В конкурсе анимационных фильмов 32-го кинофестиваля «Окно в Европу» встретились такие эмоционально и визуально разные работы, как «Руслан и Людмила» Матвея Лашко и «От греха подальше» Екатерины Паршиной. Есть у них и немало общего: обе чрезвычайно последовательны в применении своих повествовательных средств, обе интерпретируют классические сюжеты или ситуации, обе вписывают социальную проблематику в рамки мотива создания пары, обе касаются переосмысления гендерных ролей и стереотипов. Студент «Школы критики» Андрей Першин считает, что сопоставление этих двух работ позволяет лучше определить особенности каждой из них. В общей системе координат они могут показаться полярными полюсами.
Важно отметить, что оба анимационных фильма демонстрировались в одном блоке, отчего и само сравнение это представляется если и не обязательным, то наверняка запланированным. И, конечно же, подобный анализ не претендует на воспроизведение замысла авторов, но в лучшем случае оправдывает свою уместность.
Контурная графика в «Руслане и Людмиле» выглядит отчасти консервативно, ассоциируется с коллажем и книжной иллюстрацией, что усиливает метафорическую связь с литературным первоисточником или вообще книгой, книжностью, как, скажем, в «Тайне Келлс» (Томма Мура и Норы Туми). Уже с первых мгновений становится ясен характер «контракта со зрителем» (слово из «Меморандума» Воглера и Маккенны) в том, что касается стилистических условностей изображения. Вместе с тем бодрый закадровый голос рассказчика даёт понять, что сюжет Пушкина будет серьёзно переработан. Так, например, женитьба с ходу объявляется главным испытанием Руслана, маскулинность которого становится основным источником гэгов. Дальнейшее развитие сюжета сохраняет и приумножает особенности этого ракурса. Оба витязя-соперника Руслана исчезают в этой адаптации, так же как и волшебник Финн, который направлял героя, а его функции делегируются Наине (вернее, собирательному образу злой колдуньи — в поэме она выступала союзником Черномора). Голова, как персонаж характерный, остаётся, но старшим братом Черномора и удалым витязем больше не называется. От собственного чиха она улетает, тогда как в поэме Руслан должен был вернуться и сообщить волшебной Голове о смерти брата, ведь он чувствовал себя обязанным.
Что же до самого Руслана, то он попросту теряет свой меч, взамен получает другой — кладенец, но совсем крошечного размера: меньше собственной ладони. В финале сказки он лишается и его: не в силах самостоятельно одолеть Черномора, Руслан отдаёт меч Людмиле, чтобы та в шапке-невидимке приблизилась к злодею, срезала его бороду и, нужно думать, помогла мужу вновь оказаться на свадьбе. Такая обработка настойчиво избавляет сюжет от патетики и духа первоисточника: исключая персонажей мужского пола, ослабляя или высмеивая их роль, прямо перенося их функции на героев женского пола. Впрочем, как говорил Славой Жижек (в эссе об Андрее Тарковском): «…чем больше женщина становится жёсткой, самодостаточной Субстанцией, тем сильнее она поддерживает мужскую идентичность». Доходчивая, но спорная мысль. Всё идейное содержание работы Матвея Лашко оставляет подобное впечатление, хотя и обращается к иной аудитории. В сравнительно консервативной, выверенной форме она предлагает одну из хорошо различимых установок современной популярной культуры.
«От греха подальше» Екатерины Паршиной — куда более авангардная картина, во всяком случае — по своей форме. Три астронавта, чрезвычайно напоминающие ангелов Андрея Рублёва, бороздят просторы постапокалиптического мира на трёхглавом космическом корабле, постоянно связываются с высшим разумом и оценивают артефакты прошлых эпох. Артефакты эти — осколки и остатки именно современного мира, на опустевших планетах летают пластиковые пакеты. Такое выраженное предпочтение материальной эпохи усиливает впечатление, что всё происходящее является тотальной метафорой. Видеоряд фильма насыщен кинематографическими аллюзиями. Причём обширное киноцитирование (от Андрея Тарковского до Сэма Мендеса) здесь в целом оказывается параллельным моментом не только для эмоционального развития сюжета, но и для заброшенных вещей. Один из троицы астронавтов на случайной планете встречает непостижимую, изменчивую женщину и ради неё отказывается от скафандра…
«В модернизме реальность была призвана обосновать медиа, в постмодернизме медиа призваны обосновать реальность». Если воспользоваться этой формулировкой Брэда Холланда, становится понятно, что «От греха подальше» напоминает переизобретение модерна, где смысл — всё ещё положительная величина, и даже интенсивная — он не количественный. Аллюзии и коллизии лишь выявляют его, но не создают. С некоторой долей условности модернистской можно назвать и картину Матвея Лашко, так как её очевидное настроение уравновешивается, а не усиливается «жанровым бессознательным» формы. Такая пересборка модерна в работах молодых аниматоров восстанавливает живой интерес к действительности. Вспомнить о нём или ему научиться — никогда не поздно.
Мастерская Василия Степанова
Куратор текста — Сусанна Альперина
