«Высокая мелодрама об узах крови и причудах любви». Таким слоганом прокатчики одарили «Эру» Вениамина Илясова, которая вот-вот начнёт своё шествие по отечественным кинотеатрам. В честь премьеры этого чудесного фильма мы, засмотревшись на его красоты и проникнувшись его эстетикой, решили поделиться с читателями другими лентами схожего толка — такими, в которых выдающийся визуал соседствует с глубоким поэтическим содержанием.
«Эра», реж. Вениамин Илясов, 2023
Коллеги из издания «Сеанс», поговорившие с режиссёром «Эры», выделили момент, замеченный многими, кому довелось писать про эту тонкую трагикомедию «на кончиках пальцев». Подчёркивали они, что «Эра», в которой мы видим утончённую операторскую работу Батыра Моргачёва и сильную актёрскую игру Марианны Шульц с Геннадием Блиновым, содержит много визуальных крючков. Все они будто бы отсылают к Уэсу Андерсону, Педро Альмодовару, Кире Муратовой, Эмиру Кустурице, Сергею Параджанову, Рустаму Хамдамову и многим другим. Однако постановщик «Эры» Вениамин Илясов в ходе беседы высказался иначе: «Назвали мелодрамой, разглядели какие-то отсылки к Альмодовару (я у него ни одного фильма не видел), сравнили с Кирой Муратовой только из-за того, что у меня снимался Жан Даниэль… Как воспринимать такое? Никак. Но смотрящему нужны ориентиры, он теряется без маячков».
В общем и целом не так уж и важно, что в «Эре» является вещью заимствованной, а что самостоятельно изобретённой. Примеры кинокартин с ярким визуальным кодом вы всё равно отыщете в подборке ниже. А вот про «Эру», перед тем как идти на неё в кино (что мы вам сделать категорически советуем!), нужно знать лишь одно: в истории о любвеобильной матери и её сыне-инвалиде, выживающих в тихой местности на морском побережье, нашлось место и для сильной драматургии, и для хлёсткого художественного разбега. И наблюдать за этим «карманным космосом чувств», озвученным потёртыми пластинками и завешенным контрастными «тряпками» на бельевых верёвках, — всамделишное переживание прекрасного.
«Цвет граната», реж. Сергей Параджанов, 1968
Многим после просмотра на ум придёт плюс-минус одинаковая мысль: «Ничего непонятно, но я только что увидел один из самых красивых фильмов в своей жизни». Завораживающие натюрморты армянской бытности XVIII века образуют тактильное кинополотно, где математически выверенные ансамбли неодушевлённых предметов выражают духовные метания протагониста. Хоть как-то скрепить между собой бессюжетное слайд-шоу призваны закадровые речи великого поэта Саят-Новы, и именно ему посвящён этот антибайопик, в своё время обруганный советской цензурой.
В знаменитой кинопритче известного диссидента Параджанова присутствуют обнажённые тела, паранормальное превалирует над нормальным, а исторический материал поставляется зрителю не в виде подробно расписанного сценария, а путём нагромождения визуальных метафор. Впрочем, «Цвет граната» ценен для нас не как образчик народного эпоса о жизни и творчестве армянского национального героя, а как чистая эссенция искусства кинематографии — невероятная палитра красок, течений, телодвижений, как пленительный танец текучего, сыпучего, пахучего, плачущего, улыбающегося, шелестящего, поющего, молчаливого, молящегося, форменного и бесформенного.
Как и «Эра», этот фильм выстраивает свой особенный предметный мир, вплетая быт в повествование, а молчание героев — в неслышимый голос самых обычных домашних вещей (пускай сюжеты лент Параджанова и Илясова разделяют целые века).
«Бросай читать, собираемся на улицах!», реж. Сюдзи Тэраяма, 1971
Тэраяма — человек, посвятивший себя критике японского общества и для исполнения своего «гражданского долга» прибегавший ко всем мыслимым и немыслимым медиумам: Сюдзи-сан и подпольным театром заведовал, и книжки писал, и в прессе публиковался, и с фотоаппаратом, равно как и с кинокамерой, обращаться умел. И если мы заведём разговор о фильмах Тэраямы, то в нашем диалоге наверняка будут мелькать слова «сюрреализм», «кислота», «молодёжь», «бунт», «вирирование», «секс» и «мифология». Все картины этого режиссёра подчиняются не дружелюбному драматургическому механизму, а в первую очередь логике провокационного манифеста.
