1942).

В путь по следам «Сёгуна» мы отправимся кораблём. Вместе с нашим судном из порта выходит фрегат Его Величества «Сюрприз» — на борту его Рассел Кроу в образе бравого капитана Джека Обри, Пол Беттани в роли его верного друга-доктора Стивена Мэтьюрина и сплочённый, как семья, разномастный экипаж. «Сюрпризу» от нас в другую сторону — на съёмки «Хозяина морей: На краю Земли» (2003) Питера Уира, самого захватывающего морского приключения на нашем веку.

Проплывая через Атлантику, мы встретим по пути немецкую «Подводную лодку» (1981) Вольфганга Петерсена. Матёрый капитан-лейтенант, чьего имени никто не знает, выглянет из люка, чтобы устало отдать нам честь из-под белого козырька. Любознательные кинопутешественники — не его добыча.

Без происшествий мы доберёмся до необитаемого острова, где брутальный Ли Марвин и яростный Тосиро Мифунэ с кровавым боем пытаются преодолеть языковой барьер. Они снимают «Ад в Тихом океане» (1968) Джона Бурмена, оставим их наедине.

Флагманом же этой категории мы назначим самый кассовый фильм в истории Южной Кореи — военно-морской эпик «Битва в проливе Мёнрян» (2014). Эта картина рассказывает о главном сражении великого флотоводца Ли Сун-сина — корейского народного героя и конструктора первых в мире броненосцев. В Мёнряне за пару лет до событий «Сёгуна» он дал отпор японской флотилии из трёх сотен кораблей, когда сам командовал всего двенадцатью.

Первый час зрителя знакомят с предпосылками сражения и его героями. Создатели не жалеют хронометража ни на адмирала, ни на его солдат. Они не боятся, что раскачка покажется слишком долгой, ведь та с лихвой окупит себя, когда в пылу битвы в глазах зрителя будет мелькать не безликая массовка, а череда знакомых лиц. Многих персонажей даже не нужно представлять по имени — они прорисованы настолько точными мазками, что все остроты про «азиатов на одно лицо» мгновенно сойдут на нет. Чётко поставленные задачи каждого солдата и их боевая синергия наполняют «Битву в проливе Мёнрян» ценностью, какую редко встретишь в голливудских боевиках. А ценность эта озлащает каждую минуту сражения, которое длится битый час.

Самурайский эпос

К счастью, на дворе 2024 год, и наша экспедиция может скоротать плавание за просмотром самурайского кино. Те из нас, для кого «Сёгун» стал первым погружением в жанр, начинают с азов и открывают для себя шедевры Акиры Куросавы: его тямбара-дилогию «Телохранитель» (1961) и «Отважный Сандзюро» (1962); «Расёмон» (1950), перевернувший представления о сценарном ремесле; мрачно-шекспировский «Трон в крови» (1957); юморных «Трёх негодяев в скрытой крепости» (1958), без которых не случилось бы «Звёздных войн», — и, конечно, «Семь самураев» (1954), без которых не случилось бы вообще ничего, что есть в современном развлекательном кино.

Те, кому Куросава кажется слишком очевидной опцией, выбирают других авторов. Например, Кэндзи Мидзогути — самого японского из великих режиссёров, на которого западная культура повлияла несоразмерно меньше, чем на Ясудзиро Одзу или того же Куросаву. Двумя вершинами фильмографии Мидзогути считаются притча о жадности и призраках «Сказки туманной луны после дождя» (1953) и душераздирающая семейная трагедия «Управляющий Сансё» (1954). Сам режиссёр, которого до боли волновала тема женских несчастий в мужском мире, считал своей лучшей работой «Жизнь куртизанки Охару» (1952).

Смотря «Врата ада», больнее всего представлять, какими красками пестрели съёмочные площадки тех японских шедевров, что остались в монохроме. К счастью, когда жанр дзидайгэки дожил до своей абсолютной вершины, цвет в кино перестал быть проблемой.

