С 6 ноября в прокат выходит синефильская картина Ричарда Линклейтера «Новая волна», в игровой форме рассказывающая о съёмках манифеста французского движения «На последнем дыхании». В рамках спецпроекта МШК x Экспонента x КИНОТВ публикуем рецензию на культовый дебют Жан-Люка Годара победителя конкурса Максима Балаболкина.
«Поверь мне, мы никогда не бываем слишком грустны, чтобы изменить мир». Финальная фраза из «Книги образов» — бездонной меланхолии, затянутой в распадающуюся оболочку надежды. В ней — весь Годар. Его путь — это путь Мишеля Пуакара, возведённый в масштаб истории кино. Свой кинематографический пистолет он наставил на «папино кино» в дебютном «На последнем дыхании» и выстрелил в него джамп-катами и handheld-камерой. Режиссёр обогнал время, но, как и его герой, оказался в ситуации, когда бежать больше некуда. Стал вечным беглецом, который, пытаясь изменить мир изображений, обнаружил себя на его обочине — уставшим, непонятым, но не сломленным. Его печаль была топливом для революции, но оказалась её же итогом. Кажется, что сегодня, кроме нескольких тысяч синефилов и вечных студентов киношкол, Годар мало кому действительно интересен. «На последнем дыхании»? Да мы и сами уже задыхаемся. Но мог ли Годар представить, что его персонаж экзистенциальной пустоты окажется пророческим — точным слепком героя нашего времени?
Жан-Люк Годар создаёт до примитивности простой сюжет: убийство, прятки и роковая встреча с Патрицией, предательство и смерть. Три акта, типичный нуар, отсутствие интриги. Для режиссёра-революционера сюжет про девушку и гангстера — пустой предлог, чтобы поговорить о по-настоящему важном. Вся суть превращается в бесконечный метафоричный ряд, где Мишель надевает и снимает маску Богарта; читает гороскопы, хотя и без них знает своё будущее; слушает Патрицию, которая так и не может понять, кого любит. Гангстерская сага постепенно превращается в экзистенциальный бунт под лозунгом «Мне на всё наплевать» (J'm'en fous). Мишель, меняя маски, теряет самого себя. Между «грустью» и «небытием» он выбирает второе — не лучшее, а единственно возможное в условиях только двух крайностей: «всё или ничего».
Юношеский максимализм и становится ключом к трагедии про жизнь вне смысла и морали, вне юмора и печали. Таким антигероям не место в мире, его свобода абсурдна и ведёт в никуда. Финальная сцена не предстаёт торжеством правосудия, а является абсолютным тупиком, причём будто бы для всех героев сразу. «C'est vraiment dégueulasse» и снятие маски. Омерзительным кажется всё: Патриция, полиция, сам Мишель, четвёртая стена окончательно падает, и зритель может заглянуть в себя. Снова он. На последнем дыхании.
Что Годар хотел сказать этим сюжетом? Что мир прогнил? Это мы знаем давно. Что девушки могут предать? Ну, это совсем не новость. Видимо, спустя 60 лет после выхода фильма ответов не стало больше, а вопросы растворились в небытии. Мы вновь погружаемся в мир, лишённый координат, где жизни оказывается больше, чем в любой системной надстройке. Мишель — продукт идеологического вакуума, чьё игнорирование становится главной ценностью, а борьба — великой глупостью. Свобода и пустота, одиночество и беспощадное предательство — вот манифест, который выдерживает проверку не одно десятилетие, и, самое печальное, с каждым годом он всё актуальнее. Ирония в том, что Годар, сняв, казалось бы, частный случай, вывел универсальную формулу человека в эпоху распада больших нарративов. Человека, для которого собственная смерть — не трагедия, а последний, ничего не значащий жест.
Кажется, Париж 1960-х давно в прошлом, «новая волна» превратилась в старый мейнстрим, а темы, что откликались несколько десятилетий назад, вспоминаются только в случайной анемойе среди другой забытой пыли веков. Но вдруг неожиданно образ Мишеля Пуакара ощущается знакомым: вечно занятой, без свободной минуты человек, чья жизнь распланирована вдоль и поперёк. Он постоянно куда-то бежит, уже не понимая цели побега. Человек, для которого сон важнее думы, а единственная мечта сводится к случайному финалу в буре обесцвеченных чувств и эмоций. Кажется, эту грёзу легко расшифровать: ему нужен финальный выстрел, последний возглас «c'est vraiment dégueulasse» в мире, где не осталось ни одного «внимающего уха», чтобы на последнем дыхании поймать волну утраченных иллюзий и снять маску того, кем по факту никогда не являлся.
Мишель Пуакар и правда воплотил мечту Парвиля, с которым так страстно беседовала Патриция: он стал бессмертным и только потом умер. У большинства вряд ли получится провернуть подобное. На последнем дыхании придётся бежать до самого финала.
