Смех и причины: как изменились комедии в 2010-х

Кажется нет жанра, претерпевшего в 2010-х больше изменений, чем комедия. Причины на поверхности: новые платформы для премьер, новые способы проката, новые этические нормы, новые герои, наконец. Шире и глубже об этом рассуждает Антон Фомочкин.

Десять лет назад американская комедия переживала коммерческий расцвет. Наравне с хоррорами это был единственный жанр, на стабильную прибыль которого практически никак не влияли негативные ревью.

Конец нулевых, что символично, стал точкой отсчёта, на 2009 год приходится несколько феноменов, которые заслуживают внимания. Воспевание кидалтов достигло своего пика. Как ещё встречать кризис среднего возраста, если не вместе с похмельной одиссеей волчьей стаи? Провокация не была во власти общественной морально-этической оценки, а была востребована. Фэшн-журналист Бруно называл себя голубем мира и мирил за одним столом представителей Израиля и Палестины, путая хумус и ХАМАС. Шовинистов укрощали. Герой Джерарда Батлера читал монологи о том, что личность женщины второстепенна, важны грудь и задница, но любовь победила и это. Как минимум пару вышеупомянутых фильмов сложно сейчас представить на больших экранах. Границы допустимого менялись год за годом, критические рейтинги стали иметь вес даже в этом «лёгком» жанре, комедия не успевала подстраиваться.

Поговорим об изменениях голливудской империи на примере героев тех лет, оказавшихся к 2019 году совсем не там, где можно было себе представить.

Крах системы звёзд

Американское кино всегда было особенно зависимо от имён. Дуглас Фэрбенкс перемерил накидки всех героев без страха и упрёка, от Робин Гуда до Зорро. Хамфри Богарт неизменно представал саркастичным циником, обольщающим дам, если не приходилось отвлекаться на расследования, будучи частным детективом. Конечно, индустрия не стояла на месте. Типаж правил, но чем больше проходило лет, тем проще драматическим актёрам становилось выбирать себе роли и просто меняться на экране, сложнее с этим обстояли дела у героев комедий.

Эти традиции уходят корнями в немое кино. Комики обречённо несли тяжкий крест успешной маски, попеременно поскальзываясь на банановой кожуре. Чарли Чаплин навсегда остался бродяжкой. Гарольд Ллойд вошёл в историю кино интеллигентным недотёпой. Бастер Китон запомнился суетящимся мужчиной с грустным лицом. Невозможность изменить своему амплуа давала лишь поводы для личностных кризисов или обрекала на борьбу с зависимостями.

Ещё десять лет назад комедийные актёры продолжали метаться из одних преувеличенных обстоятельств в другие, кто с удовольствием, а кто устало корчил гримасы. Изредка для удовлетворения амбиций они выбирали драматические роли. Разорвать сформировавшийся шаблон было легко, Эдди Мёрфи или Джим Кэрри получали «Золотые глобусы» (в «серьёзных» категориях), но неизменно возвращались в свою стихию. У первого параллельно рушилась карьера, а глумление общественности по поводу «Уловок Норбита», очередного опуса, где Мёрфи разыгрывал роли мужчины, женщины и пожилого азиата, больше походило на травлю. Второй страдал от депрессии. Легенда о грустных клоунах находила своих очередных героев.

Разговоры о кризисе системы звёзд циркулируют в прессе последние десять лет всё чаще. Лицо на постере, будь то последовательный в выборе ролей трагик или молодой лидер модной франшизы, ушедший в свободное плавание, перестало быть гарантом успеха. Чтобы заставить зрителя прийти в кинотеатр, недостаточно шлейфа, тянущегося за актёром. Леонардо ДиКаприо как исключение из правил (кто кроме него сейчас лишён провалов?) только подтверждает крах очередного столпа старого Голливуда.

Теперь узнаваемость людей на афише работает только вкупе с нестандартной концепцией, восторгами прессы, дискуссией вокруг фильма. Но на одном обаянии долго не протянешь, как раньше.