К съёмкам «Ран» (1985) Акира Куросава приступал практически ослепшим. Мастодонту режиссуры, что жизнь положил на выстраивание мостов между кино Востока и Запада, оставалось надеяться на огромную пачку акварельных раскадровок и компетентность ассистентов. Ничего грандиознее Куросава прежде не снимал — даже свою предыдущую трёхчасовую эпопею «Тень воина» (1980) он считал лишь генеральной репетицией предстоящего фильма.

Если в «Сёгуне» зритель видит планомерную работу по объединению страны, то «Ран» огненными красками рисует крах мечты о единстве. Сюжетно это шекспировский «Король Лир», переложенный на реальную историю Японии. Стилистически это многоуровневый ад. Бескрайнее, полыхающее поле братоубийственной войны. И вместе с тем — персональный котёл для старого лорда Хидэторы (его сыграл великий Тацуя Накадай, чьё имя в этом тексте мелькнёт ещё раз -дцать), который лишь под закат жизни встретился лицом к лицу с последствиями своих грехов.

И вот, приближаясь кораблём к южным берегам, мы видим вдалеке белоснежную вершину горы Фудзи. У её лесистых подножий, обдуваемых всеми ветрами японских островов, и проходили съёмки «Ран». А то, как Куросава покорил эти ветра своей режиссёрской воле, сделав их ещё одним танцором в ансамбле апокалипсиса, восхищает в этом фильме сильнее всего.

Наивным взглядом южного варвара

Вот мы и прибыли. Перед нами она — страна одиноких трудоголиков в неоновых городах, страна цунами и землетрясений, электропоездов и сити-попа, кошкодевочек и кошкомальчиков, уникального языка и странных телепередач, страна выжившего язычества, лёгкого расизма и военных преступлений, о которых спустя 80 лет как-то не принято вспоминать.

Сколько ярлыков ни наклей на Японию, начитавшись о ней в Интернете или насмотревшись в голливудском кино, она так и останется страной, где живут такие же люди, как и везде, — разве что чуть более очарованные скоротечностью вещей. Своей неповторимой культурой японцы рассказали о себе предостаточно. Но что о них все эти годы рассказывали те, кто смотрел со стороны?

Первым значимым голливудским фильмом о Японии мы назовём «Дом из бамбука» (1955) Сэмюэла Фуллера — редкий пример цветного классического нуара, снятый к тому же на натуре в Токио. Следом шла «Сайонара» (1957) с Марлоном Брандо — мылодрама из породы «оскаровский лауреат, о котором сегодня никто не вспомнит». Но, что здорово, один из этих «Оскаров» ушёл второплановой актрисе Миёси Умэки — первой азиатке, удостоенной такой чести.

60-е годы для американо-японских киноотношений прошли тихо, отметившись разве что военной драмой «Только отважные» (1965) — единственной режиссёрской работой Фрэнка Синатры, на съёмках которой тот чуть не погиб под отбойной волной.

Зато начало 70-х индустрия встретила аж двумя международными кроссоверами. Первым был военный эпик «Тора! Тора! Тора!» (1970) — визуальная энциклопедия о нападении на Перл-Харбор, с размахом снятая двумя отдельными бригадами: японской и американской. Вторым был вестерн «Красное солнце» (1971), объединивший под одним небом самурая Тосиро Мифунэ, «самурая» Алена Делона и ковбоя Чарльза Бронсона, а вместе с ними и первую девушку Бонда Урсулу Андресс.

Увы, при всей беспрецедентности оба фильма прозвучали тихими отголосками старой киношколы. «Тора!..» отдалась прощальным эхом классических студийных эпиков, а «Красное солнце» ушло в закат эры спагетти-вестернов, напоследок придав ей привкус сырой красной рыбы.

В эпоху Нового Голливуда, полного молодой и дерзкой крови, японская эстетика заинтересовала лишь легендарного сценариста Пола Шредера и его брата Леонарда. Вместе они написали гангстерский триллер «Якудза» (1974), вверив постановку маститому ремесленнику Сидни Поллаку.

Многим позже неоновая экзотика восточного криминала вернётся на Запад с «Чёрным дождём» (1989) Ридли Скотта, чьи герои (американские полицейские в Осаке) будут прятать в дожде не слёзы, а раздражение уставом чужого монастыря.

