Самые жаркие рождественские каникулы в истории Рима, наши дни. Песчаные бури и невыносимый зной заставляют ныть незаживающие раны в сердцах столичных аутсайдеров. Полоумная Джианна (Валерия Бруни-Тедески) общается напрямую с Господом и почти не общается с дочерью. Дочь страдает компульсивным перееданием и, что за ирония, влюблена в доставщика еды. Священник Билл (Дэнни Хьюстон) ведёт группу поддержки для алкоголиков и наркоманов, но визит матери из США даже в виде урны с прахом заставляет его лезть то в петлю, то за запрятанной дозой. Одна из его подопечных Катарина (Альба Рорвахер) борется с депрессией и алкоголизмом, но те явно побеждают. Порнозвезда 1980-х Пупа (Валерия Голино), словно диснеевская Белоснежка, стареет в окружении кошечек и попугайчиков, но мечтает задать жару на вечернем концерте. Все они подумывают уехать от беспощадного зноя на озёра, но вместо этого окончательно съезжают с катушек.
Премьера «Я же говорила» состоялась на Международном кинофестивале в Торонто, а затем на кинофестивале в Риме в 2023 году. Это вторая режиссёрская работа Джиневры Эльканн, чей дебют «Если бы…» в 2019 году открывал самый синефильский из международных киносмотров — фестиваль в Локарно. Эльканн вновь обращается к теме «дисфункциональные семьи в канун Рождества», к которой на этот раз добавляет щепотку экологической повестки с привкусом апокалипсиса. С её лёгкой руки Рим превращается в бурлящий котел человеческих слабостей и пороков, которые, как и город в объективе Владана Радовича, начисто лишены индивидуальности. Наркотическая зависимость, уязвлённая гордость и одиночество во всех людях отражаются одинаково, как беспощадное солнце в новостройках на окраине любого мегаполиса.
Экологическая метафора мало у кого работает так же удачно. Здесь она одно на всех поворотное событие, общая пытка и материальный эквивалент экзистенциальной растерянности, в которой беспомощно барахтаются все персонажи.
Мечтая вернуть себе контроль над собственной жизнью, они почему-то уповают на кого-то другого. Катарина — на не по годам печального ребёнка: она забирает своего сына Макса прямо с его дня рождения, несмотря на судебный запрет. Джианна — на Пупу, в прошлом любовницу её мужа, которую она преследует как предвестницу апокалипсиса, опять же несмотря на судебный запрет. А Пупа — на своих многочисленных фанатов, которым оставляет неоплаченные счета в ресторане в обмен на селфи. В сломанном мире никто не следует предписаниям, в конце концов, жара в январе — это тоже незаконно.
Что же, в разгар этого не в меру жаркого лета хочется даже хватить лишку и наградить «Я же говорила» лестной аналогией. Работа Эльканн напоминает «Магнолию» Пола Томаса Андерсона — те же разворачивающиеся параллельно маленькие трагедии в сумрачном лесу, хоровая сказка из одержимостей.
Но, в отличие от героев «Магнолии», персонажи «Я же говорила» думают, что живут не в трагедии, а просто в слишком душном климате. Их мучают не ужасные травмы прошлого, а банальные одиночество, ломка, обида, тоска, зависть, жажда славы или реванша.
Там, где Андерсон милосердно оставляет героям шанс на прощение или хотя бы возможность гневной отповеди, Эльканн наряжает своих несчастных в сапоги, вязаные кофточки и шерстяные пиджаки и отправляет блуждать под палящим солнцем. О том, что не стоит проделывать подобное с людьми с расшатанными нервами, мы слышали ещё в школе:
«В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки», — ничем хорошим это не заканчивается.
Не менее безжалостна итальянская режиссёрка и к зрителям, которым почти два часа предстоит смотреть за страданиями, скажем честно, рядовых (Пупа здесь будет исключением) несчастных буржуа, которые стали пленниками не жестокого рока, а собственных пороков и слабостей. Эльканн не пытается их ни оправдать, ни посочувствовать, ни высмеять, она пишет их портрет как есть, приближая героев к зрителю и заставляя нас маяться и изнывать вместе с ними. А зной, как отдаленное эхо общечеловеческой неспособности решать проблемы, превращает их всех в капризных детей (и только бедолага Макс остается не по годам взрослым и ответственным).
В итоге всё это смутно напоминает исповедь случайного попутчика. Пока он талдычит без умолку о своих невзгодах, невольно замечаешь, что самое тревожное в его душевных метаниях то, насколько они знакомы.