***
Вернёмся в 2009-й. Каждый месяц в прокат выходят одна-две студийные комедии. Громкие провалы можно пересчитать по пальцам одной руки. Большинство названий растворяются в коллективной памяти уже через полгода после выхода. «Обещать — не значит жениться», «Формула любви для узников брака», «Призраки бывших подружек». Жан Рено с чудовищным акцентом изображает семейного гуру. Бредли Купер разрывается между Дженнифер Коннели и Скарлетт Йоханссон. Мэттью Макконахи мокнет под дождём из пролитых по нему девичьих слёз, а после прячется в автомобиле от града использованных им за всю жизнь презервативов. Сосредоточение актёров первой и второй величины, непритязательные сюжеты, в которых чувства проверяются на прочность вереницей абсурдистских сценок. Подставляй фон, истории будут похожи. Искушения в большом городе. Искушения на курорте.

В ближайшие годы эту схему до абсолюта доводит патриарх жанра Гэри Маршалл, сочетая романтику, манипулятивность, сермяжную искренность и комическое в трёх кряду альманахах, где с два десятка героев оказываются связаны общим тематическим праздником, от Дня святого Валентина до Дня матери. Реальная любовь повсюду, в любую дату. Смерть Маршалла в середине нулевых перерезала красную нить, которую он начал тянуть в ромкомах с выхода «Красотки», словно знаменуя, что Джулия Робертс или любая другая икона того времени больше непринуждённо не сыграет любовь на экране.

***
Адам Сэндлер, завсегдатай премии MTV и «Золотой малины», изредка снимался у ПТА в «Любви, сбивающей с ног» или надрывно олицетворял коллективное опустошение после 9/11 в «Опустевшем городе». Зато стабильно выпускал комедии, в которых, например, двое пожарных в силу острого социального вопроса имитировали гей-брак или лирический герой перематывал всю свою жизнь с помощью магического телевизионного пульта, дабы научиться ценить время, проведённое с семьёй.

В начале десятых провал сразу двух фильмов, в которых Сэндлер исполнял серьёзные партии, и издевательство прессы над его выходом в «Таких разных близнецах» (та же беда, что и у Мерфи: актёр одновременно взял на себя привычное амплуа и образ хабалки — сестры главного героя) позволяют только догадываться, как бы изменились отношения комика с мейджорами. Сэндлер выбрал другой путь, он подписал долгосрочный контракт с Netflix.

Стриминги

Полтора часа со второй половинкой в кинозале, романтический флёр фильма, места для поцелуев. Благодаря стримингам этот ритуал благополучно перенесён на домашний диван. Контента стало слишком много. Десять лет назад единственной альтернативой посещению кинотеатра был просмотр уже выпущенных на домашнем видео картин или возможность попытать счастья с низкопробными проектами, создававшимися для выхода прямо на DVD.

Сейчас новые ромкомы можно найти на Netflix чаще, чем в репертуаре кинотеатра. На Европе эта потеря сказалась незначительно, в числе самых прибыльных фильмов в домашнем прокате практически во всех европейских странах (в том числе и в России) локальные комедии занимают лидирующие места.

С появлением новых способов доставки контента большинство комедийных звёзд нулевых стали всё чаще оказываться в фильмах, выпущенных сразу на VOD или стримингах. Привлечь зрителя, выбирающего развлечение на вечер из огромного каталога сервиса, намного проще.

Пионером этой стратегии стал как раз Сэндлер. Подписав долгосрочный контракт, актёр без каких-либо рисков выпускает проекты, стабильно уничтожаемые критикой, и каждый раз Netflix рапортует об очередном рекорде просмотров. Не изменилось ровным счётом ничего, эти ленты как были похожи на имитацию деятельности в перерывах между отдыхом Сэндлера с друзьями, так и остаются такими по сей день. Симптоматично то, что концепции упростились. Раньше комик всё же время от времени выстраивал конфликт на относительно острой проблеме, сейчас сюжеты фильмов с его участием всё больше отрываются от реальности.