Абсолютным художественным прорывом обернулась ещё одна работа Пола Шредера — его главный режиссёрский триумф под названием «Мисима: Жизнь в четырёх главах» (1985). Фильм о жизни, творчестве и яркой смерти японского писателя Юкио Мисимы отличился уникальным визуальным языком, где жизнь показана в эстетском монохроме, дорога к смерти — в строгом цветном изображении, а творчество (экранизации отдельных сцен из романов писателя) — в экспрессионистских павильонных съёмках.

Художники-постановщики и костюмеры свою работу знали на отлично, но сценаристам до достоверности дела не было совсем. Взять хотя бы сцену, когда советник молодого и здравствующего императора Муцухито представляет его именем «Мэйдзи», которым того по старой традиции стали нарекать лишь после смерти.

Нелояльный зритель запросто упрекнёт создателей «Последнего самурая» в синдроме белого спасителя. Хотя по факту герой Круза спасает лишь себя, а для Японии остаётся не более чем бессильным свидетелем смены эпох. И как бы «Последний самурай» ни пытался идеализировать феодальный строй, его падение пошло стране только на пользу.

Впрочем, даже столь развесистую сакуру японская публика приняла с любовью. Возможно, потому, что сказочный исторический облик в разы привлекательнее той реальности, которая господствовала в японском Средневековье и Новом времени. Но об этом в следующей главе.

Чем радовали южные варвары после «Последнего самурая» и чем ещё порадуют:

• «Мемуары гейши» (2005) — ещё одна порция развесистой сакуры, на этот раз с закосом под женскую аудиторию. В своё время кастинговые решения фильма (взять известных китаянок на ведущие роли японок) ругали все, кому не лень.
• «Письма с Иводзимы» (2006) — военная драма Клинта Иствуда, рассказывающая о битве за остров Иводзима с точки зрения японских солдат. Одновременно с «Письмами» Иствуд выпустил «Флаги наших отцов», рассказывающие о тех же событиях с американской перспективы. Японскую часть дилогии публика приняла с куда большей теплотой.
• «Быстрее пули» (2022) — комедийный боевик с Брэдом Питтом, вобравший яркие архетипы из западных и восточных криминальных жанров. Путешествие поездом как основа всего прекрасного, что есть в кинематографе, прилагается.
• «Голубоглазый самурай» (2023–) — боевой мультсериал о воительнице-полукровке, что жаждет отомстить гайдзинам, из-за которых она стала изгоем. Когда «Сёгун» выигрывал «Эмми» за лучшую драму, «Голубоглазый самурай» отвоевал награду за лучшую анимацию.
• «Призрак Цусимы» — предстоящая экранизация одноимённой видеоигры о монгольском нашествии на Японию. Действие происходит на пограничном острове Цусима, который чуть ли не в одиночку защищает самурай, вынужденный поступиться кодексом бусидо. В кресле режиссёра — Чад Стахельски (серия «Джон Уик»). Хироюки наш Санада, по слухам, сыграет одну из ключевых ролей.
• «Амура» — не голливудский, а российский сериал об ММАшнице, намеренной вырвать сестру-близняшку из лап якудза. Роли сыграли Алёна Михайлова, Юрий Колокольников, снова Алёна Михайлова и ряд японских актёров.

По ту сторону бусидо

Сегодня, прогуливаясь по чистым улочкам японской провинции, сложно представить, что ещё 200 лет назад человеческая жизнь здесь мало отличалась от выживания животного. Голод и разруха доводили крестьян до такого отчаяния, что старики нередко уходили умирать в горы или леса, лишь бы не висеть обузой на шее у родных. Если старики не решались уйти самостоятельно, их на своём горбу уносили сыновья, что порой могли выбросить по дороге и новорождённого внука.

Бедам японского крестьянства особенно сопереживал режиссёр Канэто Синдо. В 1960 году он снял семейную трагедию «Голый остров», примечательную полным отсутствием диалогов. Две его следующих работы в своём жестоком релизме всё сильнее уходили в жанр хоррора. Но если события знаковой «Женщины-демона» (1964) ещё можно объяснить голодным безумием, то в «Чёрных кошках в бамбуковых зарослях» (1968) орудуют вполне осязаемые духи убитых женщин, жаждущих отмщения.

