Алексей Васильев разбирается в подростковой мелодраме, выросшей из романа, который, в свою очередь, вырос из фанфик-блога.
Тесса, мамина дочка и девственница, заселяется в общежитии колледжа, куда поступила сразу после школы. Там все пьют, курят и играют в «правду или действие» на всякие сексуальные проделки. Но это Тессе нипочем, а задевает её один выкидной пацан, сын ректора, с которым они повсюду — в общежитии, на вечеринке у него дома, в аудитории на уроке литературы — собачатся на предмет разночтения книг из школьной программы: «Великого Гэтсби», «Грозового перевала», «Гордости и предубеждения». Потом Хардин Скотт — так зовут выкидного — катает её на мотоцикле, показывает в живописных окрестностях свои потайные места для отдыха, они вместе купаются, потом целуются, потом ласкаются, потом их застаёт мама Тессы, потом их застаёт парень Тессы — старшеклассник, с которым у неё секса не было, потом Хардин договаривается с педагогом, за чьей студией он приглядывает, пока она находится на стажировке в Риме, чтобы они с Тессой пожили там до конца учебного года, и эта студия, конечно, и совместная жизнь — предел мечтаний против прокуренной комнаты в общаге с соседками-мочалками. Потом они вместе принимают ванну, и Хардин пишет ей на спине шампунем I love you, потом он распечатывает резинку, потом следует драматический поворот — но это уже конец фильма.
Сюжет, который в пересказе — графоманская фантазия об идеальной высадке в вузе, обаятелен тем, что никак иначе, чем графомания, себя и не позиционирует. «После» — экранизация первой части баснословно успешной трилогии 30-летней Анны Тодд, которая превратилась в книгу из ежедневных постов ещё 25-летней Анны на платформе Wattpad. Девушка фантазировала об идеальном романе с участником бойз-бэнда One Direction Гарри Стайлсом — только если бы он и прочие участники команды оказались её однокашниками в колледже. Этот жанр называется фанфик — собственно, официально он и есть самопровозглашённая графомания, фантазия фаната про объект своих воздыханий. Когда посещаемость постов Анны зашкалила и стала объектом изучения в прессе самого высокого полета, от New York Times до Cosmopolitan, ей предложили собрать новеллы в романы — она изменила имена действующих лиц, всё осталось прежним, просто они перестали быть пацанами из One Direction.
Происхождение текстов из цикла «После» само по себе беззащитно трогательное. Это ежеутренние фантазирования про идеальное развитие отношений с кумиром. И то, что вместо попытки осуществить их в реальности, поклонница только фантазирует об этой идеальной студии с большим окном и ванной подле него, где кумир напишет ей шампунем на спине I Love You, говорит не о банальном «он на тебя даже не посмотрит» и не о том, что парню из сверхвостребованной мальчуковой группы элементарно некогда включаться в какую-то личную жизнь, а о том, что в реальности такие отношения сразу вызывают огромное количество ответственности — фантазия же безобидна. Ты можешь завершить её на сегодня, отложить смартфон и перевернуться на другой бок. Или пойти считать ворон. Но уж точно не считаться с тем человеком, которого приручил. Вряд ли такая психологическая установка много говорит именно о нашем времени — во все времена люди проводили большую часть жизни в фантазиях: как пела в своей чудесной румбе ещё Людмила Гурченко, «дать отдохнуть мечтам души своей разве уж так грешно?» О нашем времени говорит тот факт, что человек имеет смелость эти фантазии обнародовать без страха быть осуждённым, без страха, что его уличат в нерешительности и оторванности от действительности, а если они откликнутся в миллионах душ — даже жить на эти фантазии. Демонстративный отказ от реальности как источник доходов — это и есть XXI век.
О том, насколько не в контакте Тодд, да и другие авторы фанфиков, с реальностью, говорит даже не тот факт, что фантазии об идеальной любви больно уж расхожи — а почему бы не хотеть на первом курсе съехать из общежития на пару с возлюбленным в студию с большим окном? — а то, что вся драма, которая возникает по поводу повествования, заимствована из книжек. Ругаясь о «Гордости и предубеждении», споря о «Великом Гэтсби», Тесса и Хардин вообще-то повторяют реплики и отношения персонажей этих книг. Но те бились вокруг собственных чувств друг к другу. Тесса же и Хардин бьются вокруг отношений книжных героев и примеряют их на себя — потому что не знают иной реальности чувств, кроме вычитанной в книжках. Когда же истории требуется совсем уже удар под дых, Тодд призывает один жестокий и стандартный оборот, который имеет давнее хождение в сентиментальном романе, а нашим советским бабушкам запомнился по французскому фильму о дамах и гусарах «Большие манёвры» с Жераром Филипом.
Но не зря среди многих литературных призраков Тодд особенно упорно призывает сестёр Бронте. Они писали фанфики еще в XIX веке — посвящая их своему роскошному юному современнику, сыну герцога Веллингтона, в дни фантазирований сестер аккурат одержавшего победу над Наполеоном при Ватерлоо. Так что фанфики ох как не новы под луной, а их авторы давно включены в школьную программу. И то, что Тодд это знает и приглашает Бронте в ткань своих фантазий в качестве некоей легализующей подстилки, придает её книжкам вполне культурологическое измерение.
Что касается собственно экранизации, то все вышесказанное к ней вполне применимо: это такая медитация про идеальный первый год в вузе, с переселением из общаги в студию, спорами о Гэтсби, ведущими к поцелуям и т.д. «Дать отдохнуть мечтам души своей» — вот для чего это кино, и в целом оно свою задачу выполняет. Одно серьёзное «но»: кроме Тессы и её школьного дружка все остальные исполнители попали на съёмку, словно минуя комнату гримера. Дело даже не в том, что у девиц там немытые волосы ядовитых расцветок — в конце концов, они персонажи отталкивающие, от которых Тессе и хочется поскорее слинять из общаги. Но у всех, включая мать Тессы, Хардина и даже секс-идола 80-х Питера Галлахера в роли ректора, какая-то беда с кожей. Оспы, угри, землистый цвет, общее ощущение неухоженности. Совершенно непонятно, как такое возможно в американском кино, где каждый кадр на вес золота. Если авторы хотели таким образом высветить исключительность чистоплотной Тессы, то они избрали неверный путь. «Других» там всё равно больше Тессы, и они составляют плотность основной массы кадров. Есть ощущение, что попал ко вшивым. Желание принять душ — не самое искомое чувство, с которым мы желаем покинуть кинозал, предназначенный для медитации об идеальном первом годе института.
