В посткарантинный российский прокат въезжает сиквел фильма «Поезд в Пусан», наречённый в оригинале без нагромождений — «Полуостров», потому что никаких поездов в нём нет (максимум — корабль). Алексей Филиппов разобрался, в чём вторая часть зомби-франшизы уступает первой и почему зрители могут закрыть на это глаза.
После начала зомби-апокалипсиса прошло четыре года, не справившуюся с катастрофой Южную Корею закрыли на блокаду-карантин, у границы с Северной днюют и ночуют БТР, выживших бросили на произвол чумы. Среди последних спасшихся — бывший морпех Хан Джон-сок (Кан Дон-вон из нетфликсовского «Инрана»), который не уберёг сестру и племянника и теперь тяготится виной в городе-небоскрёбе Гонконге в компании свояка Ку Чул-мина (Ким До-юн). Беженцев из Южной Кореи тут не жалуют (порой даже брезгуют принять оплату), потому чужаков охотно берёт в оборот мафия. Трагедия трагедией, а в портовом зомби-городе Инчхон ржавеет без дела грузовик с 20 миллионами долларов. Хан, Ку и ещё двое наёмников соглашаются пробраться по адресу и рискнуть обесценившимися жизнями, чтобы обогатить гонконгский криминалитет и самим стать миллионерами.
Номинальное сходство с зачином, недавно уже использованным Спайком Ли в «Пятеро одной крови», — лишь одна из мириада ассоциаций, которые могут появиться при просмотре картины «Полуостров». В любой непонятной ситуации ищи клад, авось и найдёшь себя. И мучающийся совестью Хан Джон-сок, служака и человек рацио, получает шанс на искупление. В скелете некогда процветавшего города обнаруживается семья, которую он не рискнул пустить в джип, когда спасался с родственниками из Кореи.
Проблем, правда, хватает и без вины: город наводнён зомби, а тех, до кого не дотянутся ходячие мертвецы, охотно измордуют военные из Отряда 631. Ночами они обшманывают Инчхон на предмет еды и выживших, которых можно обречь на гладиаторские бои с мертвецами. Гнилозубые и полубезумные солдаты деградировали до хлеба и зрелищ — всё остальное человеческое им чуждо.
Как и десятки зомби-фильмов до него, «Полуостров» занят преимущественно вопросом «Что есть человек?». Если «Поезд в Пусан» завораживал угаром вечного движения и метрономом монтажа, периодически останавливаясь, чтобы отдышаться и слезливо поговорить о семье, как полагается фильму-катастрофе, то в сиквеле Ён Сан-хо решил сменить стратегию. Надсадной музыки и мелодраматичного рапида стало больше, эффектных сцен — ровно четыре; по две каждого вида: а) смертельная гонка по улицам Инчхон, напоминающая то Need for Speed, то «Дорогу ярости»; б) двухминутное шоу на выживание, которое Отряд 631 устраивает пленникам на специальной арене (в комплекте минутная драка, снятая одним кадром).
Ён рассудил, что можно обойтись и без виртуозного спазматически-трупного балета, променяв то, что работало безотказно, на галерею «расчеловечивания», где стать ожившим трупом — не самое страшное. Точнее — тут «Полуостров» вторит The Walking Dead и их вдохновителям, от Ромеро до Бойла, — что в экстремальной ситуации люди сами становятся живыми мертвецами, равнодушными к окружающим. От сержанта-садиста Хвана (Ким Мин-джэ) и жалкого «главнюка» Сео (Ку Гё-хван) до циничных бандитов Гонконга и мировых держав, бросивших Корею саму хоронить своих мертвецов.
(Гео)политических акцентов в «Полуострове» как будто стало больше: тут и невидимые вертолёты США, и футуристический дом изгоев, и неслучайно выбранный город-порт Инчхон, расположенный у самого Жёлтого моря — водоёма, сближающего КНР, КНДР, Южную Корею и Японию. Или разводящего по углам исторические обиды и нарциссизм малых различий, о которых бегло рассказывает одноимённый фильм На Хон-джина 2010 года. Впрочем, как и критика прозападности корейской экономики в первом «Поезде», всё это лишь эхо survival horror и семейной драмы.
Если культурный груз географии может носить формальную ценность, то выбор момента премьеры — нарочно не придумаешь (если, конечно, зрители смело потопают в кино, захватив фонарики и автоматы). В конкурсе Каннского кинофестиваля, случись он вдруг по графику, «Полуостров» смотрелся бы ещё страннее, чем нафталиновая зомби-отповедь потребительству от Джима Джармуша в «Мёртвые не умирают». Сегодня, когда слово «карантин» с экрана звучит не как термин из сай-фая про дрянь из далёкого космоса, а самые простые ценности — жизнь и здоровье близких — снова звучат насущнее задач поглобальнее, у второй остановки «Поезда в Пусан» есть шанс попасть хоть в какой-то цайтгайст.
Да, это «Ходячие мертвецы» (причём сезоны после драматургического натиска Дарабонта и до эпоса о государстве), да, «Один дома» (когда пошалить выпускают девочку-подростка Джун-и и её младшую сестру Ю-джин), да, «Рассвет мертвецов» (1978), препарирующий разбухшее тело общества потребления. И ещё десятки фильмов, показывающие, как сложно отпустить прошлое и любимых, которые давно изменились в лице и плотоядно тянутся к твоему. Очередная ода человеческой привязанности к ближнему, которая берёт верх над здравым смыслом, укладывает его на лопатки, как и практически каждый сюжетный поворот «Полуострова».
Фридрих Вильгельм Мурнау в 1924-м откровенно пришил «Последнему человеку» хеппи-энд, чтобы беднеющие зрители Веймарской республики не растеряли надежду, — и они ответили ему благодарностью хороших сборов. Возможно, это было продюсерским, а не авторским жестом, но — чутким к моменту. Возможно, «Полуострову», уступающему «Поезду в Пусан» по всем показателям минимум на вагон, уготована схожая участь.