Исторически достоверным самураям тоже жилось несладко. Особенно ронинам, которым не повезло остаться без хозяина, а значит, и без средств к существованию. Но простолюдинам, вставшим на пути у этих ронинов, приходилось хуже.

Чем ближе японское кино подбиралось сквозь 1960-е, тем с большей лёгкостью оно развенчивало мифы о самурайском благородстве. В эти годы режиссёр Кихати Окамото снял два своих главных фильма: «Меч судьбы» (1966) и «Убей!» (1968). Оба — боевики, в обоих сыграл японский Оливье/Брандо/Де Ниро (нужное подчеркнуть) Тацуя Накадай, но всё же фильмы отличаются, как небо и земля. «Меч судьбы» мрачно повествовал о самурае-социопате, что одновременно решает и множит проблемы путём беспорядочной резни. «Убей!» же с изрядной долей чёрного юмора игрался с клише самурайского жанра, доводя до абсурда что жестокость, что претензии на благородство.

Ничего, кроме удушающего мрака и кровавого угара, не осталось в «Демонах» (1971) авангардиста Тосио Мацумото — картине о нищем ронине и гейше, которая обманом присвоила его последние деньги. По схожему пути пошла и рождённая для одной лишь мести «Госпожа Кровавый Снег» (1973), что вдохновила Квентина Тарантино на создание «Убить Билла».

Под иным, более лиричным углом на тяготы старой Японии смотрит трилогия о самураях Ёдзи Ямады. Главную роль в её первой главе, драме «Сумрачный самурай» (2002), исполнил хорошо нам знакомый Хироюки Санада. Его герой — самурай и вдовец настолько бедный, что ему приходится продать свой меч, чтобы оплатить похороны жены. Со стыдом пряча в ножнах бамбуковую подделку, он изо всех сил старается остаться хорошим отцом и сыном, стоически снося всё новые удары судьбы.

И здесь мы подходим к сильнейшему фильму во всём этом сборнике. Если не сказать, что во всём японском кино. Если не сказать, что во всём кино вообще.

Ко двору благородного самурайского дома приходит старый ронин Хансиро Цугумо (Тацуя Накадай) с просьбой разрешить вспороть себе живот на территории их поместья. Глава клана, наученный опытом с предыдущим просителем, ронину не доверяет — не исключено, что тот, как и многие другие, пришёл давить на жалость в поисках нового хозяина. Свои мотивы у Хансиро и правда есть, но вовсе не такие поверхностные.

Большего о сюжете «Харакири» (1962) знать не нужно, ведь сразу после краткой завязки фильм обрушит на зрителя первый из десятка зубодробительных сюрпризов. Абсолютно гениальный сценарий заворачивает историю в многослойную детективную структуру, каждая тайна которой вскрывается всё с большей болью и всё глубже погружает в пучину беспросветной трагедии.

Сегодня «Харакири» уверенно держит первое место в топе-250 Letterboxd — самом актуальном и разнообразном кинорейтинге, сформированном из оценок простых зрителей (в противовес закостенелым топам IMDb и «Кинопоиска»). И если про приевшийся «Побег из Шоушенка» большинство скажет: «Кино отличное, но точно не топ-1», то месту шедевра Кобаяси хочется лишь молча хмуро кивнуть.

Directed by James Clavell

Почему вообще «Сёгун» так удачно лёг аж на две экранные адаптации? Потому, вероятно, что между военной и писательской карьерами Джеймс Клавелл успел состояться в киноиндустрии, что определило становление его размашистого литературного стиля.

В Голливуде Клавелл дебютировал как сценарист «Мухи» (1958) — олдскульного фантастического хоррора, из которого позже родится одноимённый, но кардинально отличный ремейк Дэвида Кроненберга. Следом пошёл сценарий к «Большому побегу» (1963) со Стивом МакКуином — той самой истории из лагеря для военнопленных (да, снова), на главную роль в которой безуспешно пробовался Рик Далтон из «Однажды в… Голливуде» Квентина Тарантино.

