В российский прокат после триумфа на прошлогоднем Каннском кинофестивале и награды на «Оскаре» вкатывается фильм «Сядь за руль моей машины» — экранизация рассказа Мураками от японского режиссёра Рюсукэ Хамагути. Анастасия Сенченко рассказывает подробнее о картине и о цепочке неслучайных переживаний, которую запускает её просмотр.
Нет, совсем неспроста главный посыл чудом уцелевшей в российском прокате картины Хамагути: «Что же делать, надо жить!» В японском трёхчасовом фильме «Сядь за руль моей машины» все герои на разных языках молчат о своих трагедиях, но как молитву день за днём повторяют реплики из чеховского «Дяди Вани». И сегодня этот фаворит кинокритиков во всём мире, призёр Канн и четырёхкратный номинант на «Оскар» (получил статуэтку за «Лучший иностранный фильм») выглядит каким-то нежным и трепетным посланием к людям, которые любили, страдали, но промахнулись, и на том спасибо.
Театральный режиссёр Юсукэ Кафуку запоминает фантастические сюжеты, которые рождаются в голове его жены Ото после секса. Он внимателен к её историям, она внимательна к его спектаклям и даже записывает для него все реплики из «Дяди Вани» на кассету, чтобы их удобнее было заучивать в пути. Но есть между ними растущее пространство тишины, того, о чём оба, искренне дорожа друг другом, говорить не могут. Например, об их умершей четырёхлетней дочери, или об изменах Ото, о которых Кафуку случайно узнаёт, но хранит молчание. И когда Ото в одно обычное утро говорит мужу, что им нужно поговорить, Кафуку до позднего вечера колесит по городу, чтобы избежать явно противоречащего его сценарию диалога. А ночью он обнаруживает её бездыханное тело.
Всё это лишь пролог, основные же события развернутся спустя два года, когда Кафуку приглашают на фестиваль в Хиросиму, поставить спектакль по тому самому «Дяде Ване», реплики из которого по-прежнему звучат в его авто. Большую часть фильма он будет разъезжать в своём крошечном красном «саабе-900» от окраины к центру Хиросимы и обратно, замурованный в пространстве этой небольшой пьесы и собственного горя, ключ от которого потерян вместе с тем так и не состоявшимся разговором. Но по воле строгих организаторов фестиваля в этом пространстве появляется третий: юная Мисаки, которая была назначена его персональным водителем, — строгие правила не позволяют Кафуку на время действия контракта самому находиться за рулем.
Для Рюсукэ Хамагути прошлый год стал, пожалуй, самым успешным в карьере. В начале года на фестивале в Берлине его «Случайность и догадка» получила Гран-при, а меньше чем через полгода Хамагути следующей своей картиной очаровывает критиков на Круазетт и увозит три «Пальмовых ветви» из Канн, в том числе приз ФИПРЕССИ. Феномен его в том, что Хамагути не интересуют события с большой буквы, его интересуют только их последствия и те скрытые подводные течения, которые они запускают в человеческой душе. Избыточность чувства, которая у Антониони и Бергмана была трагически невыразима, в объективе Хамагути вдруг потеряла свою остроту. Перестала быть тем, от чего горит плёнка и рушатся судьбы. То скрытое, что не открывалось под напором тревожного и пристального взгляда, стало доступно Хамагути, который показал, что порой достаточно просто отвести глаза.
Вынесение всех важных событий (смерть дочери и жены, личные трагедии Мисаки и молодого любовника Ото) за рамки повествования роднит «Сядь за руль моей машины» с другим недавним каннским хитом — южнокорейским фильмом «Пылающий» Ли Чхан-дона. В основе сценариев и того и другого — проза Харуки Мураками, которая и содержит в себе подобное отстранение от события. Оно оказывается не в фокусе, а всё внимание перенесено на тот эффект, который этот рассказ оказывает на слушателей.
В фильме Хамагути нерушимая близость супругов держится на этой эмпатии слушающего. Кафуку недаром верит, что путь к себе лежит через чужой текст, и не зря изводит актёров бесконечными читками. Его связь с другими персонажами произойдёт не через открытие их истории, а через открытие себя в этих историях. В душу к другому человеку, может, и нельзя заглянуть, но можно постараться разглядеть ту же боль и отчаянье в своей собственной. Недаром чеховский текст, связавший их всех воедино, здесь играет роль знакомого всем гадания: открыть книгу на случайной странице и найти ответ на свой вопрос в одном предложении. Ровно так звучат в фильме все случайные реплики из «Дяди Вани» — как не случайные.
История Хамагути наполнена каким-то грустным фатализмом, и никто в ней не может сойти с намеченного маршрута. Кафуку отдаёт свою роль, свою машину, покидает свой дом, но в финале оказывается в той же точке. Несчастные организаторы, несмотря на все меры предосторожности, вновь сталкиваются с форс-мажором, Мисаки вдруг узнаёт себя в чеховской Соне, и всё ее бегство оборачивается вспять. Но в каждом маршруте заметна искра божественного предопределения, которое всем им дарует освобождение от тяжкого бремени вины.
«Сядь за руль моей машины» — это не просто цитата из хита Beatles, это предложение зрителю в тесном стареньком автомобиле совершить путешествие к тайнам человеческой души. И каждое чужое раскаяние на этом маршруте попадает точно в цель, запускает цепочку новых признаний о том, как каждый когда-то пусть невольно, но впустил зло в этот мир и оно поселилось с ним рядом, несмотря на то, что для него нет реплик в этом спектакле.