В «Загадочном убийстве», вышедшем этим летом, пару Сэндлеру составила Дженнифер Энистон. Одна из признанных королев комедий нулевых в десятые сыграла в драме «Торт», получила вожделенную номинацию на «Золотой глобус» и всё чаще стала чередовать студийные проекты вроде дилогии про «Несносных боссов» с маленькими фильмами, так и не дошедшими до широкого проката. Сейчас Энистон впервые со времён «Друзей» взяла на себя центральную роль в сериале «Утреннее шоу».

Агония ромкома

Сложно представить себе «Голую правду» в наше время. Особенно когда её звезда Кэтрин Хайгл в интервью называет даже такую безобидную апатовскую историю, как «Немножко беременна», сексистской. Времена изменили модели поведения, у ромкома есть целое ответвление, построенное на перевоспитании. Джерард Батлер не читал бы таких монологов с голубых экранов просто потому, что такое шоу сложно представить в сетке вещания.

Нахальный герой-мужлан, кажется, окончательно удаляется из романтической комедии. Привести зрителя в кинотеатр может только модификация, нечто концептуальное, что делает, наверное, самый простой и искренний жанр внешне чуть сложнее. В «Руби Спаркс» писатель манипулировал выдуманной девушкой посредством слов, написанных им на бумаге, и в конце концов её отпускал. В «Любовь — болезнь» романтическая линия второстепенна, а большую часть экранного времени занимает развитие взаимоотношений главного героя, его родителей и родителей главной героини, пока та находится в искусственной коме.

Одной из базовых задач ромкомов был эскапизм зрителя в мир, где у главных героев всё обязательно будет хорошо. Целью персонажей, в свою очередь, было найти свою любовь и прийти к пониманию друг друга. В десятых этот вектор резко изменился, и ромком стал отправной точкой для самокопаний, словом, парень встречал девушку, лучше понимал себя, и только после этого наступал хеппи-энд. Тогда как десять лет назад он бы весь фильм понимал, что любил не ту, а чувства у него на самом деле к другой.

И если через несколько десятков лет кто-то будет судить о времени по ромкомам, то о нулевых можно будет сказать «all you need is love», а о десятых — «all you need is reflection».

Парадоксально, но главным ромкомом десятых полноправно можно назвать «Мой парень — псих» большого американского автора Дэвида О. Рассела. Это драмеди про два одиночества (Бредли Купер и Дженнифер Лоуренс), маниакально-депрессивное расстройство и танцы. Всё комическое, вроде от досады на писателя выброшенной в окно книги Эрнеста Хемингуэя, строится на импульсивных «взбрыках» обоих героев. И в этом, кажется, кроется концепция ромкомов как таковых: все эмоции на границах крайности, нервы оголены, задень любой — чувства острее, если смешно, то эйфория, если грустно, то до слёз.

Может, за эти десять лет мы всё же смогли разобраться в себе, чтобы снова вернуться к более последовательным делам сердечным? Есть вероятность того, что всё вернётся к отправной точке. Успех того же «Ла-Ла Ленда» намекает на то, что в ближайшие годы Голливуд будет заново открывать и осмыслять всё, что остаётся его достоянием уже многие годы. И уже не так важно, будут это авторские 70-е, очевидное обращение к которым особенно ощущается в этом году, или, что логично, новый взгляд на то, что осталось от 80-х.

Сериалы

Если до десятых комедийные актёры находили своё место на телевидении в основном в ситкомах, то за последнюю декаду развитие сериальной продукции пришло к своему пику.
В 2010 году довольно тихо прошло «Доброе утро», очаровательное драмеди, снятое Роджером Мишеллом (режиссёр «Ноттинг-хилла»).

Целеустремлённая девушка воскрешает прозябающий эфир, пригласив сварливого ведущего-легенду. Последнего играет Харрисон Форд, весь юмор строится на том, что тот с недовольным лицом отказывается читать подводки про моду, конфликтует с соведущей Дайан Китон, но в итоге по-отцовски проникается к главной героине.

И здесь важен момент дистанции с общественной повесткой. Это, как в случае многих обращений к закулисью масс-маркета, история конкретного человека, за которого зритель должен переживать. Угроза в целом одна, индустрия перемелет, сломает или сожрёт. Можно менять ремесло героев и снимать новую историю, эта перспектива наблюдалась на протяжении всех нулевых и была востребована, вспомнить, например, мир глянца в «Дьявол носит Prada» и книгоиздательства в «Предложении». Вопрос уже за тем, сколь искренен будет рассказчик.

