Читаем про удивительный фильм удивительной Киры Муратовой.
От автора
В рубрике «Нетленка» мы будем рассказывать о шедеврах мирового кинематографа: о совершенно разных фильмах прошлых лет, разных стран, разных жанров. Это будут фильмы Авербаха, Хуциева, Асановой, Одзу, Кубрика, Люмета, Иоселиани, Бергмана, Фассбиндера, объединённые одним: все они — абсолютные шедевры, настоящие произведения искусства. Александр Роднянский как-то сказал, что «кино — это <...> универсальный механизм по подготовке человека к переменам и испытаниям. Это огромный ресурс эмоционального опыта, настоящего переживания». Вот именно о таком кино мы и расскажем.
«Долгие проводы»
Кира Муратова (1934–2018) — режиссёр уникальный, фигуры, равной ей, пожалуй, нет в мировом кинематографе. «Единственный кинорежиссёр, ну, может быть, после Эйзенштейна и Бергмана, который создавал кино как искусство», — сказал о ней Сокуров. Её творческий путь был тернист, она кочевала по студиям, когда не давали снимать, работала библиотекарем; не шла на компромиссы, снимала как хотела, как видела и чувствовала, была человеком независимым, цельным, самодостаточным, с чёткой волей. Неслучайно в одном из последних интервью из понравившихся современных фильмов Муратова назвала только «Племя» Мирослава Слабошпицкого — кино жёсткое, крутое, гениально сделанное, единственное, кажется, за последнее десятилетие мощное в восточнославянском кинематографе.
Её первая самостоятельная работа «Короткие встречи» (1967), с самой Муратовой (такой трогательной) в главной роли, очень органичной Руслановой и Высоцким в роли свободолюбивого мужа главной героини, поражает спокойной ясностью киноязыка. Фильм хорош композицией-ретроспекцией (муж-геолог, по которому тоскуют героини, появляется на экране только в снах и воспоминаниях обеих), сочувствующим взглядом на этих женщин в их смятении — удивительными медленными крупными планами женских лиц.
«Долгие проводы» (1971) — фильм с трудной судьбой: сценарий Натальи Рязанцевой бессчётное количество раз переделывался — и цензурой, и самой Муратовой. Через две недели после выхода фильм был запрещён, копии изъяты и частично уничтожены. Полноценно картина дошла до зрителя через 15 лет и вызвала шок: «...фильм ошеломил. Особой, мощной выразительностью кинематографического языка, переполненностью сложнейших эмоциональных потоков человеческого существования на экране. И какой-то предельной гуманистичностью, может, максимальной среди работ автора. И конечно, своей принципиальной особенностью, непохожестью ни на что. Для меня это один из фундаментальных фильмов мирового кинематографа. Высший уровень кинорежиссуры, когда словами невозможно описать происходящее на экране и объяснить, почему до боли и радости так сильно на тебя это действует. Непонятно до сих пор, как играет свою героиню Зинаида Шарко... Нельзя объяснить, почему так мощно звучит гениальный финал картины» (Вадим Абдрашитов).
«Долгие проводы» — это обычная история, жизнь человека. Живёт женщина Женя, с мужем в разводе, растит сына, работает переводчиком в НИИ, шьёт костюмы, развлекает себя как может, сын вырос и хочет переехать к отцу, впереди одиночество, старость, смерть.
Рассказывает эту обыкновенную историю Муратова необыкновенным, удивительным языком — зрителя завораживают бесконечные женщины на экране: цветочницы, почтальонки, студентки, школьницы, переводчицы. Весь фильм с первых кадров крупные планы лиц — такие неторопливые, такие мастерские, что не важно, красавица — не красавица, молодая или не очень, — все барышни выглядят необыкновенно притягательно (никто не снимал женщин так открыто, внимательно, откровенно, как Муратова).
Женя — первая роль в кино Зинаиды Шарко, актрисы товстоноговского БДТ, Муратова выбрала её за многофункциональный, такой театрально-жеманный, набухающий слезами или истерикой голос («Мне нужна была здесь нелепая женщина»), и, конечно, именно игра Шарко создаёт щемяще-трагедийную ноту в фильме.
«Долгие проводы» хорошо слушать (понятно, сначала посмотрев). Тогда проявляются тонкости, которые крадёт действие: звуки окружающего мира. Плеск воды, шум моря, стрекот кузнечиков, стук и перезвон трамвая, крики птиц, голоса героев, интонации (часто совершенно невозможные), голоса играющих детей, многоголосица застолья, такая знакомая каждому, — тот чудесный фон жизни, который мы обычно не замечаем, не слышим, — и поверх этого фона — кружащая одну тему, и лирическая, и тревожная, нервная, гениальная музыка Олега Каравайчука (и он здесь поёт свою мелодию — в эпизоде в трамвае). Слушая фильм, чётко понимаешь, как он правильно сделан, собран: две зеркальные сцены — прогулка-кокетство Шарко с Каюровым (возможно, начало чего-то большего) и встреча Саши-сына с жеманницей Машей (с которой явно что-то было или и есть); Шарко подсматривает за сыном с приятелем после школы, и тут вклинивается нежнейший, уморительный короткий разговор о младенцах мамочек с колясками; после ночного разговора матери с сыном, истории про красного попугая на дереве, когда-то виденного с мужем («Ты спроси отца, помнит он это, и мне напиши»), — какие-то феллиниевско-иоселианиевские сцены праздника в городе под гуцульские дудки: корабли, флаги, моряки, девушки, мужчины в костюмах ловят рыбу на пирсе, а дальше — оцепеневшая Шарко за рабочим столом (сын в это время берёт билет — ехать к отцу); опять праздник, Женя нарядная и совсем на грани, всеобщее веселье, кого-то награждают, все вокруг поют и пляшут, и оглушительный финал, от которого у зрителя дрожит сердце.
Сергей Соловьёв очень точно передал это ощущение: «...это не ремесло, а интонация, тембр, словарный запас, речь, и никакими рассуждениями о монтаже, вертикальном или горизонтальном, ничего тут не объяснишь. Почему такой финал у фильма и почему этот финал уже в течение 30 лет тебя заставляет трястись в кресле, объяснить невозможно...»
«Долгие проводы» Муратовой — это абсолютный шедевр, великое волшебство настоящего кино.
