В российский прокат вышел «Коко-ди Коко-да» — скандинавский фантазм, балансирующий где-то между хоррором и абсурдом. Алексей Васильев критикует картину в пику восторженной санденсовской публике.
«Коко-ди Коко-да» из заголовка — это шведское «кукареку». «Умер мой петушок, теперь он больше никогда не споёт своё “Коко-ди, коко-да”», — распевает в прологе фильма церемонный нарумяненный старик в канотье с лентой. Исполняет он её, прогуливаясь по лесу в компании взъерошенного циркового амбала, несущего на руках окровавленный труп пса, и мрачной девицы с завитыми в рога чёрными волосами, ведущей на поводке питбуля. Позже та же песня возникнет в ряде других исполнений и аранжировок. Как мелодия шарманки — когда шарманку, на которой намалёвана наша лесная троица с собаками, запросит на свой восьмой день рождения маленькая девочка, увидев её в витрине сувенирной лавки приозёрного курорта. Однако до восьми девочка не доживёт — скончается необъяснимым образом под утро. Тогда песенку про Коко-ди заведут дрожащими голосами детские хоры, и на экране возникнет анимированная аппликация: на фоне детского рисунка деревьев с кудрявыми карандашными кронами, нанесённого на прозрачную бумагу, сквозь которую просвечивают развевающиеся на ветру занавески, марионетка-петушок уносит на небеса марионетку-кролика, а потом марионетки папа и мама кролики плачут над могилкой с крестом (на курорте семья покойной девочки разрисовала себе физиономии под кроликов). Потом возникнет титр «три года спустя». Мама и папа, явно не оправившиеся от смерти дочери, разбивают палатку в лесу. И когда мама просыпается, чтобы пописать, приходит трио из пролога — или с шарманки. Церемонный старик явно помешан на гениталиях: он натравливает питбуля сначала облизать промежность мамы, а потом откусить причиндалы папы («больше не споёт петушок коко-ди коко-да»?). Но папа просыпается от кошмара в той же палатке, и мама снова хочет писать. И снова приходит троица. Так повторяется пять раз, папа, наученный прежними снами, пробует все способы, и сбежать с другой стороны палатки, и заранее остаться ночевать в машине, пока не догадывается: единственный способ не столкнуться со злыми циркачами — это наплевать на мамино нытьё, что ей надобно писать, и давайте теперь все мёрзнуть, напускать полную палатку комаров и вообще ломать голову, как бы ей это покомфортнее сделать. Хочет — пусть ссыт под себя, решает папа. И — кошмар заканчивается, старик не приходит, папина машина сбивает собаку, которую нёс амбал, а ещё вчера злоязычная вздорная мама теперь с мокрыми портками покаянно плачет на папином плече.
Кадр из х/ф «Коко-ди Коко-да», реж. Й. Нюхольм, 2019 г.
Вот такая вот картина участвовала в конкурсах «Санденса» и Роттердама; теперь, когда она добралась до наших экранов, её на полном серьёзе разбирают и интерпретируют российские критики. Спору нет — определённая привязчивость у этой картины есть, её не то чтобы выплюнул и забыл. Это роднит её с детскими прибаутками, одна из которых стала её лейтмотивом и дала название. Огромную роль в этой привязчивости играют марионеточно-аппликационные вставки с петушком и кроликами. Режиссёр Йоханнес Нюхольм родился в 1974 году. Он застал ту эру детского телевидения, когда оно творило свои чудеса рукотворным, кустарным способом. В тогдашних фигурках зверушек из детских передач, в их неуклюжих, сомнамбулических движениях, в гулком эхе, которым их движения отдавали в студийный микрофон, было что-то чрезвычайно пугающе воздействовавшее на детскую психику. Люди поколения тех, кому за 40, давно заметили, что монстры из фильмов нашего детства — «Вожди Атлантиды», «Легенда о динозавре», «Смерть среди айсбергов», «Вий» — пугали гораздо сильнее, чем нынешние, несравненно более манёвренные и разнообразные монстры фильмов эры компьютерной анимации. Пожалуй, секрет в том, что анимация — она и есть анимация. А те чудища, пусть и явно надувные и неповоротливые, физически существовали на самом деле. Их пугающая сила, наверное, в том и состоит, что все драконы «Игр престолов» и «Властелина колец» собраны из байтов, на них дунь — и они в байты рассыплются, как дурной сон. Те же, сойдя с экрана, могут дотронуться, проскользить по ноге своей чешуей. К тому же эти их то рваные, то сонные движения марионеток...
Неадекватная, нетождественная нам материя всегда вызывает ужас и отвращение и в то же время завораживает. Это как идти по лесу и напороться на гадюку — существо без ног и вообще безо всего, чем мы привыкли орудовать, живущее своей непостижимой жизнью и представляющее угрозу нашей.
И всё же игрового кино в «Коко-ди» больше, а вот оно представляет из себя чистой воды самодеятельность. Там нет кадров, которые вы не могли бы снять на смартфон на заднем дворе собственной дачи. Актёры играют не лучше и не хуже ваших соседей. В одной из сцен реплика одного из персонажей не поступает вовремя, и церемонный старик поворачивает в его сторону голову с той неловкостью, с какой Дед Мороз на провинциальной новогодней ёлке вмиг сбивается с ритма, когда похмельная Снегурочка забывает подать текст, и волшебный Дед Мороз мгновенно становится просто дядькой с фотографии в театральном фойе, потерянно вертящим головой в приставной бороде посреди оравы чужих детей. В этом, как и некоторых других местах, фильм окончательно обескураживает тем, что, затеяв самодеятельность, её участники не удосужились своё представление даже как следует отрепетировать. Впрочем, такое растерянное поведение актёров в прокатном кино тоже играет на руку его привязчивости: переживание для зрителя, заплатившего за билет, и впрямь незабываемое.
Что касается темы непроработанной травмы от смерти ребёнка, то об этом снимается сейчас столько фильмов — из относительных удач можно вспомнить «Кроличью нору» с Николь Кидман — что само обращение к ней превратилось в докучливый штамп; только если раньше говорили о штампах мелодраматических, теперь искусство кишит штампами психоаналитическими. Символическое натравливание собаки на гениталии охладевших друг к другу после смерти дочери супругов является тройным триумфом глупости, прямолинейности и дурновкусия. Фильм балансирует между абсурдом и хоррором — но и в этом тандеме создаётся достаточное количество продуманных, высококачественных, сложновыстроенных произведений с прекрасным культурным бэкграундом, например, «Лекарство от здоровья» с Дейном Де Хааном. Зачем же после них может сгодиться «Коко-ди»? Конечно, и в эпоху реактивных самолётов остаются любители пересечь Альпы на кукурузнике. Если вы из таковских — тогда «Коко-ди» к вам. Только, выбрав кукурузник, зарубите на носу то, к чему свелась единственная дельная мысль фильма: ссать будете под себя.