В 2019-м производственные мотивы напрямую зависят от повестки. Фильм «В прямом эфире» Ниши Ганатры должен был стать очередным успехом студии Amazon, но в прокате не покрыл даже стоимости покупки прав на проект. Что же пошло не так? Эмма Томпсон играет ведущую вечернего шоу: закалённую многолетним трудом властную стерву, увольняющую сценаристов по щелчку. Случайно в её штат попадает молодая и предприимчивая девушка (Минди Калинг). Они уже не могут друг без друга, просыпается проекция материнского инстинкта, «мир, дружба, жвачка», Эмма Томпсон на самом деле оказывается человечна. Тот же «Дьявол носит Prada», только в новых реалиях. Но что может предложить этот фильм зрителю? Многообразие доброжелательных подколок, связанных с цветом кожи. Неубедительное самокопание в новом ритме энтертейнмента. Авторы ленты осознают, что мир изменился, дают понять это зрителю, но словно не знают, как это можно развить.

«Утреннее шоу» обладает большей свободой. Тема харассмента, расцветшая несколько лет назад, отражена здесь с нестандартной стороны. Телеведущий уволен за неподобающее поведение (его играет другой герой комедии нулевых, Стив Карелл, в десятых успешно показавший свою состоятельность в драматических ролях), его бывшая напарница (как раз Энистон) осознаёт потерю своего влияния на внутреннюю кухню. На пятки ей наступает более молодая и энергичная коллега (Риз Уизерспун).

Авторы «Утреннего шоу» предлагают посмотреть на харассмент с другой стороны, одновременно фиксируя «погоду» на производстве, в моменты, когда камеру прямого эфира выключают. И предлагая посмотреть на осуждённого обществом героя крупным планом: как он разбирается в себе, ситуации и самой проблеме. Да, это драма с незначительными комическими вкраплениями. Самоцель — поставить многоточие, протянуть «се ля ви», может быть, эти несчастные люди смогут отрефлексировать этот момент.

В последние два года в сериалах особенно заметна попытка взглянуть на киноиндустрию и внутренний мир её исполнителей со стороны. Это можно сказать о «Барри», в котором раскрылся до того преимущественно второплановый комик Билл Хэйдер, про неудачника-киллера, нашедшего себя на актёрских курсах. Или «Методе Комински», разговорной ностальгической комедии о возрасте про жизнь коуч-актёра (Майкл Дуглас) и его агента (Алан Аркин). Апогеем этого душевного обнажения можно назвать «Шучу», в котором Джим Кэрри с трясущимися руками препарирует свою душу. Играет он, в общем-то, самого себя, ведущего детского телешоу, за внешним образом самого доброго человека на земле скрывается бездна.

Вероятно, сейчас на телевидении и стримингах, в многосерийном формате просто есть тот ресурс и возможность симбиотически сделать комедию сложнее, провокативнее и насыщеннее. Получаются межжанровые конструкции, и это как раз те риски, которые можно считать полноценным развитием жанра в десятых.

Как и Кэрри, другой герой нулевых, Эдди Мёрфи, кажется, всё же нашёл своё счастье, уже на Netflix.

Авторы

«Зелёная книга» Питера Фарелли получает «Оскар» за лучший фильм (привет Фрэнку Капре). «Джокер» Тодда Филлипса получает «Золотого льва» (привет Мартину Скорсезе). Адам Маккей заталкивает сердце рядового морпеха в осатаневшего (по его мнению) Дика Чейни. Каждый из вышеназванных режиссёров продолжает свои магистральные линии и в «серьёзных» фильмах.

Фарелли снимал роуд-муви, вместе с братом рассказывая тихие человеческие истории. Гэгов стало меньше, но даже в честной новогодней истории дружбы Мортенсен успевает свернуть пиццу пополам и съесть её разом.

