Мария Кувшинова посмотрела «Софичку» — картину выпускницы кавказской мастерской Александра Сокурова Киры Коваленко, сценарий к которой помогал писать Кантемир Балагов.
«Софичка» Киры Коваленко — на самом деле первый полнометражный фильм, снятый выпускником мастерской Александра Сокурова в университете Нальчика; он появился раньше «Тесноты» Кантемира Балагова, в этом году с большим успехом показанной в каннском «Особом взгляде». На Кавказе Сокуров совершил до того небывалое: отобрал полтора десятка молодых людей и девушек из разных республик (многие из них — с опытом войны, как тот же Балагов, который ребёнком пережил нападение ваххабитов на Нальчик), привёз к ним лучших преподавателей из столиц, накачал высокой культурой и — как теперь уже можно судить по двум картинам — даже не пытался сделать из них собственных подражателей. Его целью было — дать зазвучать новым голосам, которые смогли бы рассказать в кино новые, до сих пор не рассказанные истории. В первую очередь, из этого региона России.
Кира Коваленко, как и Балагов, родилась в Нальчике, и её полнометражный дебют, выросший из учебных этюдов, поставлен по мотивам одноимённой повести Фазиля Искандера, действие которой происходит в Абхазии накануне и во время войны, а также после смерти Сталина, когда на Кавказ начали возвращаться высланные — например, постаревшая Софичка, чей брат не смог её от себя отпустить и убил молодого мужа почти сразу после свадьбы.
Повесть Искандера написана на русском языке — он как бы перевёл реальность абхазской деревни для широкого читателя. Коваленко отваживается на обратный эксперимент, устраняя посредника: камера не нуждается в переводчиках, она вторгается в быт настоящих, до сих пор существующих деревень, подсматривает за персонажами, которых сыграли местные жители, как и семьдесят лет назад, говорящие на родном языке. Этот фильм, похожий на журчание горной реки, с первых минут погружает нас в мир запретов, ритуалов, длящихся веками процессов, вроде изготовления домашнего вина, и доминирующей над людьми и их страстями природы. «Это те, с кем я проживу жизнь, — комментирует за кадром постаревшая Софичка, вспоминающая собственную свадьбу, — Многих из них уже нет в живых». Кто-то погибнет на войне, кто-то не вернётся из ссылки — перед нами последние минуты разрушающегося мира, уцелеют лишь отдельные свидетели которого, чтобы потом собирать по частям осколки воспоминаний.
Вместе с русским языком Коваленко отсекает и многие детали повести — в том числе, и политический аспект (у Искандера главная героиня писала письма Сталину, чтобы оправдать своего деверя Шамиля, дезертировавшего с фронта), концентрируясь на самой Софичке и её отношениях с братом. После убийства мужа она отговаривает его родственников от кровной мести, но отстраняется и от слишком сильно любящего убийцы, не прощая его даже после войны, откуда тот, вопреки всем смертям, благополучно возвращается с медалями на гимнастёрке. Простит она его только много лет спустя, когда прошлые преступления растают за давностью лет, а она вернётся в родную деревню и придёт на могилу к мужу, с которым прожила едва ли не несколько дней накануне нескончаемого вдовства: «Я простила твоего убийцу».
В отличие от повести, в фильме Киры Коваленко композиция не линейна: оба времени — прошлое и будущее, и обе Софички — молодая и старая — существуют в пространстве картины как будто одновременно; как будто одновременно приходят на могилу убитого и как будто случайно не сталкиваются друг с другом в тесных комнатах небогатых домов. Жизнь одновременно коротка и бесконечна, уникальна и универсальна — в опыте Софички растворяется опыт её соседей по деревне. Сколько времени должно пройти, прежде чем можно будет простить самое страшное преступление? Очень много — в масштабе человеческой судьбы, и всего мгновение — если смотреть с высоты гор.