«Бросай читать, собираемся на улицах!» — среди работ Сюдзи-сан самая бешеная и озлобленная. В этой череде экспрессивных кадров, намиксованных средствами не менее экспрессивного монтажа, зритель, с одной стороны, наблюдает приключения молодого японца, что сбежал из дома в поисках лучшей жизни. С другой стороны, он видит этюды, которые нарушают привычные киношные правила, говорят о запредельном зарубежном влиянии на азиатскую культуру, а то и вовсе попрекают соотечественников за то, что ценности их надуманны, стремления никчёмны, а отношение к жертвам всемирной мясорубки под названием «XX век» — молчаливый нейтралитет, о страшных последствиях которого молчать никак нельзя. Вот поэтому ни Тэраяма, ни его мятежные соратники не молчат, тихому принятию ситуации предпочитают громкое кинематографическое высказывание.
В «Эре» нет ярко выраженной социальной критики, как в творении японца Тэраямы, однако объединяет оба этих произведения неуклюжая энергетика, когда трагичное озвучивает музыка праздника, а в кадре часто мелькают мультимедийные артефакты эпох, как, например, советские мультфильмы, которые смотрит герой Гены Блинова.
«Женщины на грани нервного срыва», реж. Педро Альмодовар, 1988
Лента, премьера которой превратила Педро Альмодовара из локального мастера во всемирный феномен. По совместительству наиболее наглядное пособие по стилю и страстям испанского режиссёра, прославившегося в качестве воспевателя непростой женской доли, чьи картины больше походят на вырезки из глянцевых журналов, нежели на традиционное мелодраматическое кино. Женщины Альмодовара на экране — что очевидно из заголовка фильма — прекрасные создания, на которых давят все и каждый, однако беды они преодолевают бойко и даже совсем уж абсурдные проблемы облекают в комедийные одежды. Одной рукой нанося макияж, а другой помешивая кипящий гаспачо, героини дают бой нападкам повседневности и разруливают то, что поначалу кажется неразруливаемым в кутерьме чересчур пёстрых декораций. Так Альмодовар подчёркивает чарующую фантомность сотворённой им микровселенной — места обитания «неидеальных» девушек, как раз потому и прекрасных, что они «неидеальны» и назло их искусственному окружению — до одури настоящие.
Российские и испанские домохозяйства не похожи друг на друга, но что в «Эре», что в нетленке Альмодовара повседневное окрашено в яркие цвета и всем своим видом кричит о пылких характерах персонажей, которые посреди него обитают.
«Куда приводят мечты», реж. Винсент Уорд, 1998
Американский кинокритик Роджер Эберт писал об этом фильме следующее: «Это кино настолько захватывающее, настолько красивое, настолько смелое в своих фантазиях, что в конце концов понимаешь, что всё это ни к чему не приводит. Оно доводит до эмоциональной грани, но не дожимает. Кино прерывается на удивительно неубедительной ноте — обычное дело для фильма, по-настоящему отважного и визионерского». И мы согласны с Эбертом: «Куда приводят мечты», повествующий о страдальце (ещё одна блестящая роль Робина Уильямса), который после смерти путешествует между раем и адом в поисках ответов на вечные вопросы, слаб по части сторителлинга и далеко не каждого зрителя сможет зацепить хрестоматийным посылом. Однако даже если лента не окажет терапевтического эффекта, то наверняка поразит своим художественным исполнением.
Невозможно выкинуть из головы пейзажи загробных земель, в одну секунду напоминающие картины-столпотворения Босха, в следующую — детализированные фотокарточки, сделанные с высоты птичьего полёта чуть ли не самим Господом, а после — оживающий на глазах импрессионистский рисунок маслом. Как раз этот аспект ленты в своё время оценили многие профессионалы, а Американская киноакадемия даже удостоила «Куда приводят мечты» профильного «Оскара».
Герой Уильямса замкнут на себе и на своих предсмертных грёзах, из-за чего его путешествие в мир фантазий отдаляет его от первоначальной цели; так же и героиня Марианны Шульц, пытаясь подружить мужчин с собой, а себя с мужчинами, постепенно становится чужой для сына, ради которого она до сих пор находила силы жить.
«Запределье», реж. Тарсем Сингх, 2006
«Запределье» снималось на протяжении четырёх лет на территории 18 стран, причём не на студийные доллары, а на деньги, скопленные самим режиссёром — отчаянным визионером Тарсемом Сингхом. Прокат не оправдал 30-миллионного бюджета. И тем не менее картину, являющуюся своеобразным ремейком позабытой болгарской драмы 1981 года, мы до сих пор помним, любим и пересматриваем.