Филлипс в «Джокере» снимает нарочито плохую комедию (даром что главный герой зациклен на стендапе), рифмуя распад рассудка с распадом общества. Но реверансы Скорсезе он охотно отвешивал и в своих комедиях.

Маккей, певец аутсайдеров, лавирует между добром и злом. Его поле — невидимый фронт, серые кардиналы. «Большая игра на понижение» — история нескольких людей, которые предсказали ипотечный кризис, а значит, были дальновиднее других. «Власть» — картина про Дика Чейни, а Дик Чейни просто закидывал удочку, и мелкая рыбёшка клевала.

Когда критика в очередной раз дивится этим метаморфозам, важно понимать, что каждый из вышеназванных режиссёров даже во внешне непритязательной комедии был автором со своим стилем и вкусом. Вот они, настоящие певцы маскулинности. Если дружба, то с ритуальными порезами ладони кинжалом. Если любовь, то рвануть на курорт, чтобы вернуть чемоданчик с деньгами. Даже балбесы могут хотя бы чуточку повзрослеть и выйти победителями, а таких балбесов у Маккея традиционно играл Уилл Феррелл.

Здоровая идиотия как основа комедии, увы, больше не интересует зрителя. Сокрушительный провал шаржа на «Холмса и Ватсона» это доказал. Притом что дуэт Феррелла и Джона Си Райли дошёл до своего абсолюта, вывернув наизнанку поп-культурную мифологему, не изменяя магистральной линии блефующих лузеров, выходящих сухими из воды Темзы. В апреле Маккей и Феррелл объявили о конце своего многолетнего творческого союза.

Проблема в том, что за последние десять лет в студийном кино практически не появилось комедиографов, способных найти героя нового времени, который придёт на смену условному кидалту, вальяжно расположившемуся в комедии нулевых. Авторов, обладающих своим стилем и голосом.

Вспомнить можно разве что Джонатана Левина, работающего с ромкомами через сочетание несочетаемого. В «Той ещё парочке» сложные отношения спичрайтера (Сет Роген) и будущего кандидата в президенты (Шарлиз Терон). В «Тепле наших тел» сердце зомби трепетно забилось после встречи с выжившей блондинкой.

Стабильна остаётся только афроамериканская аудитория. Появляются новые лица вроде Кевина Харта, а бабушка Мэдея в исполнении Тайлера Перри, кажется, продолжит появляться на экранах как минимум десять лет.

Единственный американский комедийный хит этого года спродюсирован Сетом Рогеном. «Хорошие мальчики», в котором троица учеников начальной школы уходит в отрыв (от кражи пива из супермаркета до использования найденных секс-игрушек не по назначению). «Суперперцы», только на десять лет младше. Тот самый хай-концепт, который работает сам на себя.

Норма

Тема дистанции между личностью автора и его творчеством всё чаще становится предметом активного спора. Заложенная в картину аналогия, аллюзия, мысль, даже просто реплика может стать триггером. Пространство социальных и медиасетей настолько срослось с жизнью, что возмущение по поводу чего-либо в момент становится повсеместным, стоит написать твит, пост, даже самая далёкая от действительности претензия найдёт своих сторонников. Как в таком случае быть с комедией? Зачастую героями комедии становятся герои, склонные к идиотии. Проданный слепому мальчику попугай («Тупой и ещё тупее») или Джонни Ноксвил, участвующий для личного обогащения в олимпиаде для инвалидов («Симулянт»), неминуемо сейчас оказались бы в центре активной полемики, ушедшей в поиск новых границ допустимого.

Джеймс Ганн, некогда адепт и продолжатель дел студии Troma, а ныне светский режиссёр комикса, извинялся за юмор на грани, который появился в его твиттере ещё за несколько лет до выхода первых «Стражей галактики», как раз в 2009 году. Быть на передовой Голливуда сегодня — находиться под микроскопом. Шутить, переходя новые установленные рамки, — стать заложником дискуссии. Не сузило ли поле общественного комфорта пределы комедии? Продать юмор, апеллируя к слову «умный» (например, за игру со штампами) в чьём-то ревью, стало проще, но смешнее фильмы от этого не становятся. Слабоумие и отвага, глупость отчаянных не так часто оказывается на больших экранах. Преимущественно в виде франшизного бренда. «Тупой и ещё тупее 2», «Спасатели Малибу», «Каникулы» продолжали славные начинания из 80-х и 90-х. Реже в качестве оригинальных проектов вроде «Дедушки лёгкого поведения».

