Новая работа французского режиссёра Анн Фонтен «Болеро. Душа Парижа» вошла в программу «Арт-кор» 46-го ММКФ. Как и другие фильмы программы, она посвящена искусству, однако выделяется на фоне других участников более классической манерой повествования: это традиционная кинобиография. В рамках «Школы критики» ученик мастерской Сусанны Альпериной Юрий Кунгуров разбирается, как раскрылся в такой форме главный герой.
Анн Фонтен не впервые работает в формате «Жизнь замечательных людей»: в 2009 году она сняла фильм «Коко де Шанель», название которого говорит само за себя. На этот раз постановщица взялась за фигуру в определённом смысле более сложную и неуловимую. За два часа фильм хотя бы по касательной освещает ключевые события из жизни композитора. В центре сюжета — творческие поиски героя и то ли дружеские, то ли платонически любовные отношения с подругами. Но именно произведение «Болеро» становится точкой отсчёта и в определённом смысле «персонажем» фильма. В статье-отклике на смерть Равеля композитор Сергей Прокофьев обращал внимание на особый эффект «Болеро»: оно «имеет свойство самого непосредственного воздействия на слушателя».
Однако для Равеля «Болеро» было и проблемой: композитора стали ассоциировать с одним произведением, ожидая от него повторения, в то время как он хотел чего-то нового. И эта тема подробно отражена в фильме. Вдруг возникает странная фестивальная параллель: в фильме из конкурса документального кино ММКФ «Нелюбимка» артист Niletto борется с тем, что его ассоциируют с одной лишь песней. Так же и Равель становится заложником одного произведения, которое смогла оценить по достоинству публика. Так вдруг сближаются истории несопоставимых по масштабу фигур, но оказывается, что проблемы у музыкантов, которые находятся друг от друга на дистанции более ста лет, схожи.
Уже в начальных титрах тема «Болеро» обыгрывается в различных аранжировках и исполняется разными артистами, что настраивает на лад экспериментального фильма. Более того — заставляет ожидать совсем другое кино — вовсе не традиционный байопик, который в итоге увидишь. Далее вместо подобных неожиданных музыкальных решений вдруг неоднократно появляются известные композиции Шопена, давно ставшие трюизмами для отражения печали героев в кино. Вот и богатейший материал биографии Равеля подан как набор образов-клише. Даже Ида Рубинштейн (Жанна Балибар) скорее выглядит эффектной куклой, чем раскрыта как личность. Почти все острые эпизоды из жизни героя обойдены стороной или поданы вскользь. Так, война, глубоко повлиявшая на его формирование как личности и художника, изображена довольно поверхностно. История же о том, как Равель написал концерт для левой руки по заказу пианиста Пауля Витгенштейна, который лишился правой руки на войне, лишь упомянута, хотя могла бы послужить материалом для отдельного фильма.
Вместо передачи ярких эпизодов из жизни Равеля Анн Фонтен предлагает скорее пересказ «Википедии» — это сделано добротно, профессионально и довольно-таки стерильно.
В фильме появляется образ критика, который поругивает Равеля за инертность музыкальных образов: по его мнению, Равель не умеет вызывать в слушателе сильные эмоции. Удивительным образом упрёк, произнесённый персонажем, которого фильм как бы высмеивает, оборачивается точной характеристикой работы режиссёра. Всё качественно — и не вызывает никаких эмоций.
Их могут спровоцировать музыка Равеля и танцы: как довольно вульгарный — экранной Иды Рубинштейн, так и современный минималистичный — в финальном эпизоде. Но это всё же более заслуга композитора и хореографа, нежели режиссёра. Есть у фильма качество, благодаря которому он оставляет приятное впечатление, а стерильность оборачивается уместной нейтральностью. Анн Фонтен справилась с задачей передать образ личности, которую недопоняли и оценивали не совсем точно. Неслучайно устами поверхностного критика в картине озвучивается стереотип восприятия Равеля как эпигона Дебюсси. «Дебюсси и Равель. Много копий сломали исследователи вокруг этих имён», — писал музыковед Валерий Смирнов в своей книге о композиторе.
Режиссёр находит свой код для расшифровки уникальности образа Равеля. Фильм называется по-французски просто «Болеро», но к русскоязычному заглавию добавили словосочетание «Душа Парижа». Получилось не совсем органично — герой «не от мира сего» с этими словами сочетается едва ли. Огромную роль в удаче создания этого образа сыграл исполнитель главной роли. Актёр Рафаэль Персонас не особенно похож на более крупного, абсолютно другого по типажу Равеля, но портретное сходство здесь не столь важно. В фильме Равель получился флегматичным, притягательным, но глубоко интровертным. Персонасу удалось сыграть так, что сразу понимаешь, почему женщины хотели быть в его обществе, хотя он и проявлял к ним мало интереса. По его собственным словам, был «женат на музыке».
Почему для раскрытия героя режиссёр выбрала именно «Болеро», композицию короткую, тогда как у Равеля есть более обстоятельные произведения — оперы или известный балет «Дафнис и Хлоя»? В «Болеро» сконцентрированы стиль и гений Равеля: повторяющаяся по кругу тема (не подлинно народная, но сочинённая в народном испанском духе) выплёскивает скрытые чувства, создавая образ не просто повторяемости, но и бесконечности жизни.
И хотя фильм и близко не получился конгениальным композиции, он всё же претендует на элегантную к ней визуальную иллюстрацию — большая заслуга операторской работы Кристофа Бокарна. С диалогами-размышлениями о жизни, которым предаются герои, — они звучат как аляповатая стилизация под прозу Пруста. Со скрытым эротизмом в отношениях Равеля с собеседницами — те проникаются к нему теплом, но видимое подобие взаимности могут «выбить» с трудом.
Подобно некоторым изящным танцам, «Болеро» Анн Фонтен в первую очередь интересно эстетским флёром: это кино, на котором скорее хочется расслабиться, чем его анализировать. Всё равно что вдумываться в правдивость финального титра, повествующего о том, что «Болеро» Мориса Равеля исполняется в мире каждые 15 минут. Поверим на слово.
