Кармен Д’Авино
Кармен Д’Авино (1918–2004) — фотограф, живописец, скульптор, экспериментатор, «художник анимационного кино». Подросток, в начале тридцатых продавший ружьё и купивший на вырученные деньги кинокамеру Kodak; фронтовой оператор, после войны изменивший документалистике с сюрреализмом, а живописи — с новым видом киноанимации, которую сам изобрёл. Продолжатель дела Эмиля Коля и Викинга Эггелинга, открывший собственный гибрид живописи и кинематографии. Обладатель многих наград; знаменитость, о которой к настоящему моменту (июнь 2020 года) на русском почти ничего не написано, а основные ссылки по запросу «Кармен Авино» ведут в магазины, торгующие сухим совиньоном. В качестве русскоязычного аналога Д’Авино можно было бы назвать Евгения Голубенко — художника, мужа и соавтора Киры Муратовой, и поныне создающего искусство из любых подручных материалов и украшающего им (картинами, инсталляциями, объектами и так далее) жилые и нежилые пространства.
Кармен Д’Авино родился в Коннектикуте, переехал в Нью-Йорк, где учился у знаменитого скульптора Роберта Брэкмена, во время Второй мировой в качестве армейского фотографа 4-й пехотной дивизии снимал вторжение в Нормандию и освобождение Парижа. После войны остался в освобождённом городе (использовав специальный принятый в Штатах закон о праве военнослужащих продолжать образование за границей). Слушал лекции в Национальной высшей школе изящных искусств, был потрясён европейским кино, в особенности «Ван Гогом» Алена Рене. В начале 50-х снял два дока: «Вернисаж» (1950) об американских художниках во Франции и «Финляндию» (1951) о лесном хозяйстве, официально оба не были закончены, но в настоящее время как минимум один из них («Вернисаж») благополучно продаётся на DVD. Изучил Европу, катаясь автостопом; женился и благодаря жене, получившей работу при уполномоченном после, провёл полтора года в Индии, где познакомился с Картье-Брессоном и случайно — с Жаном Ренуаром. Когда деньги кончились, вернулся в США и пошёл работать.
Спустя три года сделает (слово «снимет» здесь не подходит) свой первый андеграундный (по форме, содержанию, эстетике, экономике) фильм «Patterns for a Sunday Afternoon» (1954) — анимацию в виде движущейся живописи, странную помесь европейского модерна и индийских мотивов. Пребывая в восторге от самой возможности оживить собственные картины, добавив в них время и движение (а значит, и ритм), создаёт «Theme and Transition» (1956) и «Big O» (1958). В «Ткачах» (1958) с целью добиться слияния цвета и чувства глубины каждый кадр снимал отдельным объективом. В эти годы формируется стиль Д’Авино — узнаваемый и в каком-то смысле неизменный: предметный мир оживает благодаря живописному колориту, в котором можно увидеть влияние индийской декоративной культуры. Важный этап — «Room» (1958–59), считающийся «первым экологическим фильмом»: здесь Д’Авино смешивает живопись и натуру, сняв свою студию, но видоизменив её в салон, где регулярно происходят «хэппенинги и трипы», в результате комната преображается, ощетинившись узорами, покрывающими все поверхности.
Ручной от начала до конца, творческий процесс был дёшев, но трудоёмок, что иногда приводило к нервным срывам. Во время работы над «A Trip» (1961), снятом за 25 долларов, включая звук, Д’Авино от бессилия швырнул старую плёнку в ванну, плеснул туда красителей и коньяк, вынул окрашенную плёнку, расцарапал её, зашкурил, разрезал на две равные части (по два фута) и закончил работу, разрисовав плёнку поверху.
В 60-е Д’Авино обращается к окружающей среде. В «Каменной сонате» (1962) лесные камни волшебным образом сами двигаются и окрашиваются. В 6-минутном «Пианиссимо» (1963), номинированном на «Оскар», тот же процесс происходит с предметами в комнате: сперва музыкальный инструмент произвольно меняет цвет, затем начинают двигаться клавиши, создающие мелодию, вокруг всё оживает, расцветает, наполняется музыкой и красками. Галлюциногенное воздействие ЛСД, едва ли не нормативное в культурном контексте того времени, Д’Авино превращает в строгий сюжетообразующий принцип оригинальной живописной авторской кинетики.
Шестидесятые становятся для Д’Авино (как и для всего андеграунда) переходным периодом. Поступают коммерческие предложения от корпораций (например, от IBM); получен грант Фонда Форда. Воодушевлённый, Д’Авино решает размахнуться на 35 миллиметров, сделав фильм со своими обычными приёмами — но в реальном пейзаже. Итог, «A Finnish Fable» (1963–1965), стал самым амбициозным проектом Д’Авино на тот момент, но и наименее успешным. Впрочем, Д’Авино продолжил работать с натурой и дальше, нагружая её живописью, анимацией, пикселизацией (то есть предметной анимацией) и прочими каляками-маляками, создающими своего рода цветные хореографические узоры: см., например, «Тарантеллу» (1966), посвящённую итальянскому народному танцу.
Семидесятые и последующие годы находятся за границами нашего рассмотрения, хотя в это время Д’Авино будет претендовать на «Оскар» и вообще достигнет всяческого профессионального признания. Он откроет галерею в Хаммонде, штат Нью-Йорк, где будет не только делать фильмы и писать картины, но и вырезать крупные детализированные скульптуры из дерева и камня. Д’Авино не был властителем дум, автором принципиальных концепций, лидером какого-либо арт-движения. Он всегда был сам по себе, частное лицо и, в сущности, обыкновенный художник, одержимый творчеством и вечно преодолевающий сопротивление того или иного материала. Скульптуры из дерева со временем уступили место резьбе из каменных блоков весом в несколько тонн; мрамор привёл к известняку, известняк — к граниту. На девятом десятке Д’Авино освоил компьютер Apple и даже начал делать на нём какое-то кино. «Между медиумами нет никакой разницы, каждый из них дополняет другой».
В самом деле, с чем бы он ни работал, у него всегда получалось необычное — волшебное, но не опасное и не агрессивное — пространство, в котором жизнь никогда не останавливается, непрерывно поглощая наше внимание своими органическими метаморфозами — узорами, цветом, текстурой. Кармен Д’Авино верил, что жизнь должна быть в радость, а человеку для радости нужно немногое, и главное — это возможность творить. Потому что «быть чем-то занятым — лучший ответ на скучное существование».