Главным же экранным успехом Клавелла стала срежиссированная им картина «Учителю, с любовью» (1967) с Сидни Пуатье — сентиментальная драма о темнокожем учителе, отыскавшем подход к неуправляемым старшеклассникам. Внезапный кассовый бум (при бюджете в $600 тыс. фильм собрал кассу в $42 миллиона) принёс Пуатье гонорар, о котором даже самые белые из звёзд 60-х могли только мечтать. Перед Клавеллом же открылась дорога к его крупнейшему режиссёрскому замыслу, что обернулся грандиозным провалом.

Историческая драма «Последняя долина» (1971) переносит зрителя в Европу XVI века, раздираемую Тридцатилетней войной (1618–1648) между католиками и протестантами. Вместе с учителем Фогелем (Омар Шариф), бегущим от гибели куда глаза глядят, зритель попадает в альпийскую деревушку, что чудом осталась нетронута разрухой. Но теперь здешняя идиллия под угрозой, ведь вслед за Фогелем в долину пробирается свора бродячих наёмников во главе с беспощадным Капитаном (Майкл Кейн).

Увы, уже на выходе «Последняя долина» выглядела безбожно устаревшей. Особенно на фоне свежей поросли Нового Голливуда, которая в том же 1971 году разразилась такими авторскими (и в разы менее дорогостоящими) хитами, как «Французский связной» Уильяма Фридкина и «Последний киносеанс» Питера Богдановича.

У сэра Майкла Кейна, однако, насчёт «Долины» своё мнение.

«Этот фильм — главное разочарование моей карьеры. Не в плане результата, а в плане отклика. Здесь я сыграл одну из лучших своих ролей, которой очень горжусь. Стоит сказать, что в те годы в Северной Ирландии шли религиозные погромы, и этим фильмом я хотел дать понять, какого мнения придерживаюсь обо всех этих религиях. Но для публики это высказывание не значило ровно ничего. Критика тоже оказалась неблагосклонна. Это был тихий ужас, потому как все, включая меня, были уверены, что картину ждёт огромный успех».

Майкл Кейн

Сегодня уделить время «Последней долине» стоит разве что из уважения к творческому пути Джеймса Клавелла — либо ради бездонных глаз Майкла Кейна и Омара Шарифа. Самым же удачным вкладом писателя в большое кино навсегда останется сценарий к «Большому побегу». И на то есть весомая, жизнью вымученная причина.

Пленный

В декабре 1941-го, после нападения японцев на Перл-Харбор, лейтенант-артиллерист Джеймс Клавелл был отправлен на тихоокеанский фронт. Его бесславный военный опыт оборвётся ранением в лицо и тремя годами плена в печально известной тюрьме Чанги, что в Сингапуре. Война закончится победой, пройдут годы, но будущий писатель, вспоминая пережитое, ещё долго будет хранить угрюмое молчание — даже перед самыми близкими.

В 1962 году Клавелл выплеснет накопившееся в свой дебютный роман «Король крыс». Его сюжет развернётся в той самой Чанги, где из пятнадцати заключённых выжить удавалось лишь одному. Уже в 1965-м роман получит одноимённую экранизацию от Брайана Форбса — подзабытую, но по сей день высоко оцениваемую за мрачную атмосферу отчаяния без выхолощенного голливудского героизма.

«Чанги стала для меня не тюрьмой, но университетом. Мои сокамерники славились мастерством во всех сферах: и в честных делах, и на скользких дорожках. Я изучал и впитывал всё, что мог, от физики до подделки документов. Но пуще прочих я изучил искусство выживания — важнейшую из преподаваемых дисциплин».

Джеймс Клавелл в интервью газете The New York Times, 1981 год

Жанр драмы о военнопленных родился во Франции с «Великой иллюзией» (1937) Жана Ренуара. В годы нацистской оккупации эта поворотная антивоенная картина едва не канула в Лету, но её жизнь спасла чудом сохранившаяся копия. Годами позже Робер Брессон, другой знаковый французский автор, снимет фильм «Приговорённый к смерти бежал…» (1956), сквозь который минимальными средствами расскажет о крепости человеческого духа.

