Сезон пассажирской навигации в этом году под большим вопросом; россиянам он, скорее всего, вовсе не светит. Поэтому Алексей Васильев приглашает в качестве компенсации совершить кинематографические круизы и путешествия на кораблях и яхтах, а чтобы любование проплывающими пейзажами и смакование корабельного быта не наскучило за неделю, превратившись в медитацию, отобрал те сюжеты, в которых зрителю предлагается разгадать детективную головоломку.
Есть ни с чем не сравнимое очарование в многодневных походах по реке или по морю, с ночёвками, когда ты спишь в своей каюте под тарахтение мотора или, если шторм, наблюдаешь, как третий раз подряд налитую в рюмку водку на балконе вперёд тебя слизывает и уносит прочь ветер. В таких поездках общество как бы утрамбовывается и уплотняется, социальные приседания возводятся в квадрат: одни и те же лица на одних и тех же трапах, единственная забота — в чём спуститься к ужину в ресторан. И всё же — вы оторвались от земли, и ваши связи приобретают форму фантазии: каждый может прикинуться на несколько дней перед новыми знакомыми кем-то другим, и про каждого, напротив, ты домысливаешь собственную историю. Это кроссворд, где вместо букв — каюты, вместо незаполненных прямоугольников для слов — коридоры и лестницы, а всякие случайные пересечения — лишнее слово, дольше нужного задержавшийся взгляд — подталкивают делать куда более далёкие выводы, чем последовали бы за столь малозначащими поступками на берегу. И поскольку в драматической конструкции аналогом кроссвордов является классический детектив — жанр, где нужно сопоставить время и местонахождение каждого из дюжины людей в определённый отрезок времени, соединить в целое разрозненные детали, те самые взгляды и слова — то ничего удивительного, что палуба часто становилась идеальным плацдармом для хитроумных убийств.
Первым среди литераторов оценил эту заточенность пассажирского флота под решение головоломок с убийствами король детективов Джон Диксон Карр, создав сразу два бесподобных романа о трансатлантических переходах — «Охота на цирюльника» (1934) и «Девять плюс смерть равняется десять» (1940). Причём в «Цирюльнике» он щедро смешал детектив с эксцентрической комедией: следить с усмешкой за героями подталкивает, во-первых, неизбежная неаккуратность в употреблении спиртного, во-вторых, шаржированное выпячивание и подчёркивание нарядными пассажирами своего статуса, часто — преувеличенного, и, в-третьих, неумеренные дозы флирта. Именно статусное и сексуальное напряжение положили кинематографисты в основу своих первых опытов «детективов на воде» — только сперва это были не собственно детективы, а триллеры о круизах на яхтах, и делали их сплошь гении, обеспечившие этому поджанру своеобразный знак качества, будто разочарование исключено: Орсон Уэллс в «Леди из Шанхая» (1947), Рене Клеман в «На ярком солнце» (1960), Роман Полански в «Ноже в воде» (1962). Более поздние опыты подтвердили, что если автор обращается к триллеру про круиз, это само собой подразумевает в нём повышенную кинематографическую совесть, умение и готовность заворожить зрителя и отключить его своим фильмом от проблем так же, как яхта увозит прочь от земли: таковы «Маскарад» (1988) Боба Свейма, «Вес воды» (2000) Кэтрин Бигелоу и «Смерть в Голливуде» (2001) Питера Богдановича.
К классическому детективу, полномасштабной головоломке с солидным набором подозреваемых и путаницей трапов, трюмов и салонов, кино отважилось подобраться лишь в конце 60-х — чтобы пережить свой звёздный час в 1970-х, когда экономический кризис повысил потребность зрителя лицезреть утехи богачей и столпотворение звёзд в роскошных нарядах. Именно эти ленты мы и предлагаем вашему вниманию.
