В ожидании премьер по традиции идём в кино на Миядзаки. На большом экране — «Ветер крепчает», один из поздних анимационных шедевров мастера. Олеся Новикова размышляет, в чём секрет нестареющего наследия студии Ghibli и как из года в год оно неизменно зачаровывает российского зрителя.
Немногие вспомнят, как в 1960–1970-е отечественные экраны выпускали аниме студии Toei Animation в дубляже «Союзмультфильма». Уже тогда советский зритель мог познакомиться и с Хаяо Миядзаки — на тот момент художником проектов Тоei («Летающий корабль-призрак», «Кот в сапогах»). Миядзаки как автора своих собственных миров мы узнаем десятилетиями позже — в девяностые и нулевые: сначала на телевидении и видеокассетах, а затем и в прокате. Начиная с «Унесённых призраками», все работы Миядзаки и созданной им совместно с Исао Такахатой студии Ghibli широко выходят и у нас, а в последние годы ещё и регулярно перевыпускаются ретроспективными сеансами.
Феноменальная любовь к картинам японского аниматора прочно укоренилась в сердцах российских зрителей. И дело отнюдь не в нынешней скудности кинопроката: причины неисчерпаемой актуальности Миядзаки больше и глубже.
Босоногое детство
В наших широтах Хаяо Миядзаки и правда народный режиссёр. Его работы всё так же собирают полные залы: как детей, так и давно знакомых с его творчеством взрослых — настоящее семейное кино. Трудно назвать другого такого автора, продолжающего по сей день создавать фильмы, о которых уже несколько поколений зрителей могут честно сказать «на этом я вырос».
Один из секретов популярности кино Миядзаки — способность возвращать в ребяческую юность, что бы ни происходило за окном. И здесь не так важно, росли ли мы на «Унесённых призраками» и «Рыбке Поньо». Само его кино настаивает на некой «детскости» восприятия, отсылает к той остроте чувств, способности запоминать детали и ощущения, тактильному восприятию, доступным только детям. Пересмотрите «Моего соседа Тоторо», и вам покажется, будто это про ваше детство (даже если вы и на природу никогда не выбирались). Степень детализации в его анимации такова, что всё кажется осязаемым и знакомым. Вечная весна и кучевые облака, свежий ветер, колышущий высокую траву.
И в детстве время течёт особым чередом. Всё кажется устойчивым и нерушимым. Стабильность и рутина, столь ненавистные ребёнку, влекут уже во взрослые годы. И работы Миядзаки, неизменные по стилю и набору тем, ощущаются как возврат во времена больших деревьев и неизменного мира вокруг.
Родные осины
Российская пресса любит напоминать, как мэтр японской анимации пришёл в профессию, увидев «Снежную королеву» (1957) Льва Атаманова. На самом деле Миядзаки тогда уже был фазовщиком в Toei Animation, но, как он сам признаётся, если б не советская сказка, вряд ли бы продолжил работу аниматора: мечтал однажды дотянуться до такого уровня, а диалоги на чужеземном русском воспринимал «подобно звукам музыки».
И это не единственный поклон русской культуре: в музее Ghibli он выставлял иллюстрации Васнецова к сказке Толстого «Три медведя», а его почтенный коллега Юрий Норштейн назвал японского режиссёра «настоящим другом нашей страны». Миядзаки же в ответ не раз признавался в любви к «Ёжику в тумане».
Даже в самой его технике анимации можно увидеть что-то родное. Совсем не обязательная в мировой мультипликации (но чтимая «Союзмультфильмом» в 1950-х) живописность — одна из определяющих черт мира Миядзаки. Что же до российского зрителя, то двухмерная анимация всё ещё ближе и привычнее нам «бездушного» 3D (чего только стоит успех студии «Мельница» с серией мультфильмов о богатырях).
Не нужно приглядываться, чтобы увидеть и знакомые мотивы: вот ходячий замок шагает на курьих ножках, а вот и русский титр в «Порко Россо» — вот Тихиро из «Унесённых призраками» проходит почти что горьковский путь взросления, а вот герои «Мальчика и птицы» задаются толстовскими вопросами о связи войны и мира. Прежде всего Хаяо Миядзаки — человек мировой культуры. Аргументы, схожие описанным выше, наверняка смогут перечислить и французы, и британцы, и итальянцы (особенно итальянцы). Он открыт ко всему «чужому», его мир рад всем. И эта универсальность подкупает и располагает.