В эру Золотого Голливуда разноплановый мастер Билли Уайлдер отметился «Лагерем для военнопленных № 17» (1953) — театром одного барака о самых сытых и счастливых пленниках во всём жанре. А в 1965 году не менее разноплановый Сидни Люмет снял «Холм» с Шоном Коннери — удушающе жаркое кино о штрафниках, сидящих в плену у собственных офицеров.

Среди фильмов о японских лагерях первым делом вспоминаются следующие:

• Удостоенный семи «Оскаров» «Мост через реку Квай» (1957) Дэвида Лина.
• «Счастливого Рождества, мистер Лоуренс» (1982) Нагисы Осимы с рептильной ролью Дэвида Боуи и молодым Такеши Китано на втором плане.
• «Империя солнца» (1987) Стивена Спилберга с Кристианом Бэйлом — совсем юным, но уже покоряющим талантом.

Говоря о саморефлексии послевоенной Японии, нельзя не вспомнить второй магнум опус Масаки Кобаяси — монументальную антивоенную трилогию «Удел человеческий» (1959–1961). Эта 9,5-часовая одиссея посвящена молодому интеллигенту Кадзи (Тацуя Накадай), который проходит крушащий иллюзии путь от убеждённого пацифиста, волей судьбы ставшего надзирателем в трудовом лагере, до солдата разбитой армии, который из последних сил старается сохранить человеческий облик.

В «Уделе», как и в «Харакири», Кобаяси не испугался показать зубы родной культуре. Только теперь режиссёр вгрызался не в далёкое прошлое, а в ещё не зажившую рану страны, что с лихвой поплатилась за бесчинства на полях Второй мировой. На Кобаяси смотрели волком, но он был не вправе отмалчиваться. История Кадзи хоть и снималась по роману другого автора, для режиссёра (некогда призывника-отказника) оказалась до боли автобиографичной. И он, как никто другой, знал, как перевести эту боль на язык кино.

Впрочем, с Блэкторном-Адамсом судьба обошлась с совсем иным садизмом, на который у рядового надзирателя не хватит ни власти, ни времени. Английский штурман попал в японский плен не врагом, а игрушкой сёгуна — в чём-то полезной, но скорее просто забавной. Навсегда отрезав Адамса от родины, японцы насильно поженили его на своей культуре, а худшее, что он мог сделать в ответ, — посвятить их в ужасы британской кулинарии.

Смирение, с которым Джон Блэкторн садится медитировать перед камнем в финале первого сезона «Сёгуна», — это чистой воды стокгольмский синдром. И на эту тему у японцев есть один исчерпывающий фильм.

Если говорить о кино, нацеленном на болезненно-вязкое ощущение западни, сложно будет найти что-то действеннее «Женщины в песках» (1964) Хироси Тэсигахары. Основанная на романе Кобо Абэ, эта история рассказывает об образованном мужчине из Токио, которого заманили в плен к деревенской женщине, чей дом неумолимо тонет в песчаных дюнах.

Песок в этом фильме забивается в глаза и уши, приправляет собою рис, оседает в питьевой воде, пристаёт к коже в приступе животного эротизма и мучительно медленно разъедает былые привычки и ценности главного героя. Вместе с ним зритель погружается в бездну наслаивающихся противоречий, где мужское борется с женским, городское — с деревенским, рациональное — с иррациональным, а сознание гордого индивидуалиста постепенно отступает под напором коллективного разума людского роя.

До мелочей выверенная постановка «Женщины в песках» сделала Тэсигахару первым японцем, номинированным на «Оскар» за лучшую режиссуру. Кроме него, этой чести удостаивались лишь Куросава за тот же «Ран» и Рюсукэ Хамагути за размашистую разговорную драму «Сядь за руль моей машины» (2021).

Древо христианства на чужом болоте

Как мы знаем из того же «Сёгуна», Уильям Адамс aka Джон Блэкторн не был первым европейцем, ступившим на японские берега. За полвека до него Страны восходящего солнца достигли португальские торговцы и христианские проповедники из ордена иезуитов. Ими, ясное дело, двигали далеко не только просветительские мотивы.

