Алексей Васильев меняет правила игры, и теперь не для книги подбирает режиссёра, а для режиссёра выбрал достойный материал. В этом выпуске — Франсуа Озон и «Женщины у берега Рейна» Генриха Бёлля.
Прошлые выпуски этой рубрики были как такие «Шесть персонажей в поисках автора» Пиранделло. Уже упомянуты книги, которые просто просятся на экран, но так до него и не дошли. Были актёры, наши современники, которые и внешне, и по манере садятся на героев этих книг как сшитый по индивидуальному заказу костюм — бери и снимай. А режиссёров приходилось выбирать, примеряя и отбрасывая кандидатуры, порой так и не находя решения и, как в прошлом выпуске про «Елену» Ивлина Во, удовлетворяясь малоубедительным компромиссом.
Но в этот раз мы озадачились прямо противоположным: подобрать книжку по размеру таланта и по интересам совершенно определённому режиссёру, а именно — Франсуа Озону. Само собой, парень этот справится и без нас. Он всё равно будет строчить по фильму в год — так уж устроен, сохранять заданную ещё четверть века назад планку — эдакого несовременного художника, который не ищет прорывов, но собранно вытачивает скромные, недорогие, в меру интеллектуальные, в меру личные, в меру загадочные фильмы для конкурсов фестивалей класса «А». Не тех фильмов, что делают сенсацию. Тех, на которых держится каркас таких фестивалей. Тех, на фоне которых потому так особенно ярко и загораются новые звёзды режиссуры, что фильмы эти демонстрируют некий бонтон, хороший уровень артхауса, золотую середину, в споре с которой или на преодолении которой провозглашается следующая киномода. Мастерство, правильнее сказать — мастеровитость Озона всегда неизменна, даже если выбранные темы, литературные основы отдают откровенной глупостью и плохим вкусом, как вышло с «Двуличным любовником» (2017). Но чаще всё работает как часы — и материал качественный, и выделка под стать.
Озон и 80-е
Однако есть вещи, в которых талант Озона проявляется особенно полно. Это старые немецкие киносценарии, где высокоструктурированный ум нации, соорудившей Кёльнский собор, сочетается с брехтовской традицией остранения, стороннего наблюдения. Тогда проявляется замечательная черта, которая делает Озона всё-таки особенным: если в материале есть прихотливый ход мысли, то Озон подстраивается так, чтобы зритель прошёл всем её лабиринтом, со всеми её ошибочными поворотами, неверными догадками, к выходу, где после всех тупиков и ловушек истина, может, и не бог весть какая необыкновенная, воссияет, как озарение. И вот это-то удовольствие интеллектуального, философского прохождения-прочтения некой истории и становится в итоге эмоциональным переживанием. Так было, когда в самом начале своего пути он перенёс на экран сценарий Фассбиндера, который тот не успел сам поставить из-за внезапной смерти («Капли дождя на раскалённых скалах»), так вышло, когда он переснял заново давнишний фильм Эрнста Любича («Франц», 2016). И есть у Озона ещё одна, своя, личная точка удовольствия — смакование середины 1980-х, когда он был подростком и переживал первые сексуальные наваждения: как неожиданно нежен, интимен к фактуре времени он стал, когда показал в прошлом году фильм «Лето’85».
И надо же такому случиться, что именно в 1985 году в Германии был опубликован последний роман Нобелевского лауреата Генриха Бёлля — «роман в диалогах и монологах», как указал в подзаголовке сам автор, а попросту — сценарий для телеспектакля, так и оставшийся непоставленным. И роман этот, и интеллектуальный, и туманный, и смешной, и разворачивающийся в кругах высшей политической власти, боннской элиты, назывался «Женщины у берега Рейна» — а с женщинами у Озона тоже особенно прекрасные киноотношения. Вспомните его детективный мюзикл по пьесе Робера Тома «8 женщин» (2002) — а я вспомню тот наш разговор с Озоном, который происходил, если мне не изменяет память, в его студии, расположенной в устье улицы Фобур-Сен-Дени, где гужевались парижские проститутки. Я предложил ему тогда игру: если бы ему пришлось переснять «8 женщин» в Голливуде, как бы он пересобрал актёрский состав? Как же загорелись тогда его глаза! Человек холодноватый, за этим занятием он получал какое-то бесстыжее пацанское удовольствие. И что это был за кастинг! Фанни Ардан в американской версии у него играла Барбра Стрейзанд, Эмманюэль Беар — Джулия Робертс, совершенно точно фигурировали Лайза Миннелли и Мерил Стрип. Вот кто был бы незаменим при составлении нашей рубрики! Ну, сделаем ему подарок. Тем более что характеристики героинь, которые в ремарках выдает Бёлль, — это рай для режиссёра!
Актрисы у Рейна
Вот смотрите. Бёлль: «Элизабет Блаукремер (её называют Блаукремерша-первая), пятьдесят пять лет, это довольно высокая блондинка, нельзя сказать, что не следит за собой, и всё же она в некотором смысле “не вполне одета”: проявляя более чем просто небрежность, всегда забывает застегнуть какую-нибудь пуговицу или затянуть до конца “молнию”. Она полнее, чем кажется с первого взгляда, и способна надеть туфли из разных пар». Наш ответ — Жюли Дельпи. В фильме Ричарда Линклейтера «Перед полуночью» (2013) Итан Хоук обзывает её «королевой дурдома» — и как актриса она охотно оправдывает эту характеристику Де Фюнеса в юбке.
