Зинаида Пронченко анализирует самый громкий режиссёрский дебют года — фильм «Леди Бёрд» любимой актрисы Ноа Баумбаха Греты Гервиг. Камерная инди-драма собрала в этом сезоне два десятка призов, устанавила рекорд по количеству положительных рецензий на Rotten Tomatoes и номинировалась «Оскар».
В первом эпизоде телевизионной библии мамблкора, сериале «Девочки», Шошанна (Зося Мамет), показывая на постер «Секса в большом городе», спрашивает Джессу (Джемайма Кёрк) — с кем из четырёх героинь та себя ассоциирует. «Я не смотрела это шоу», — с ощутимым безразличием говорит Джесса. Так Лена Данэм, автор «Девочек», с самого начала автобиографической саги длиною в 6 сезонов, утверждает поколенческую разницу: мир изменился, и сегодня молодая женщина больше озабочена не тем, как себя подать (прежде всего потенциальному сексуальному партнеру), а как защитить своё тело от объективации, а душу, вернее, сознание, от навязанного обществом набора ценностных установок. И действительно — как? Уж точно не туфли Маноло Бланик и/или удачное замужество, профессиональная самореализация тут выступают в качестве ориентира.
Новая звезда американского независимого кино Грета Гервиг могла бы стать пятой подружкой в «Девочках», настолько её жизненное и творческое кредо рифмуются с озвученными Ханной Хорват и Ко проблемами бытия. Несколько лет подряд Гервиг помогала своему бойфренду Ноа Баумбаху формулировать молодёжную повестку — в «Франческе Ха» и «Госпоже Америке» она не только, задыхаясь от переполняющих грудь эмоций, бормотала с экрана о праве девушки обманывать ожидания окружающих, то есть о свободе выбора в постфеминистскую эпоху, но, как мы теперь понимаем, еще и суфлировала режиссёру. Не встреть Баумбах Гервиг, многие его картины стали бы тем, чем является по сути весь поздний кинематограф Вуди Аллена — россказнями старика, который думает, что любви все возрасты покорны.
На прошлой неделе журнал «Нью Йоркер» опубликовал рассказ начинающей писательницы Кристен Рупенян «Кошатник», речь там идёт о неудавшемся свидании между совсем юной студенткой колледжа и тридцатичетырёхлетним мужчиной без особо вредных привычек. Вроде понравившиеся друг другу за время недельной смс-переписки люди, встретившись, наконец, вживую, не понимают, как себя вести, и, несмотря на очевидное отсутствие «химии», всё же доводят дело до победного конца — неудачного секса и классического «опустошения», что наступает после механического перепихона. «Кошатник» моментально стал «событием» и много и подробно обсуждался в соцсетях. Причина успеха — невероятно детальное описание перипетий глазами девушки, ещё не успевшей лечь в постель с мужчиной, а уже проанализировавшей все «плюсы, минусы, подводные камни» с точки зрения всевозможных gender studies. Этакий триумф интроспекции с понятным нарративом: объективация, дискриминация, виктимизация. Три кита, на которых держится вселенная самоопределившейся личности в наши дни.
Обласканный критиками режиссёрский дебют Гервиг «Леди Бёрд», в общем и целом, экранизация подобного мироощущения. О том, как достигается состояние экзистенциального дзена, о мучительном пути contemporary woman к тотальной интеллектуализации всего сущего — чувств, инстинктов и даже секреций — Гервиг и сняла свой «симпатичный» фильм, явно переоценённый изголодавшейся по generation voice прессой.
История старшеклассницы из Сакраменто, тщетно сопротивляющейся судьбе, предначертанной неумолимой социологией: вместо учёбы в Йеле или жизни на Восточном побережье — мифическом центре arts and crafts — местный городской колледж, вместо истории Паоло и Франчески — сплошной unspecial sex. Ну, а уж про классическое непонимание семьёй бунтарских намерений и говорить не приходится. Холден Колфилд в юбке под палящим калифорнийским солнцем и не у кого спросить — куда улетают утки зимой, ведь, как и вся остальная унылая декорация, они здесь круглосуточно и круглогодично, а завтра будет то же, что вчера.
«Леди Бёрд», очевидно, очень личное произведение, потому и действие картины разворачивается в начале 2000-х годов, Гервиг росла при Джордже Буше Джуниоре. Тогда любой рефлексирующий индивидуум, а трудный подросток тем более (пубертат — время не только гормонов, но и раздумий), уже считал, что вокруг творится что-то нехорошее. Как же наивно эти опасения выглядят сегодня, из Америки с Трампом в Белом доме, — намекает нам Гервиг.
Тема сакральности собственной самости, красной строкой проходящая через весь фильм, вопреки намерениям режиссёра, оказывается разменной монетой в идеологическом торге. Всё, что моё — моё, а всё, что твоё — предмет переговоров. Такой вот архаичный эгоизм, почему-то объявленный новой искренностью. Проблема личной свободы каждого экзистенциалистами трактовалась как дело сугубо интимное. Герою Сэлинджера было жалко всех, но себя в первую очередь — и это правильно. Только поняв всё про «я», можно оставить других в покое. И в 2000-х годах так и было, эскапизм — высшая форма гуманизма. Но в 2017-м Гервиг, а вместе с ней и вся либеральная рать, полагает внутренний мир — оружием борьбы с миром внешним. У настоящего революционера нет личного, всё общественное. Каждый порыв души, любая нравственная икота должна быть вытащена наружу и подана на стол переговоров в вакуумной протестной упаковке. Все коллизии «Леди Бёрд» иллюстративны, просто конституция в картинках. Увы, на этот парад из политических стэйтментов и бодрых нью-эйджевских речёвок хочется со скукой ответить вместо «me too» — «phony». У верблюда два горба, потому что жизнь борьба. Но необязательно с Трампом.