Понедельник: «Карточный домик» («Kartyavar»), реж. Дьёрдь Хинч, Венгрия, 1967
30 мая в своём двухэтажном особняке на берегу Дуная был убит светило венгерского здравоохранения, профессор, находившийся на пороге великого открытия: сосудорасширяющего средства, совершенно лишённого побочных эффектов. Разумеется, патент на него — залог пожизненной роскоши. Впрочем, наследство профессора и так исчисляется полутора миллионами; к тому же он был бабником и картёжником. Как минимум с десяток человек имели солидный мотив для его убийства, но каждый из них на чётко установленный промежуток времени совершения преступления — от 20:00 до 20:20 — обеспечен пуленепробиваемым алиби, причём многие находились за сотни километров, кто в Париже, кто в Будапеште. Убийство осталось нераскрытым. Ровно год спустя все подозреваемые, желая подчеркнуть свою невиновность, грузятся на теплоход, чтобы совершить паломничество к могиле профессора по случаю водружения на неё памятника. С ними инкогнито пробирается инспектор полиции. Разумеется, после ужина ночь над рекой всполошит нечеловеческий вопль, бурный всплеск воды — и кое-кого не станет.
Эталонный чёрно-белый образец гуляш-коммунизма в кино, того самого явления, которое подарило нам пьесу и спектакль «Проснись и пой». Соблюдая нормы социалистического общежития, венгры 60-х не расстались со своим вкусом к имперским балам и оперетте, а потому все они — принаряжены, всегда в приподнятом настроении, атмосфера исключительно салонная. В прологе по улицам Будапешта спешит на велосипеде рассыльный в униформе, как из фильма Уэса Андерсона «Отель “Гранд Будапешт”», с траурным букетом за спиной, в пробке толкается чёрный автомобиль с венком на крыше, семенит к трапу старуха в шляпке-горшке, повязанной траурной лентой, — в совершенно такой же, в какой в «Проснись и пой» щеголяла Эржи-Голубка. Вас ждёт эдакий бесконтактный актёрский поединок — авторы достаточно тактичны, чтобы не сталкивать их в одном кадре — легкомысленной и порочной Эвы Рутткаи в широкополой мягкой шляпе, приталенном пальто и со стрижкой «паж» и трагически-одухотворённой Мари Тёрёчик в шляпе с тульей а-ля канотье и жёсткими перпендикулярными полями, как округлость виниловой пластинки, расклёшенном манто и очках-стрекозах. Если хотите найти убийцу раньше инспектора, смотрите и слушайте внимательно: перед вами вещица изящной выделки.
Вторник: «Последний круиз на яхте “Шейла”» («The Last of Sheila»), реж. Герберт Росс, США, 1973
Ослепительная музыка сопровождает этот детектив, действие которого разворачивается во время регаты «Эгейские гонки»: она напоминает старую советскую бардовскую песню «Приходит время, с юга птицы прилетают», но мелодия развёрнута всеми парусами навстречу солёным брызгам позолоченного солнцем моря, а аранжировка напоминает те шикарные треки, что принесли эстрадную славу вчерашнему футболисту Хулио Иглесиасу.
Ослепительна хищная, ледяная красота Барбары Буше, уроженки Чехии, чьё имя дорого всем адептам итальянского вульгарного кино, джалло и секс-комедий 70-х: в этой ленте она играет бывшую нью-йоркскую топ-модель Геро, давшую себя зафрахтовать в жёны седому, но поджарому греческому олигарху, хроническому чемпиону «Эгейских гонок» на своей яхте «Айвенго». Ослепительна Греция, только что освободившаяся от режима «чёрных полковников» и упивающаяся изгибами дамских тел в разноцветных платьях на бретельках, загорелыми торсами и выбеленными зноем кудрями моряков, танцами-сиртаки на вечерних пристанях и наэротизированным, как воздух жаркого лета, криминальным сюжетом. Потому что Геро увлеклась приятелем и матросом своего мужа Ником и затеяла с его помощью стать весёлой вдовой: Нику достаточно лишь ночью при развороте яхты ударить её мужа по голове гиком. На удачу Геро в одну из ночей регаты разражается лютый шторм, легко оправдывающий падение морского волка за борт. Оставив в трюме невесту Ника, Геро поднимается на палубу, уже видит, как её любовник в метре от мужа берётся за гик, но тут её ослепляет волна, а когда она оборачивается — Ник бесследно исчезает с палубы. Что это: ревнивый муж нанёс упреждающий удар — ведь для зрителя с самого начала не секрет, что за героиней следили, а в спальне матроса крутились бобины записывающего устройства? Или здесь скрывается что-то третье?..