Здесь смешались: суровая реальность и буйное воображение; беспощадность взрослых и ребячество детей; история о «поломанном» каскадёре, который заводит в больнице дружбу с маленькой девочкой. Есть и волшебная одиссея банды головореза с добрым сердцем, о которой прикованный к койке протагонист рассказывает маленькой подруге. Тарсем Сингх создал поистине монументальную иллюзию: сюжет внутри сюжета, ирреальная сказка внутри приземлённой трагедии — и катарсис, который достигается через цветовую гамму и кругосветные странствия. «Запределье» — это магия, которую удалось поймать в кинообъектив. История одновременно и печальная, и вдохновляющая. Достаточно тривиальная по содержанию, но экспериментальная в вопросах формы. Погружённая в прошлое, однако обращённая к будущему.
Нарратив «Эры» не столь хитёр, как в картине Сингха, однако их точкой пересечения выступает стилистика — геометрически совершенная операторская работа, превращающая обычные локации в волшебные места силы.
«Великая красота», реж. Паоло Соррентино, 2013
Он любит футбол и готов продать душу за родной клуб «Наполи». Он умеет раскрывать женскую красоту, как внешнюю, так и внутреннюю, и выражать скупую на широкие чувства мужскую натуру — даже самых зачерствевших сухарей — через фотогению повседневного. Камера, подчинённая ему, смакует памятники культуры с не меньшим усердием, чем изгибы тел фотомоделей. И, конечно же, в своих фильмах этот режиссёр ставит настолько грандиозные пьянки, что аж зависть берёт. Одних только трейлеров хватит, чтобы в этом убедиться: пример № 1 из, собственно, «Великой красоты» и № 2 — из «Лоро», описывающего кайф и смятение реального итальянского политика Сильвио Берлускони. Демонстрация эта выглядит настолько лихо, что через актуальные правила YouTube многие сцены оттуда без размахивания цензурными ножницами не пройдут.
Он — это Паоло Соррентино, а «Великая красота» — пожалуй, та его работа, которую не стыдно наречь званием magnum opus. Философствующий стареющий журналист, живописный Рим, гулящая на широкую ногу богема, экскурсии по открыточным и не очень местам Вечного города, многочисленные оммажи Феллини. Операторская работа как в лучших гангстерских фильмах Скорсезе, шик, блеск и попытки главного героя вынырнуть из захлестнувшей его волны гедонизма — всё это нужно, чтобы подобрать верный ключ к замку, который охраняет от опьяневших богатеев и двуличных святош секрет истинного человеческого счастья.
Соединение божественного с приземлëнным, высокой культуры и низкого жанра, проблем житейских и невыносимых душевных терзаний — этим делом страдает подвыпивший журналист Джеп в роскошных апартаментах с видом на Колизей, этим страдает и горе-мамаша Эра, слушая пластинку с романсом «Тоска» в загородном доме вдали от городского шума.
«Безумный Бог», реж. Фил Типпетт, 2021
Ещё 30 с лишним лет назад была готова к постпродакшену солидная часть мультфильма Фила Типпетта — ветерана индустрии спецэффектов, который приложил руку к таким представителям золотой коллекции эпохи VHS, как «Звёздные войны», «Робокоп» и «Парк Юрского периода». Правда, в конце 80-х режиссёру не хватало ни денег, ни одобрения потенциальной аудитории для реализации своих амбиций. Уже в XXI веке, на закате карьеры и на деньги фанатов, собранные на платформе Kickstarter, мастер наконец смог породить «Безумного Бога» — симбиоз, в котором сплавлены исполненная чёрной энергетики кукольная анимация, живая съёмка людей, выглядевшая зловеще, а также смакование проржавевших клаустрофобных интерьеров и веществ, стройно агонизирующих в химических реакциях.
Инфернальная немая мистерия, захлёбывающаяся искусственной кровью и кашляющая от промышленных испарений, — не особо внятное повествование являет собой фиксацию работы сумасшедшего механизма конвейерного самовоспроизводства и самоуничтожения, спроектированного невидимым безумным богом. Любая жизнь для него — инструмент осуществления нескончаемого цикла убийств и страданий. Глядя на все эти шокирующие, но виртуозно анимированные образы, которые Типпетт будто бы хаотично сгрёб в кучу после ревизии своего пыльного чердака, зрителю сложно задумываться о чём-либо, кроме двух вещей. Во-первых, насколько же эстетичен этот безобразный союз плоти и грязи, по большей части выполненный в крайне трудозатратной технике stop motion. Во-вторых, если бог всё-таки есть, то как скоро он сойдёт с ума достаточно, чтобы увиденное в фильме Типпетта перестало быть просто воспалённой выдумкой — и обернулось реальностью.
До жести «Безумного Бога» «Эре» никак не дотянуться, однако это не означает, что её содержание, сокрытое за безукоризненным техническим исполнением, не окажется не менее суровым и печальным, чем в апокалиптической анимации Типпетта.
