Алексей Филиппов рассказывает про «Голиафа» — фильм-исследование фронтира, границы цивилизации и цивилизованности. О библейском мотиве и венецианском успехе — в нашем материале.
В удалённом казахстанском поселке Каратас всем заправляет авторитет Пошаев (Данияр Алшинов). «Советует» иностранным инвесторам, чтобы на предприятии по добыче минералов работали только местные. Берёт мзду за перевозку грузов и блокирует наркотрафик. А тех, кто выступит поперёк его слова, жестоко наказывает. Например, за заявление в полицию пристрелил жену контуженного Арзу (Берик Айтжанов). Все ожидают, что отец-одиночка, едва сводящий концы с концами, будет мстить, но тот не демонстрирует признаков праведного гнева. Даже с благодарностью принимает от Пошаева работу охранником. Сидит себе тихо, вытачивает игрушки из дерева.
Вид казахстанской степи вселяет ощущение истерна — вот и «Голиафа» Адильхана Ержанова хочется записать в формуляр исследований фронтира. Граница если не цивилизации, то цивилизованности, за которой орудует не закон, а право сильного.
Новый фильм плодовитого режиссёра, показанный в Венеции и получивший приз независимых итальянских критиков, буквально начинается с демонстрации физической подготовки Пошаева. Под молитвенное бормотание соратника в майке Lakers он отрабатывает удары на трёх приспешниках, с которыми вскоре пойдёт штурмовать полицейский участок. Бей своих, чтоб чужие боялись. И они боятся: то ли установившегося порядка, то ли — что же будет без него. Даже хромающего молчаливого Арзу весь Каратас подвергает остракизму за якобы попытку покушения на бандита — с ножичком для резьбы по дереву.
Пока местные разборки сокращают численность населения, Арзу стойко сносит все испытания. Как одноногий оловянный солдатик, понимающий, что не стоит соваться в пламя. Как Иов, который верил, что всё это для чего-то нужно. Пошаев однажды ему объяснит: народ — жёсткий, демократия — враньё, разделение власти — больше проблем, по-другому — нельзя. Арзу молча слушает всё, что ему говорят, проявляя не мрачную решительность народного героя, а как будто полную покорность судьбе. Правда, в новом жилище таки выточит фигурку кита, словно сигнализируя высшим силам: намёк понял, принял — как Иона, наказанный за своеволие трёхдневной ссылкой в чрево исполинского морского млекопитающего.
Библейскую ауру, конечно, сулит хотя бы одно название, но «Голиаф» при этом не впадает в транс притчи. Эпиграф из «Государя» Макиавелли — о том, что зло должно быть таким, чтобы противник уже не встал на ноги, — настраивает на философский лад, а власть предлагает трактовать максимально широко.
И в религиозном смысле, и в законодательном, и исполнительном, и куда далее — по праву силы или по законам природы. До поры до времени Арзу несёт по сюжетной пустоши, как перекати-поле, только все соратники Пошаева намекают ему, шутливо или серьёзно, что были бы не прочь избавиться от деспота-патриота. Вот он и аккумулирует народную волю под пыльной спецовкой.
Последней искрой становится обрывистый разговор с новой соседкой Таней (Александра Ревенко), которая провоцирует Арзу вспомнить первую встречу с женой. Именно в этой точке он из объекта превращается снова в человека, который и говорит, и чувствует, и даже стреляет — чего не делал с армейских лет. Глаза боятся — руки делают.