Четверг: «Смерть под парусом», реж. Ада Неретниеце, СССР (Латвия), 1976
«Уж если ты разлюбишь, так теперь, теперь, когда весь мир со мной в раздоре» — 90-й сонет Шекспира знали наизусть все советские школьники 70-х, потому что его увековечила в своём энергичном хите Алла Пугачёва. Но мало кто помнит, что в этом её опередил на полшага Раймонд Паулс: за несколько месяцев до неё он уже переложил эти слова Шекспира на музыку, сочиняя баллады для экранизации детективного романа Чарльза Перси Сноу «Смерть под парусом». Сноу не специализировался на убийствах: его коньком было литературоведение, а ещё он писал реалистические романы. Но, как и все британские литераторы золотого века детектива, подобно Милну — папе Винни-Пуха, он бы уронил свою честь, если бы не доказал в те годы свою пригодность в сооружении детективной интриги. Роман об убийстве во время речного круиза светской компании на яхте знаменитого онколога был скорее читабельным, чем выдающимся, но он стал фактом нашей истории, потому что именно с него началась славная летопись прибалтийских кинодетективов по заграничным романам: за последовавшие 15 лет до развала СССР прибалты перелопатили всю переводную классику, от Честертона и Кристи до Гарднера, Чейза и Хэммета, с особой преданностью возвращаясь к творчеству шведских соседей Пера Валё и Май Шёваль. Это был безобидный способ подчеркнуть, что скандинавы культурно им ближе и милее новой, советской семьи.
Итак, под балладу «Уж если ты разлюбишь, так теперь» Гирт Яковлев во всеоружии своей зрелой красоты и с победоносной улыбкой буржуазного жуира прыгает с парашюта, а навстречу ему бежит главная модница Москвы и Московской области Марианна Вертинская, чуть позже даже обыгравшая в сатире на столичную золотую молодёжь «Пена» (1979) этот закрепившийся за ней образ. В роли наследницы разорившегося британского аристократического рода она меняет самые актуальные наряды, в том числе — невероятную конструкцию из морской фуражки и намотанной на неё тугой косы из набитой ткани. Оспаривает её модное превосходство чалма Мирдзы Мартинсоне, поющей под гитару уже другой сонет Шекспира, 121-й, «Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть». Актриса столь броской, торжествующей внешности просто обречена была стать дивой латышского кинодетектива. Она переиграет в этом жанре всё, от Валё с Шёваль («Незаконченный ужин», 1979, где она предстанет в карикатурном образе очкастой секретарши-зануды) до местного детективщика Виктора Лагздиньша («Малиновое вино», 1984, где включит вамп), но вершины успеха достигнет в образе разбитной американки, грабящей банк, в трёхсерийном «Мираже» (1983) по роману Чейза «Весь мир в кармане». Пожалуй, все эти фильмы оказались каждый по-своему оригинальнее «Смерти под парусом». И всё-таки у первой любви есть способность с годам сохранять своё элегическое обаяние — с каким мы пересматриваем этот простой, приятный именно своей заурядностью детектив.
Пятница: «Смерть на Ниле» («Death on the Nile»), реж. Джон Гиллермин, Великобритания, 1978
Как-то автору этого обзора довелось разговориться с двумя нашими литературными гранд-дамами, Татьяной Толстой и Авдотьей Смирновой, о детективе, и на вопрос, какая книжка Агаты Кристи у них самая любимая, обе, не задумываясь и не сговариваясь, одномоментно выпалили: «Смерть на Ниле». Да, конечно: не «Убийство Роджера Экройда», не «Убийство в Восточном экспрессе», не «Десять негритят» с их фокусами, развязками, а этот честно разыгранный детектив, где вот — пароход, вот — труп, вот — дюжина пассажиров, и — да, убийца кто-то из них, конкретный, живой, но как ловко водит она нас за нос, дурачит, понукает избегать смотреть на истину, не нарушая при этом ни единого правила!