Синхронно с португальцами на политическую арену выходит Ода Нобунага (1534–1582) — с большим отрывом самое громкое имя в японской истории. Нобунага был полководцем столь же жестоким и расчётливым, сколь успешным в объединении разрозненных княжеств. Стремясь создать новую Японию, этот человек благоволил диалогу с католическим миром, за что португальцы поставляли ему огнестрельное оружие, а обращённые в христианство японцы присягали на верность его армиям. Оттого особенно иронично, что собственный народ прозвал его «князем-демоном».

Со смертью Нобунаги (и с науськиваний протестанта Адамса) древо христианства на японском болоте резко начинает увядать. Связано это было не столько с религиозной нетерпимостью молодого сёгуната, сколько с его желанием удержаться у власти, не допустив ни лишнего влияния извне, ни новой раздробленности изнутри. Так началась эпоха гонений на японских христиан и европейских проповедников, подробно описанная в романе «Молчание» (1966) Сюсаку Эндо.

По сюжету два молодых иезуита отправляются в Японию на поиски своего пропавшего учителя, но находят там лишь непробиваемый культурный барьер, страдания новообращённых и испытания собственной веры. Первую экранизацию «Молчания» в 1971 году снял Масахиро Синода, который принципиально не работал в одном жанре и стиле дважды. Вторую в 2016-м выпустил Мартин Скорсезе, которому тема религии всегда была ближе любой другой, сколь бы чаще он ни снимал о гангстерах.

Однако в 1986 году на ту же тему был снят куда более грандиозный фильм. Победитель Каннского фестиваля и первоклассный драматический эпик, благословлённый лучшим из саундтреков Эннио Морриконе.

«Миссия» Ролана Жоффе переносит нас к захватывающим пейзажам водопадов Южной Америки. На дворе 1750-е, Испания и Португалия всё никак не могут разделить новые территории. Тем временем хозяева этих территорий, индейцы народа гуарани, привязывают к кресту католического священника и отпускают его вниз по реке. Отыскав тело брата у подножия водопада, иезуит отец Габриэль (Джереми Айронс) голыми руками полезет вверх по мокрым скалам, преследуя лишь одну цель — найти с индейцами общий язык.

Сценарий «Миссии» написал выдающийся драматург Роберт Болт — ещё один знаток истории и ветеран Второй мировой, которого Клавелл изначально нанимал для написания первой экранизации «Сёгуна». Стили и темы двух авторов столь схожи, что фильмографию Болта — от исполинского «Лоуренса Аравийского» (1962) до морского приключения «Баунти» (1984) — стоило было бы включить в эту подборку ещё одним подпунктом.

Что именно роднит «Миссию» и «Сёгуна»? Размах. Дух приключения. Цветовая палитра в зелёных и огненных оттенках. А также дуэт двух противоположностей — порывистого наёмника Мендосы (Роберт Де Ниро) и добросердечного иезуита Габриэля. Максимально органично фильм сочетает зрелищность и эмоциональность в лучших традициях Голливуда с беспощадно прямолинейным укором в сторону людских пороков. Первому бы широко улыбнулся Эдвард Цвик. Последнему в немом одобрении кивнул бы Масаки Кобаяси.

Но самое важное пересечение проходит по линии слома языкового барьера. Только в «Миссии» он ломается не переводчиками вроде леди Марико, а через универсальный язык музыки. Странно такое писать, но «Миссия» — это фильм, который можно смотреть с закрытыми глазами, потому как ни один панорамный кадр (даже одного из красивейших мест на Земле) не выразит эмоцию ярче саундтрека маэстро Морриконе — пожалуй, сильнейшего за всю его титаническую карьеру.

Если ангелы существуют, то, встречая душу маэстро у врат рая, они пели On Earth As It Is In Heaven.

Политические игрища

Ещё до премьеры к «Сёгуну» прицепилось клише «новая “Игра престолов”». От первого сезона, не зная, что будут следующие, зрители ждали кулуарных интриг, многоходовочек и множества ярких персонажей, из которых можно будет выбрать фаворита. Всего этого сериал дал с лихвой, оставив немало заделов и на продолжения. Но что на тему придворных махинаций и роли личности в истории нам рассказывало большое кино?

