В российском прокате идёт знойная итальянская драма «Я же говорила» Джиневры Эльканн, вторая полнометражная работа режиссёра и продюсерский проект Паоло Соррентино. О том, как внезапная жара в январе сводит с ума героев картины и вскрывает их персональные тяготы, Эльканн рассказывает в интервью кинокритику Валерии Косенко.
С некоторыми актёрами, сыгравшими в «Я же говорила», например Альбой Рорвахер и Риккардо Скамарчо, вы работаете не впервые. Насколько мне известно, вы писали ваших героев, изначально предполагая финальный каст?
Джиневра Эльканн: Я сразу думала о Риккардо Скамарчо и Альбе Рорвахер, когда писала сценарий. Валерию Голино я рассматривала не на ту роль, которую она в итоге сыграла. А остальной актёрский состав подбирался медленно.
Важный художественный образ фильма — аномальная жара в Риме. Именно под её воздействием герои становятся откровенны друг с другом, а стены непонимания если не рушатся, то хотя бы дают трещину. Значит ли это, что жара в фильме — не столько угроза, сколько фактор сближения? Как вы определяли для себя этот образ?
Джиневра Эльканн: Жара — это, естественно, страх того, что действительно происходит сейчас в мире. Но в этом есть и метафизический элемент. В жару, в трудных ситуациях люди склонны возвращаться к корням проблем, к своим корням, к своим любимым. И таким образом жара становится синонимом близости, как вы сказали. Я хотела снимать на Super-16, это мой любимый носитель, но потом мы пришли к его цифровой версии. Оператор Владан Радович замечательно передал ощущение жары и дал мне почувствовать, что я работаю с плёнкой.
Жара превратилась в яркий и необычный визуальный образ. Расскажите про эксперимент с делением фильма на четыре части.
Джиневра Эльканн: Мы написали сценарий, я начала готовиться к съёмкам и задумалась о том, как показать жару в фильме, о том, как работать с актёрами в разных временных линиях. Я решила, что нужно выстроить хронологию жары, так что мы разделили фильм на четыре части, в каждой из которых свой цвет, дымка, жара. Жара нарастает, и есть четыре её стадии. Жара помогла организовать наши съёмки, на каждой стадии она выглядит по-своему. Мы снимали в марте, так что на самом деле совсем не было жарко.
Итальянскому кино свойственна некоторая фрагментарность. Это почти что тренд — снимать фильмы наподобие альманахов, состоящих из нескольких самостоятельных новелл: в каждой сюжетной линии есть свой центральный герой, свой конфликт и своё разрешение, и всё-таки эти истории нечто объединяет. Это напоминает структуру «Амаркорда» Феллини. Помимо аномально высокой температуры, что объединяет ваших героев?
Джиневра Эльканн: Зависимость. Все мои персонажи что-то ищут или от чего-то бегут. Они тревожатся, чувствуют пустоту и хотят её заполнить. Одни — алкоголем, другие — едой, Богом, пластической хирургией, контролем. Так они успокаивают себя. Но в аномальную жару они не могут использовать то, чем обычно пользуются. Это не работает. Так что им нужно посмотреть на себя, на свою боль. Вот что их объединяет — общая боль. У них всех есть те или иные травмы. Это звучит очень серьёзно, но иногда и смешно.
Как вы считаете, сближение и очеловечивание людей возможны лишь при угрозе катаклизма?
Джиневра Эльканн: К сожалению, это случается именно так. Я много раз это видела. Мы, люди, живём свою жизнь, занимаемся своими эгоистическими делами. А потом что-то происходит — тебя бросает бойфренд, или другая катастрофа. И в такие моменты люди становятся лучше, смотрят друг на друга, могут сказать друг другу то, что обычно боятся говорить.
Известно, что одним из продюсеров «Я же говорила» выступил Паоло Соррентино. Участвовал ли он в художественной части проекта?
Джиневра Эльканн: Нет. Но он смотрел фильм, когда я его монтировала, и дал мне несколько советов.
Несколько ваших героев, не связанных друг с другом, в финале сожалеют, что не отправились на озёра. Меня заинтересовал этот незримый образ: кажется, герои возлагают на него столь же большие надежды, как и чеховские три сестры на Москву в погоне за призрачным счастьем. Как вам кажется, что ваши герои хотят найти там?
Джиневра Эльканн: Именно, это та же самая идея! Меня все спрашивают, что это за озёра. Это идея чего-то мирного, прохладного, где можно отдохнуть. Сильная тревожность — это очень утомительно, и в таком состоянии всё, чего ты хочешь, — отдохнуть, поспать, почувствовать покой и тишину. Это и есть озёра.
Ещё до получения профильного образования в лондонской киношколе вы работали ассистентом режиссёра Бернардо Бертолуччи на съёмках «Осаждённых», а затем и ассистентом Энтони Мингеллы на площадке «Талантливого мистера Рипли». Как бы вы описали свой опыт и то, что он преподнёс вам?
Джиневра Эльканн: Это была мечта. Я хотела заниматься кино с 14 лет, я была киноманом, всё время смотрела кино. Возможность работать на съёмках этих невероятных мастеров, смотреть, как они работают, была просто невероятной. Увидеть, как всё происходит на площадке, говорить с ними, видеть, как они дают указания актёрам.
Вы вынесли какие-то уроки из этого?
Джиневра Эльканн: То, как Бертолуччи использовал камеру, было невероятно. Его язык складывался из изображения, в этом было столько поэзии. Наблюдать за тем, как он двигает камеру, было прекрасно. Я научилась этому у него, а у Мингеллы — тому, как обращаться с актёрами: что он им давал, как с ними разговаривал. И человечности, которую он вкладывал в кино. Это очень меня вдохновило.
Две ваших картины сняты в жанре драмеди. С чем ещё было бы интересно поработать? Какие ваши дальнейшие творческие планы?
Джиневра Эльканн: Я сейчас работаю над фильмом про сестёр Бронте, которые написали «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал». Это будет костюмная драма. Это очень далеко от того, что я делала раньше, но там есть все те элементы, что были в моих фильмах: семья, религия, творчество. Мне всегда была интересна драма. Для меня это воплощение человечности.