Если вы не читали романа 1937 года, то смело можете знакомиться с его сюжетом сразу через этот фильм. Это — лучший кинодетектив всех времён. Режиссёр Джон Гиллермин звёзд с неба не хватал, но был награждён умением соорудить вершину для уже рождённого жанра. Чуть раньше, в 1974-м, когда Америку уже захлестнула волна фильмов-катастроф («Аэропорт», 1970, «Приключения “Посейдона”», 1972), он добавил, доиграл, дотянул то самое чуть-чуть, чтобы создать его непререкаемый эталон — в фильме «Ад в поднебесье». Потом он возродил в цвете и на широком экране «Кинг-Конга» (1976) — и по сей день именно его фильм, а не первый, или, напротив, поздний, технически навороченный, остаётся «тем самым “Кинг-Конгом”». Со «Смертью на Ниле» он вскочил на волну, поднятую успехом «Убийства в Восточном экспрессе» (1974) Сидни Люмета. Но и здесь, повторив найденный Люметом набор ингредиентов, он отправился на поиски ингредиентов идеальных. Во-первых, на ходу оказался тот самый пароход «Карнак», о котором писала Кристи: именно на нём шли съёмки, так что интерьер аутентичен. На «Карнаке» даже были устроены «гримуборные», и Гиллермин впоследствии вспоминал, что на небольшом судне кинозвёзд приходилось сортировать в гримёрные по трое, так что когда он заходил в процессе наложения грима в ту, которую делили старухи Анджела Лэнсбери, Бетт Дэвис и «бледная немочь» Мэгги Смит, к нему поворачивались три совершенно одинаковые болванки, и он не мог различить, кто есть кто. Во-вторых, собрав, по навету Люмета, только суперзвёзд, он озаботился, чтобы у каждой был не просто концертный выход, как у Люмета, где звёздные соло напоминают смену номеров в передаче Регины Дубовицкой «Аншлаг! Аншлаг!», а полноценные линии, переплетённые в солидную драматургию. Для этого он выписал в авторы Энтони Шаффера, прогремевшего в те годы на мировой сцене и телевидении эталонной детективной пьесой «Игра» («Sleuth»). В композиторы он угадал итальянца Нино Роту, автора Феллини, который на закате жизни испытал тягу воссоздать киномелодии своего детства, всех этих фильмов о южных морях, и здесь, а чуть позже в «Урагане» (1979), куда из «Смерти на Ниле» перекочевала также актриса Миа Фэрроу, повторил тягучую пряность и торжественность киномузыки 1930-х, пропустив её сквозь вечерний звон ностальгии. Наконец, костюмы, все эти рюши, парчовые чалмы, заниженные талии, пижамы с геометрическими орнаментами он предоставил Энтони Пауэллу, вовсю демонстрировавшему в те годы вкус к модерну и ар-деко («Николай и Александра», «Путешествия с моей тётей») — и они принесли Пауэллу «Оскар».
Итак, Лэнсбери пьяна и танцует танго, Фэрроу тоже пьяна и машет нервными руками довоенной кокаинистки, перебежчица-неформалка Джейн Биркин благоразумно спряталась от голливудских дуэлей за наколкой горничной-субретки, Саймон МакКоркиндейл неотразим, как положено многообещающему молодому англичанину, падают трупы — этот великолепный опыт «старого кино» в цвете и со щепоткой ностальгической иронии кажется сегодня родным братом нашей тогдашней аналогичной по технике комедии «Здравствуйте, я ваша тётя!» (1975).
Суббота: «Два долгих гудка в тумане», реж. Валерий Родченко, СССР, 1980
Неповторимо красивый по своей атмосфере цветной широкоэкранный фильм о рейсовом теплоходе, пытающемся довезти своих пассажиров до пункта назначения в последние дни навигации на реке в тундре, когда по пятам следует сковывающий воду лёд. Гидроплан совершает аварийную посадку на стальное озеро. Тревожным пятном пристроилась в скалах чья-то красная моторка. Пули свистят мимо ушей пассажиров с берега, тараня окна. Покрытый огнями кают и ресторана корабль останавливается в густом тумане, давая два долгих гудка, как положено по инструкции. Два гудка, за которыми убийца на борту спрячет ещё один выстрел, — и один из пассажиров больше не проснётся. Корабельное радио разносит в тумане по-нездешнему полную экзистенциального отчаяния у бездны на краю и одновременно чисто по-советски лиричную и геройскую музыку Евгения Доги из приключенческого военного фильма «“Мерседес” уходит от погони» — странный ход, под видом радиотрансляции позаимствовать музыку из другой картины, буквально пару-тройку месяцев назад прошедшей по экранам, но этой ленте она действительно идёт больше, чем той неразберихе про фашистов, что вышла на киностудии Довженко.