Бёлль: «Труда, Блаукремерша-вторая, относится к женщинам, заблуждающимся (или позволяющим вводить себя в заблуждение) относительно своей моложавости. Ей сорок два, но одевается она как тридцатилетняя и подчиняется любому поветрию моды, отчего выглядит нарочито вульгарно. Она не уразумела разницы между декольте и “выше пояса без” и при её пышном бюсте выступает в таком виде, который иначе как неуместным не назовёшь». Первая, кто приходит на ум, — Летиция Каста. Но надо иметь в виду, что действие происходит среди высокопоставленных немок, некоторые из них — даже аристократического происхождения. Политический шик ФРГ 1980-х — совершенно особого свойства. Это переводные картинки и пакеты с рекламой джинсов Montana, но обрамлены всей этой проститутской налаченной белокуростью лица породистые, с точёными носами и по-мужски квадратными подбородками. Диана Крюгер тут будет в самый раз.
Служанке Катарине Рихтер тридцать, занимается домашним хозяйством без фартука, обладает каким-то необъяснимым шиком, который придаёт ей сходство с графиней Евой Крейль-Плинт (36 лет): обе могли бы быть дикторшами на телевидении. И в нынешней Франции есть две актрисы в подходящем возрасте, годящиеся быть дикторшами на телевидении ФРГ тех лет (что это за зверь, вы можете наблюдать в фильме Билли Уайлдера «Федора», 1978). Причём та, что постарше, — скорее графиня, а та, что помладше, — служанка: это Мелани Лоран и Марина Вакт, с которой к тому же Озон уже работал дважды (в «Молода и прекрасна», 2013, и «Двуличном любовнике», 2017). А графиня — та ещё выдает такую речевую продукцию, что её монологи кажутся написанными Ренатой Литвиновой: «С Эрнстом мне не трудно общаться, разве что во время ужина. Он хочет есть, когда передают обзор событий дня. Вечером мне хочется супу — должна признаться, мои супы славятся… Однако он не может глядеть на экран и есть суп — запотевают очки. А негорячий суп — это не суп. Это единственное осложнение нашей жизни». Вспомните эту манеру Мелани Лоран бросать в мужчину колючим взглядом, словно скверным словом, держаться оскорбительно — но выглядеть при этом скорее испытующей за счёт того, что она каким-то неуловимым образом придаёт своим глазам видимость близорукости, какую вы могли наблюдать у неё в «Бесславных ублюдках» Тарантино (2009), — этой манерой она весьма схожа с Ренатой Муратовной.
Идём дальше. «Самая молодая из женщин Лора Шмитц, двадцать лет; ничего общего с панками, но одежда и причёска подчёркнуто модные. Могла бы сойти за студентку, банковскую служащую или продавщицу. Она была бы на месте в любом сословном или профессиональном окружении, даже среди высоких духовных особ». Тут, боюсь, придётся совершить заморский импорт, но овчинка выделки стоит: Маккензи Фой!
Об Адельхайд Капспетер в ремарках сказано только, что она ровесница Евы Крейль-Плинт и одета подчёркнуто просто. У неё лишь один короткий выход на приёме, но это — не повзрослевшая богатая наследница, которая не замечает своей бесцеремонности, а когда ей ставят это в вину, тут же пускается в слезы среди бала, — шикарный эпизод для Людивин Санье, которую Озон и привёл на экран, в тех самых «Каплях дождя» и затем «8 женщинах» и «Бассейне» (2003).
Врачу, госпоже Думплер, под сорок, и её задача — своей иронией всезнайки-психиаторши доводить и без того растерянную Блаукремершу-первую до полного изнеможения. Во французском кино есть патентованная профессионалка доводить людей иронией до белого каления — Ева Грин, тут без вариантов.
И, наконец, женщина, являющаяся эмоциональным центром пьесы, в своём роде — бандершей, и по возрасту, и по политическому статусу, всех этих женщин, 62-летняя Эрика Вублер. Уже в начале романа мы застаём её в состоянии, которое позже назовут «метафизической лихорадкой». Поднявшаяся из послевоенного голода продавщица обувного, ставшая одной из первых дам боннского общества, 30 лет охотно позировавшая на церковных службах, любившая охоту и приёмы, она переживает кризис, услышав ночью сквозь стену в комнате своего мужа голос бывшего нацистского преступника. К Эрике приходит сперва страх, затем ступор, осознание, на чём зиждется благополучие республики. Она начинает манкировать своими ритуальными обязанностями первой дамы, что сперва все охотно списывают на нервный срыв, а дальнейшие события дают ей всё больше оснований погружаться в состояние крайнего нескрываемого смятения, она теряет способность себя контролировать. Ради этой особы на месте Озона я пополз бы на коленках, умолял и сулил все блага мира, но вернул бы на экран давно покончившую с кино Настасью Кински с её прекрасными перепуганными непослушными глазами. К тому же кто, как не она, является самой знаковой женской фигурой кинематографа 1980-х и в придачу немкой, обогатившей в ту пору французский экран тем самым транснациональным, трансатлантическим шиком, которого он жаждал всегда, в фильмах «Тэсс» (1979), «Луна в сточной канаве» (1983), «Париж, Техас» (1984) и «Болезнь любви» (1987). И это было бы самым триумфальным возвращением десятилетия.
Вот они, ещё 8 женщин для Озона. Не знаю, услышит ли он меня и возьмётся ли за этот так и рвущийся ему в руки материал. Но буду рад, если хотя б один из вас смахнёт пыль с этой старой книги и насладится её прихотливым узором из страха, тумана, насмешки, любви, психологической прозорливости, ясного понимания, как тикают механизмы западной политики, и страстного призыва перезавести эти часы иначе.
