На экраны с куда меньшим, чем можно было предположить, размахом вышел новый фильм Алис Винокур («Магический Париж», «Телохранитель») «Проксима», в котором Ева Грин в России готовится к полёту на Марс. Денис Виленкин хвалит картину, находясь, кажется, в безусловном меньшинстве.
Почти 2030 год. Красивая девушка с глубокими, как мировой океан, глазами Сара (Ева Грин) готовится к полёту на Марс в международной команде. Американец Майк (Мэтт Диллон) и русский Антон (Алексей Фатеев) в меру сил помогают ей преодолеть сильное моральное напряжение. Никаких интрижек, никакой физики, разговоры у костра, похлопывания по плечу. Сара, как и коллеги, стоит на пороге грандиозного открытия, вот только мечта о космосе внешнем сильно противостоит космосу внутреннему. Её маленькая дочь с дислексией Стелла (Зели Булан) и муж Томас (Ларс Айдингер) испытывают сильное волнение за свою любимую маму и жену. Ведь космос такой огромный, а вокруг всё такое маленькое. Даже та ракета на Байконуре.
Режиссёр Алис Винокур вхожа в так называемую новую женскую французскую волну вместе с Майвенн Ле Беско («Мой король»), Селин Сьямма («Портрет молодой девушки в огне»), Валери Донзелли («Полисс») и другими, хотя это, конечно, чисто критическая формальность, и «Проксиму», не похожую вообще ни на что, будут сравнивать прежде всего с другими фильмами о блуждающем огоньке человеческой души по бескрайним просторам темноты. Однако и «К звёздам» с Брэдом Питтом, и «Человек на Луне» с Райаном Гослингом, и «Гравитация» с Сандрой Баллок не были столь лаконично последовательны и невозбранно просты. Это кино о победе духа над временем, не о вечной жизни, как в «Высшем обществе» Клер Дени, не о продолжении миссии человечества и его подвигах, а о материнском чувстве, которое противоестественно мутирует в страх.
Proxima в переводе с латыни означает «ближайшая», а Проксима Центавра — самая близкая звезда к Земле после Солнца. Эта образная эстафета помогает француженке Винокур ухватиться за самую важную и чуть ли не единственную идею фильма, что человеку по-хорошему не нужны никакие планеты, открытия, а лишь только человек. Близкий, любимый. Для маленькой звёздочки Стеллы солнышко — её мама. А папа — он как бы где-то рядом, он вечный спутник. По Винокур, такая грустная констатация — сухой факт человеческой статистики. На титрах картины появляются кадры реальных женщин-космонавтов с детьми. Вот, дорогой ребёнок, я сейчас на Земле и с тобой, а папа где-то рядом, возможно, держит фотоаппарат. Можно было бы придраться к тому, что герой Айдингера несколько односложен и его эмоции мы считываем лишь по редким чувственным сценам, но это только потому, что его жизнь — фон. Такая же участь, как для неё улететь в чёрное ничего как минимум на год. И именно мысль о том, что фоном вынуждена стать и жизнь Стеллы, — причина клаустрофобической, давящей атмосферы фильма. Журналисты на Байконуре стреляют вспышками, астронавты профессионально улыбаются. А внутри всё как на смазанном снимке.
Неслучайно, кажется, и Сара держит фотографию дочери в руке в трясущемся покидающем Землю корабле. Это лихорадочное чувство рациональной утраты, которое вот-вот перерастёт в тихую грусть. Вот-вот это состояние «между» перестанет существовать и выльется в томительное ожидание. Пожалуй, именно ради этого кинематографического приёма, невозможного в литературе, допустим, и живописи, и была задумана «Проксима». А дальше — поездка отца и дочери от космодрома. За окном — скачущий табун лошадей посреди бескрайней казахской степи. Сара и Стелла обречены на вечное общение через стекло, будь то карантинная зона для встреч или экран видеосвязи на шаттле. Трагедия неразрешима. Потому что мама либо уже там, либо ещё не здесь. За миллионы световых лет делает маленькие шаги для человечества, но непоправимые для всей семьи.