Не факт, что в кино когда-нибудь появится политическая эпопея сильнее «Лоуренса Аравийского» (1962) Дэвида Лина. Изобразив знаменитого британского разведчика, Питер О’Тул создал образ идеального киногероя — загадочного, многогранного и огромного, как пустыня, которую ему так и не удалось покорить.

Из других оскароносных фильмов о политической грязи нельзя не выделить эти:

• «Человек на все времена» (1966) Фреда Циннемана — ансамблевое кино старой школы, где невозмутимый Пол Скофилд достигает вершины актёрского мастерства, не обременённого громкими сценами для оскаровских роликов.
• «Последний император» (1987) Бернардо Бертолуччи — божественной красоты трагедия ребёнка, юноши и мужчины, что назывался сыном неба, но на деле не имел власти даже над самим собой.
• «Фаворитка» (2018) Йоргоса Лантимоса — о природе охоты за властью в уморительно абсурдном тоне.

Возвращаясь к японскому, в 1965 году Масахиро Синода снял шпионский урок истории под названием «Самурай-шпион». Фильм рассказывает о легендарном ниндзя Саскэ Сарутоби, который пытается уйти на пенсию, но запутывается в паутине заговоров. С точки зрения контекста это весьма сложное для понимания кино, но поклонникам «Сёгуна» оно дастся проще, ведь сюжет разворачивается на заре становления того самого сёгуната Токугава/Торанага. Необычен «Самурай-шпион» и в плане экшена, поставленного на акробатический манер китайского жанра уся, перерождение которого начнётся всего через год после выхода фильма Синоды.

Интересным решением политическая тема обыгрывалась у Куросавы в «Трёх негодяях в скрытой крепости» (1958). Герои этой приключенческой комедии — два крестьянина, что случайно напрашиваются в компанию беглых генерала и принцессы. Нюанс в том, что генерал и принцесса путешествуют под прикрытием, которое не спешат раскрывать новым спутникам. В итоге получается так, что политическая подоплёка сюжета разворачивается у крестьян под самым носом, но они просто не в силах её осознать. По статусу не полагается.

Однако один из лучших миксов политики, исторического сеттинга и сценарного остроумия нам подарили не японцы, а британцы.

«Лев зимой» (1968) — чистой воды «Наследники» XII века. Историческая не то трагедия, не то комедия о делах государственной важности и о том, как вредные родственники в очередной раз испортили друг другу Рождество.

За основу оскароносного сценария драматург Джеймс Голдмен взял собственную пьесу — крайне убедительный косплей на Шекспира, пронизанный ироничным флёром современности. Эта картина бритвенно остра на язык, набита незабываемыми персонажами и сыграна блистательным ансамблем. Вот они слева направо:

«Лев зимой» с блеском показывает, что самые жестокие битвы ведутся не на полях сражений, а за семейным столом. Борьба за власть здесь неотделима от поиска родительской любви — трофея, за который братья готовы перегрызть друг другу глотки. Достойнейшие в играх престолов не побеждают — просто потому, что таких не бывает.

Послесловие

На прощание пара слов о продолжениях «Сёгуна». Финал первого сезона закончился ровно на том же месте, что и роман Клавелла, но шоураннеры Рэйчел Кондо и Джастин Маркс всё же решились работать дальше — на голой фантазии и по реальной истории.

Учитывая историческую первооснову и фокус на англоязычную аудиторию, у авторов остаётся не так много пространства для манёвра. Скорее всего, второй сезон нырнёт в динамику японо-европейских отношений. Иезуиты, включая добродушного отца Алвито, выйдут с третьего плана на второй (чтобы Блэкторну было с кем общаться без субтитров), а Торанага, расправившись с внутренним врагом, обнаружит нового в идее христианства. Протестант Андзин тем временем запляшет меж двух огней, разрываясь между старым домом и новым. Но выбора у него не будет.

Одним словом, с персонажами — основой любого уважающего себя сериала — у «Сёгуна» проблем точно не возникнет. Ведь, в отличие от некоторых, он и впрямь работает как сериал, а не пытается казаться долгой и зрелищной полнометражкой. Посему создателям хочется лишь пожелать удачи. А зрителям — приятного ожидания в компании первоклассного кино.