В прокат выходит «Портрет девушки в огне». Удалось ли режиссёру Селин Сьямма подать наконец женское как общечеловеческое, универсальное, разбирается Зинаида Пронченко.
«Портрет девушки в огне» — четвёртая картина Селин Сьямма, уже с короткометражек пытавшейся заявить женское как общечеловеческое, пожалуй, самый уязвимый фильм в кинорепертуаре этого сезона. Мало того, что однополая любовь — тема в России табуированная, так и напрямую связанная с ней борьба за гендерное равноправие — сюжет в современной отечественной культуре по-прежнему нишевый. Женщин теперь принято хотя бы жалеть, но жалость по умолчанию предполагает снисхождение, а не искомый паритет.
Однако главная проблема удостоенного приза за лучший сценарий в Каннах (говорят, это расстроило и даже оскорбило автора) «Портрета девушки в огне» всё же находится внутри, а не вовне, в поле сугубо художественном. Буквально реализованный Сьямма female gaze из заданного условия для решения более сложного уравнения (тут вроде снимается кино, а не только пишется история феминизма) превратился в самоцель. Большинство вопросов художника к городу и миру — риторические, это такая игра в поддавки и хождение по кругу. Всё, на что смотрит женщина, угодно Богу. Особенно если смотрит она на товарку по патриархальному несчастью.
Бретань, галантный XVIII век дышит на ладан. В изрядно потрёпанном семи ветрами родовом поместье томится в ожидании Абеляра Элоиза (Адель Энель — очевидный мискаст, у этой актрисы, недавно названной Годаром в интервью для «Кайе» лучшей в своём поколении, масса достоинств, однако невинная дикарка — совсем не её амплуа). Молодая девушка в огне, недавно освободившаяся из монастыря, увы, лишь затем, чтобы заключить свою юность и красоту в другие казематы — брака по расчёту (впрочем, по любви никто тогда и не сочетался). Пламя тут — совсем не телесный зуд: маскулинный взгляд на эмансипацию а-ля Абделатиф Кешиш, с удовольствием выставлявший женщину сосудом похоти в своих эгоистичных сексуальных целях в «Жизни Адели», Сьямма глубоко противен. Элоизе не позволено быть в этом мире, только являться: сначала чьей-то дочерью, потом супругой, затем матерью. В отрыве от установленной иерархии и нарратива Элоизы не существует. Поэтому гори оно всё синим пламенем. Её старшая сестра уже покончила с собой, вот и Элоиза сопротивляется судьбе подручными средствами: ни в какую не хочет позировать приглашённому художнику. Портрет же необходим для сватовства. Если общество не видит в женщине человека и отказывает ей в индивидуальности, зачем тогда оно пытается всмотреться в черты её лица?
Запечатлеть настоящую Элоизу удастся Марианне (Ноэми Мерлан), вслед за отцом взявшейся за кисть, столичной штучке, для которой свобода есть осознанная необходимость, а не остаточный рефлекс.
Кадр из фильма «Портрет девушки в огне», реж. С. Сьямма, 2019 г.
Содружество, разумеется, эволюционирует в совокупление, но Сьямма не станет спекулировать на скандальной фактуре, только небритая подмышка Элоизы, пристально зафиксированная камерой, претендует на чистый эротизм — секс тут именно близость, родство душ, обоюдное спасение утопающих. Не зря Атлантический океан — полноценный участник разыгрывающейся драмы: как бы опасны, суровы и холодны ни были его воды, девятый вал накроет героинь на суше. Разлука неизбежна и явится на порог гонцом из Милана, от жениха, жаждущего увидеть суженую. Портрет заколотят в ящик, словно бездыханное тело, и отправят по назначению, скоро за копией последует и оригинал — жить не своей жизнью.
«Портрет девушки в огне» вроде бы намеренно стремится к предельному лаконизму, как бы полному скромного изящества: Сьямма старательно плетёт кружево высококультурных референсов — от живописи малоизвестного Кристиана Готлиба Кранценштайна до набившего оскомину Вивальди. Увы, лаконизм оборачивается эстетикой телеспектакля, идеи превалируют над формой, благие намерения ведут Сьямма в стилистический ад. Артефакты, фигурирующие на экране, вопиюще пошлы, ибо не аутентичны. Понятно, что рубеж веков славен не только Каспаром Давидом Фридрихом или, допустим, Жаком-Луи Давидом (явно вдохновившими Сьямма на определённую колористическую гамму и свет), но история искусств не знает примеров настолько невразумительной и в то же время гиперреалистичной живописи в описываемую эпоху. В этом смысле «Орфей и Эвридика» из книги Овидия, что читают подруги промозглым вечером, — несколько притянутая за уши метафора равенства сердец, более уместный миф о Пигмалионе и Галатее отринут Сьямма как токсичный, служивший тысячелетия дискриминации, неожиданно смотрится провидческой самоиронией. Марианна объясняет менее просвещённым подругам, почему же Орфей обернулся и тем самым уничтожил шанс на хеппи-энд, — искусства ради. Так и Селин Сьямма, совершая трудное и опасное восхождение на олимп женской режиссуры, бросает прощальный взгляд на кинематограф. Идеологии для.
