Долгожданное продолжение «Гладиатора» победно шествует по миру. За Рассела Кроу в нём сразу два меланхоличных борца за справедливость в исполнении Пола Мескала и Педро Паскаля, за Хоакина Феникса — два чуточку комичных, но эффектных императора в исполнении Фреда Хекинджера и Джозефа Куинна. Кроме того, сиквел может похвастаться отменной компьютерной графикой и яростными фантастическими тварями вроде нарисованных боевых носорогов. Рассказываем, как в достойном продолжении ожесточённо сражаются трагедия и зрелище и почему ему не превзойти оригинал.
Спустя 16 лет о жизни и смерти Максимуса всё ещё ходят легенды. Его некогда напутственное «То, что мы делаем в жизни, отзовётся в вечности» и вовсе стало чем-то вроде афоризма. А вот мечты императора Марка Аврелия о возвращении к республике всё ещё произносятся только шёпотом, на тайных сходках сенаторов-заговорщиков. Возглавляет их дочь Аврелия и наша старая знакомая Луцилла (Конни Нильсен). Империя между тем продолжает стремительно расширяться, кровь, вино и большие деньги льются по ней бурными никем не контролируемыми потоками.
А где-то в Нумидии (современном Алжире) голубоглазый и счастливо женатый воин Ханно (Пол Мескал) собирает урожай, но позволить себе не думать о Римской империи он не может. Потому что на самом деле он сын Луциллы и наследник римского престола Луций, а ещё потому, что римские легионы под предводительством генерала Марка Акация (Педро Паскаль) уже показались на горизонте. После ожесточённого (и живописного!) морского боя Ханно превращается из доброго фермера в кипящего ненавистью вдовца и раба, которого на галерах везут в самое сердце империи. Луций намерен свести с ней счёты, а поможет ему в этом делец Макрин (Дензел Вашингтон), выкупивший пленника для гладиаторских боёв. Ровно до тех пор, пока не станет для него главным соперником.
К сиквелу самого грандиозного проекта в фильмографии Ридли Скотта с ходу хотелось отнестись с некоторым сочувствием и уважением: попытаться выйти из тени такого великого предка — задача дерзкая и амбициозная, как покушения гладиаторов-рабов на императора. И тут стоит сразу отметить, что маэстро, кажется, и не ставил перед актёрами сиквела задачи покорить те драматические высоты, которых достиг Рассел Кроу в 2000 году. Герой Мескала на этой арене существует как будто на совсем других условиях. При всей техничности и филигранности исполнения он по природе своей выглядит заложником Колизея, в то время как Кроу был его полноценным хозяином, действующим с неотвратимостью рока. Сколько бы Мескал ни сносил головы в манере Кроу сразу с двух рук, его добрые печальные глаза превращают Луция если не в жертву, то в мученика.
Гладиатор Луций, в отличие от гладиатора Максимуса, — скорее мессия, чем воин, и проповедует он Вергилия, а не «силу и честь».
Ещё любопытнее обстоят дела с героем Педро Паскаля, которого здесь до обидного мало. Возможно, именно потому, что его персонаж — словно сказочный единорог: такой же фантастический, как невесть откуда взявшиеся в Древнем Риме газеты. В мире, где всё решают сила и ярость, он играет благородного генерала Марка Акация, захватившего по приказу полмира, но как бы нехотя и с сочувствием к порабощённым. Когда Акаций в очередной раз из благородства отказывается от решительных действий и отбрасывает меч, невольно задумываешься, как же он дослужился до высокого поста и дожил до почтенных седин со своим подрывным пацифизмом в обществе, напоминающем террариум с ядовитыми змеями.
Самой ядовитой и опасной змеёй здесь неожиданно оказывается делец Макрин, смотрящий на всех немигающим мёртвым взглядом. Этот фантастический перформанс Дензела Вашингтона, пожалуй, заслуживает отдельного текста. Он играет одновременно юркого прохвоста и интригана и человека, несгибаемого, как скала, — сочетание нетривиальное, если не сказать уникальное для большого экрана. Макрин — герой-двойник, бывший раб с политическими амбициями, острым умом и железной волей, но без солидной родословной. Вашингтон стоит в «Гладиаторе», как нерушимая стена, по которой зрителю и удаётся распознать изменения, происходящие в Луции. В совместных с Мескалом сценах он выглядит по меньшей мере Понтием Пилатом, но никак не ушлым злодеем.
“ Исход каждой схватки на этой арене с самого начала предрешён, следить остаётся только за тем, как именно это произойдёт.
Но центральной и принципиальной находкой сиквела стало решение перенести на арену и главные драматические события. Здесь Луцилле спустя 16 лет предстоит впервые увидеть своего сына, а ему — принять все поворотные решения, моменты на то и ключевые, что перечисление их будет явным спойлером. Теперь внимание зрителей полностью перенесено на арену, а самые драматические моменты буквально встроены в так называемые шоустопперы — развёрнутые развлекательные сцены (те самые с акулами и носорогами), которые традиционно не развивали сюжет и были элементами чистого удовольствия. Во время просмотра начинаешь себя чувствовать римлянином, стремящимся от скучных кулуарных бесед обратно в Колизей, где их последствия обязательно проявятся в ходе битвы.
В этом и новаторство, и одновременно слабость второго «Гладиатора»: пока героиня Конни Нильсен испытывает радость и ужас узнавания (сына на арене), декламируя Вергилия, там, внизу, не на шутку страдает носорог, что в моменте, будем честны, захватывает всё же больше. Вот и выходит, что драма в этом продолжении сдаётся зрелищу практически без боя. В конце концов, кому же не хочется посмотреть, как Мескал кусает обезьяну?
