В прокат вышел боевик «Домино» — первый после семилетней паузы фильм Брайана Де Пальмы. Алексей Васильев рассказывает, почему в кадре больше от Альмодовара, чем от режиссера «Лица со шрамом» и «Неприкасаемых».
У зрителей, для которых имя постановщика «Домино» Брайана Де Пальмы — пустой звук, этот боевичок о двух датских полицейских, отправившихся ловить убийцу напарника и попавших в мясорубку между ЦРУ и ИГИЛ, может вызвать только одну реакцию: верните наши денежки. Сюжета с трудом хватило бы на выпуск детективного сериала, и всё в нем настолько плоско и очевидно, как в графоманском сочинении школьника, что даже самые верные поклонники жанра полицейской драмы будут разочарованы. Копов играют звёзды «Игры престолов» Николай Костер-Вальдау и Кэрис ван Хаутен (там они Джейме Ланнистер и Мелисандра), но эта их легенда никак не обыграна, и в кадре оба смотрятся не слишком обаятельно. Больше всего новое творение Де Пальмы напоминает фильмы с Дольфом Лундгреном, тиражировавшиеся в 90-х для видео- и кинорынков третьего мира: предсказуемый сюжетный фарш, где всё — на крупных и средних планах, потому что массовку не собрали, денег на натурную съёмку не хватило, так что снимали трёх попрошаек на заднем дворе и Дольфа на мотоцикле.
Желание вернуть деньги только усиливает недоумение от того, что местами фильм так изобретательно красив, словно его поставил Альмодовар. Всё верно: «Домино» снимал регулярный оператор Альмодовара, работавший с ним ещё со времён «Женщин на грани нервного срыва» и вплоть до свежайшей «Боли и славы», и вообще главный оператор Испании Хосе Луис Алькайне. Он строит напряжённую драму ночи и света ночников, таща в каждый кадр красные объекты от табуреток до торшеров, а таких красных помидоров, как в «Домино», вы нигде не видели: немудрено, что в итоге они становятся важными и чуть ли не единственными небанальными участниками интриги.
Но даже больше, чем красивый киношный свет, огорошивает музыка: густая, сентиментальная, с приставучим мотивчиком — в 70-х такая была во всех фильмах, а потом выходила на пластинках в исполнении оркестра Поля Мориа или Франка Пурселя, но где-то после «Списка Шиндлера» в кино её полностью истребили. Отсюда, что забавно, тоже тянется след к новой ленте Альмодовара. Её сочинил Пино Донаджо, 77-летний итальянец, в 1961 году написавший песню, с которой Мина победила в Сан-Ремо, и в «Боли и славе» эта композиция играет кульминационную роль. Но как только, двенадцать лет спустя, Донаджо стал пробовать сочинять для кино, его тут же зафрахтовал Брайан Де Пальма, для которого он писал музыку, начиная с «Кэрри» и как раз до шиндлеровских времён.
И тут мы плавно переходим ко второй категории зрителей — поклонникам Де Пальмы. Представьте себе, и здесь, как в «Проколе», будут полиэкраны — только из ютьюбовских роликов на мониторе ноутбука. Представьте, что здесь финал, как в «Глазах змеи», снят на стадионе, где надо разыскать террориста в толпе. Только монтируется он вот как: сначала общий план стадиона в ярком ровном дневном свете, затем крупный план террориста в каком-то пиротехническом дыму: он готовится нанести удар совсем как обманутый муж из немого кино (почему у всех на стадионе — день, а у террориста — ночь, непонятно); после средний план — героиня на трибуне, ошалело оглядывается по сторонам. Трибуна за её спиной полупуста: зрители сидят через три-четыре кресла, ни о какой толпе, сквозь которую пытается продраться человечность, как в классических фильмах Де Пальмы, не может быть и речи.
Так смонтировать мог только Эд Вуд или мясник, никогда не бывавший в кино, и Де Пальма на каждом углу проклинает датских продюсеров за то, что они отобрали у него фильм и вынули из него душу на монтаже. Но было бы что вынимать. Если бы героиня, как Нэнси Аллен, продиралась навстречу герою сквозь толпу, ещё было бы о чём говорить, но там же наполненность стадиона — как на местном турнире в городошный спорт! Массовки не хватило, а та, что была, разбрелась, потому что не было денег. Фильм сняли за 6 миллионов долларов. Де Пальма сморозил глупость даже не когда взялся снимать недопечённый сюжет, а когда согласился на ничтожный бюджет. Это как если бы Бах устроил концерт без органа, Вивальди — без виолончели, Pet Shop Boys — без синтезатора. Его кинооперам о людях в жерновах политики нужны большие деньги. Без них он как без рук. Пытаясь рассказать о потоках общественного зла и утыкаясь камерой в пустую трибуну, он напоминает человека, взявшегося говорить навзрыд о душевной боли, но то и дело отбегающего проверить, сварились ли у него пельмени.
Датским же продюсерам с деньгами было расставаться страшно. Взгляните на календарь: нашему дорогому любимому Де Пальме скоро стукнет 80. Конечно, такой возраст не приговор. Француз Ален Рене в 91 год получил с фильмом «Любить, пить и петь» приз в Берлине за новаторство. Японцы Канэто Синдо и Кон Итикава отметили столетние юбилеи каллиграфически изысканными постановками. Но все трое работали у себя на родине, с давней сыгранной командой, и снимали о временах своей юности, которые чувствовали нутром. У Де Пальмы и страна чужая, и мир чужой. Не то чтобы ЦРУ и ИГИЛ были для него неподходящими злодеями, но тема человечности, которая становится жертвой общественных механизмов, отыгрывается сейчас хотя бы у тех же датчан в их детективных сериалах совсем по-другому: замкнуто и ядовито, на психоанализе и алкоголе, никак не навзрыд и под оркестр Поля Мориа.
Что до возвращения в Голливуд, только и способный технически и финансово обеспечивать Де Пальме подобающие его стилю аранжировки, после двадцати лет скитаний по Европам, в 80 лет, это вряд ли возможно. Голливуд не помнит старой дружбы. Он для таких как Де Пальма — что ЦРУ и толпа в его фильмах для Траволты и Нэнси Аллен. Так что не ходите, чтобы не расстраиваться. И искренне, всем сердцем жалко парня, и несмотря на то, что выглядит всё как будто безысходно, пожелаем ему здоровья и новых реальных удач. Когда от души — глядишь, и сбудется.