Здесь же под эту музыку, в дымных от тумана салонах, каютах, в ресторане, в рубках и на трапах творится чистый фильм ужасов. Любовь Виролайнен закатывает истерики, корчась и извиваясь, как обсаженная Мимси Фармер. Виктор Проскурин не может прикурить сигарету от навязчивого страха, что в тумане позади него кто-то стоит, — а ведь и правда, стоит... Александр Пороховщиков довершает жуткое впечатление, транслируя глубоко спрятанный под непробиваемой бронёй сильного мужчины и оттого особенно угнетающий испуг. И только натренированный потусторонним опытом «Соляриса» Николай Гринько в капитанской фуражке прокашливается и берёт на себя следствие, ведя фильм к довольно непредсказуемой развязке. Именно в этой отравленной туманом картине спрятан стилистический ключ, которым семь лет спустя Станислав Говорухин отопрёт секрет успешной экранизации «Десяти негритят».
Воскресенье: «Детектив Конан: Стратегия над бездной» («Meitantei Сonan: Suihei-Senjou no Sutorateji», 名探偵コナン 水平線上の陰謀), реж. Ясуитиро Ямамото, Япония, 2005
Так вышло, что во всех детективах этой недели — если теплоход, то поездка речная, а если поездка морская — то яхта. И вот, наконец, вишенка на торте, венец водного приключения — морской круиз на комфортабельном лайнере, со всеми традициями таких увеселительных прогулок: приёмом-знакомством с экипажем на второй вечер плавания, шведскими столами, затыкающими за пояс пиры древнеримских чревоугодников, лёгкий джаз и тяжёлое пьянство. Одно но: всё это нарисованное. «Стратегия над бездной» — мультфильм. Причём — девятый мультфильм в серии фильмов о приключениях детектива Конана. Эта детективная франшиза — самый долгоиграющий мультсериал еженедельного формата. За 24 года вышло уже 974 телевыпусков, где Конан распутывает головоломки с убийствами, причём некоторые из них — длиной с полнометражный фильм, и плюс 24 кинопрокатные ленты. Обычно в них трудно сориентироваться, не зная постоянных героев и диспозицию, что не мешает, а, наоборот, помогает им выходить в лидеры проката: ведь в Японии Конана обожают. Однако именно «Стратегия над бездной» сочинена так, что взаимоотношения и легенды постояльцев сериала никак не мешают понять сюжет и насладиться детективной интригой. Напротив, «Стратегия» — отличный повод с ними познакомиться и даже полюбить: ведь для фанатов детектива встреча с Конаном — это ужасно выгодное знакомство, гарантирующее бездну великолепных загадок в будущем.
Конан — на самом деле детектив-старшеклассник, которого злоумышленники, в чью тайну он проник, опоили экспериментальным наркотиком: но поскольку яд был недоработан, он не умер, а превратился в 7-летнего мальчика. Теперь он ходит в первый класс и представляется Эдогавой Конаном (по именам японского и английского основоположников детектива, Эдогавы Рампо и Артура Конан Дойла). Живёт он у своей подруги детства, влюблённой в него Ран, от которой он скрывает свою подлинную личность: ведь если опоившие его мафиози узнают, что он всё ещё жив, погибнет не только сам герой, но и все его близкие. Отец Ран — частный сыщик и великий бонвиван Мори Когоро. Всё остальное, что нужно знать, Конан по традиции расскажет о себе и своих друзьях на вступительных титрах под улётную, на зависть Бонду, заглавную тему франшизы.
По традиции японского детектива, след убийств, которые произойдут по ходу круиза, тянется в прошлое: к катастрофе корабля в Северной Атлантике 15-летней давности и необъяснимой автокатастрофе, в которой полмесяца назад погиб дизайнер «Афродиты», судна, на котором Конан, Ран и Когоро отправились развлечься. Этого авторы с самого начала не скрывают. Да что там, они не скрывают даже личность убийцы. Но не стоит терять бдительность: когда такие детективные доки, с их 974 телевыпусками и 24 кинофильмами за пазухой, играют так в открытую, ждите подвоха. Даже правильнее будет сказать: предвкушайте. Ведь только в детективах подвох — это именно то, чего жаждут от вóды игроки, собравшиеся посостязаться с ним в сообразительности.