Миядзаки — не аниме
С улыбкой вспоминается, как в 1990–2000-е признание в любви японской поп-культуре являлось своего рода каминг-аутом, связывающим в большие, но в меру замкнутые сообщества единомышленников, прозванных нефорами и гиками. Бум аниме-сериалов приклеил к телекам подростков недавно лопнувшего советского пузыря, но из статуса субкультуры феномен вышел много позже. Эпоха хентая, мемов, интернета значительно расширила аудиторию, но фатально исказила представление российского зрителя об аниме-культуре. Ассоциативный ряд сложился прочно и надолго.
Потому и Миядзаки как автор аниме в широком сознании не воспринимался. Ни презиравшими восточное веяние, ни даже прошаренными отаку. Тем не менее есть доля справедливости в том, что Миядзаки не похож на типовую аниме-продукцию. Вы не увидите в его работах ни сексуализации, ни упоения жестокостью (даже в кровопролитной «Принцессе Мононоке»), ни даже наивного инфантилизма — тех трёх китов, что держат потоковое аниме-производство.
Великий утешитель
Мировая и гражданская война, ядерный апокалипсис, экологическая катастрофа, болезнь и смерть близкого — это лишь малый перечень тем, напрямую проговариваемых в анимационных фильмах Хаяо Миядзаки. Есть, конечно, «Мой сосед Тоторо» (где двое детей чуть было не пропали в лесу) и «Рыбка Поньо на утёсе» (где чуть было не затопило целый город), но есть и «Навсикая из долины ветров» и «Мальчик и птица», показывающие те разрушения, что может сотворить руками человек.
История циклична: всё худшее, что может произойти, обязательно произойдёт. Главное — остаться человеком. Примерно так можно описать этическую матрицу Миядзаки, лучше всего читаемую на примере двух его работ «Порко Россо» и «Ветер крепчает», рассказывающих об авиаторах времён Второй мировой. В «Порко Россо» превратившийся в свинью военный лётчик признаёт: «Уж лучше быть свиньёй, чем фашистом». Главный герой фильма «Ветер крепчает» — вдохновлённый реальным авиаконструктором Дзиро Хорикоси — носитель не менее прямой этической концепции: он «просто хочет строить красивые самолёты», хоть мир вот-вот утонет в пожаре страшнейшей в истории войны. Миядзаки сам ребёнок войны и знает, о чём говорит.
Спустя десяток лет после премьеры «Ветер крепчает» производит неожиданный эффект: сейчас он образует с «Оппенгеймером» своеобразный диптих. Окрылённый законами физики изобретатель не замечает, как создаёт оружие массового поражения. Здесь и живописные беседы двух гениев о судьбе творений, и та же горькая расплата за свой труд. Сказанная однажды Хорикоси и вдохновившая Миядзаки фраза «Всё, чем я хотел заниматься, — это делать что-то прекрасное» могла бы быть продолжена знаменитыми словами Оппенгеймера, растиражировавшего приписываемую Кришне цитату: «Теперь я стал смертью, разрушителем миров».
Как и положено произведениям о сложном прошлом нации, в 2013-м мультфильм затронул многие болевые точки. На родине его называли антияпонским, а самого Миядзаки — предателем и леворадикалом. На Западе же обвинили в японском национализме. Кажется, что за это время изменилось немногое — если не в Японии, то в других странах с подавленным чувством вины за свою историю. Политический пафос Миядзаки можно и не разделять, но прислушаться к его голосу стоит в любых исторических реалиях.
«Лучшее пламя горит ярче, когда обстоятельства складываются хуже всего», — говорится в другом его произведении «Ходячий замок». Как бы ни было сложно, поддерживать огонь внутри необходимо. И хотя сам Миядзаки — законченный пессимист, в своих посланиях он всегда оставляет нам надежду.