Десять лет назад ромком всё же соблюдал баланс, и герои развивались параллельно друг другу, зачастую будучи неловкими дураками, которые переучиваются и становятся лучше в процессе отношений (что естественно для влюблённых людей). Адаптация жанра к принципам гендерного равноправия, появление иной, по сравнению с нулевыми, женщины-героини привело к тому, что уже мужские персонажи стали малопримечательным дополнением («Шпион, который меня кинул», «Красотки в бегах», «Копы в юбках»). Феномены конца прошлого десятилетия стали таковыми во многом за счёт оправданных рисков в самой концепции. Летний успех «Хороших мальчиков» только подтверждает скрытую привлекательность табу, которую не искоренить этим простоем.

Скетчи в «SNL» стали напрямую высмеивать последние слова, произнесённые в Белом доме, шоу превратилось в трибуну, а зарисовки, по типу Уилла Феррелла с колотушкой отходят на второй план. Комедия стала робеть, новые этические нормы, обострённое восприятие юмора через политическую повестку (доходит до деления на картины «трамповские» и «антитрамповские»), всё это отпечаток, который несут на себе многие фильмы последних лет. Символично, что самый смелый и безапелляционный юмор звучал в сиквеле «Зомбиленда», герои которого всё в том же 2009 году так и остались в лимбе нашествия живой мертвечины.

Провокация

В одном из интервью перед премьерой «Джокера» Тодд Филлипс сказал: «Я видел статьи о том, почему комедии нынче не работают, и я скажу вам, почему. Потому что все шутники говорят: “Ну это всё к чёрту, я не хочу тебя оскорбить”».

Возникшая дискуссия, перейдя на обратные примеры, не сфокусировалась на самом главном. Каждому времени свои гэги. И шутка про фамильное кольцо, прошедшее Холокост, на безымянном пальце стриптизёрши, задев кого-то, может иметь сейчас больший резонанс, чем десять лет назад.

Американская комедия во многом съела саму себя, пытаясь использовать сработавшие формулы. В том же ромкоме появилась волна объективно малоудачных картин, катастрофически обваливающихся в прокате уже на втором уик-энде. За «Голой правдой» появился «Охотник за головами», а Батлер по инерции временно заменил в жанре ушедшего в независимое кино Мэттью Макконахи.

Отсутствие спроса и стагнация привели к тому, что студии просто перестали рисковать на комедиях. В момент возникновения этой лакуны к середине десятых общественная повестка стала резко меняться.

Комедия сейчас всё ещё способна стать отправной точкой в эмоциональной дискуссии. После «Бруно» Саша Барон Коэн стал снимать художественные картины, не заигрывая с документальной эстетикой. Желание вызвать реакцию у зрителя дистанционно проигрывает спонтанной реакции человека в кадре. Что «Диктатор», что «Братья из Гримсби» доказали, что Коэн, оказавшись частью сюжета, становится одним из прочих.

Говоря о творческой свободе, нужно учесть, что вернулся в своё родное ремесло Коэн сейчас именно на телевидение. Прошлогоднее шоу «Кто есть Америка?» своей концентрированной сатирической злостью, кажется, обязано именно девятилетнему простою. Комик в новых образах последовательно клеймит человеческую глупость истеблишмента. Например, в гриме одного из своих персонажей он убеждает пришедшего на интервью политика в необходимости вооружить маленьких детей и, что неудивительно, получает в ответ полное одобрение. Вымысел напрямую вторгся в реальность. После выхода «Кто есть Америка?» разразился скандал.

***
Если комическое способно вызвать подобную рябь на действительности. Если точка кипения давно пройдена, а обида и раздражение стали порождать новые табу, юмор может стать отдушиной.

Смех — это терапия, а групповая терапия в кинозале, кажется, как раз нужная разрядка для начала двадцатых.