В неожиданно широкий прокат выходит первый за восемь лет (и второй за без малого 40) фильм Андрея Смирнова «Француз» — как говорит сам режиссёр, вселяя тревогу в зрителей, его «кинематографическое завещание». Зинаида Пронченко надеется, конечно, что у автора впереди ещё много работ, и работ более удачных.
1957 год, говорит Париж. Говорит о жизни чёрно-белой и какой-то подозрительно безвоздушной, будто в снах под утро про несбывшиеся мечты. На набережной Сены сын русских эмигрантов Пьер Дюран в компании автохтонного населения, типичных леваков-горлопанов, распивает дорогое шабли и прощается с приёмной Родиной. Его ждёт Советский Союз, стажировка в МГУ и мысли о чём-то большем. Например, найти отца, белогвардейского офицера, сгинувшего в сталинских лагерях. Галльская болтология про вред буржуазного образа жизни и геноцид в Алжире Дюрану до фени. Стоящее настоящее творится явно не здесь, в этих картонных туристических декорациях. Впрочем, Эйфелева башня не виновата, Москва окажется такой же двухмерной и услужливо патинированной воображением постановщика, на соки юности и passé composé Андрей Смирнов смотрит глазами, замутнёнными от слёз.
В первопрестольной Пьер сразу найдёт новых друзей — фотограф Валера (Евгений Ткачук) читает Бродского и слушает Джерри Мэллигана, балерина Большого Кира (Евгения Образцова) хлопает ресницами и слышала феминистский звон, отец Валеры (Михаил Ефремов) любит Черчилля, но в основном, не отдаляясь от амплуа, пьёт водку. Встречаются в сугробах и реально существовавшие персонажи. Так, художник Оскар Рабин подаёт реплики, стоя навытяжку рядом с репродукциями ныне всемирно известных натюрмортов.
Кадр из фильма «Француз», реж. А.Смирнов, 2019 г.
Все эти «московские каникулы», призванные показать непоротому поколению, как молоды мы были и на стиле, как трудно нам жилось, зачем-то, в ущерб лёгкому дыханию ретро, обрастают проклятыми русскими вопросами. И вот уже максимально неубедительный Александр Балуев (отец-найдёныш) проповедует в кадре Евангелие, картину не спасти, она понеслась по кочкам в псевдолитературный ад, состоящий из кухонных диалогов и лирики Александра Малинина, мы потеряли «Француза», как, собственно, и Россию.
Разумеется, герой Дюрана нужен Смирнову, чтобы подчеркнуть призрачность страны, которая вечно ищет чужих взглядов, рада и порицанию, и одобрению, ведь она такая загадочная, умом-то её не понять, да и есть ли она вообще или придумана отчаявшимися художниками, напуганными тиранами. Однако приём отстранения, классическое «они о нас» во «Французе» не работает.
Андрей Смирнов, увы, идёт не по пути сомнамбулического мариводажа а-ля Филипп Гаррель или Арно Деплешан, а напрямую. «Француз» — драма положений, автор играет со зрителем в односложные шарады, вот костюмированная сценка про несвободу, вот — про неравенство, но есть, как и полагается фильму ностальгическому, третья, объясняющая, что братство всё же было. Союз несломленных духом людей, потомственных русских дворян и перенявших у них эстафету безродных космополитов из советской интеллигенции. Хоровод ряженых на экране выглядит чуть лучше, чем в недавнем сериале «Таинственная страсть», и чуть хуже, чем в «Довлатове» Германа-младшего.
Проблема любой реконструкции, если только это не умышленный пастиш, всегда одна и та же: испорченный телефон. В уста персоналий, отчитавшихся за свою жизнь и эпоху творчеством или хотя бы эпистолярно, авторы вкладывают реплики собственного сочинения. Как будто недостаточно стихов Бродского или картин Рабина, как будто изобрели новый вид искусства — кино для слепых, в котором moving pictures описывают вслух или водят зрителя за нос по шрифту Брайля.
Не вполне ясно, чего во «Французе» больше, снобизма или простодушия. Объяснять Россию, неважно, ту или современную, дело неблагодарное, да и ненужное, драматургия страдает, актёры, даже хорошие, перестают играть, а Родина и поныне там, дремлет, укутавшись в шинель генералиссимуса. Такая история одного недоразумения.