
Перед разговором о взлёте и падении «возвышенного хоррора» нужно прояснить одну важную вещь — этого поджанра фильмов ужасов, захватившего умы зрителей в середине 2010-х, фактически… не существует. Режиссёры Роберт Эггерс, Джордан Пил и Ари Астер оказались первопроходцами нового направления абсолютно случайно: кинокритики насильно присвоили их работам удобный зонтичный термин, а затем разрекламировали его как новое слово в хоррор-индустрии.
Конечно, «Ведьма», «Прочь» и «Реинкарнация» сумели поменять отношение к хоррорам. Эстетская операторская работа с длинными планами и тщательно выбранной композицией кадра, остросоциальный подтекст и сильные актёрские перформансы вернули интерес критиков к фильмам ужасов — арт-кино Эггерса, Пила и Астера заметно выделялось на фоне типичных голливудских ужастиков: условных «Астралов», «Заклятий» и «Проклятий Аннабель».

Феномен «возвышенного хоррора» осмысляли и пропагандировали именно критики. Профессиональные любители кино часто смотрят на жанровые фильмы сверху вниз. Потому, когда кинотеатры захватили авторские хорроры, влиятельные кинокритики начали трубить о пришествии нового жанра — о котором можно и нужно говорить всерьёз. Насмотревшись на «оскаровский» триумф фильма «Прочь», начитавшись хвалебных рецензий на «Реинкарнацию» и вдохновившись кассовыми успехами «Ведьмы», режиссёры бросились в «возвышенный» омут с головой — к концу 2010-х фильмы поджанра выходили чуть ли не каждый месяц.
Но у любого тренда есть свой срок годности. В 2025 году репутация некогда непотопляемого поджанра лежит в руинах: Ари Астер открестился от ассоциаций с хоррорами, над «Нет» Джордана Пила не потешался только ленивый, а «Носферату» Эггерса ощущался как непрошеный ремейк классического фильма Фридриха Вильгельма Мурнау.
Потеря интереса к «возвышенным ужастикам» была неизбежна. И виноваты в этом три мифа, сооружённых вокруг постхорроров.
Миф о хоррор-революции

Эпидемия «возвышенного хоррора» началась в 2015 году, когда на фестивале «Сандэнс» показали «Ведьму» — любопытный исторический ужастик в сеттинге Новой Англии 1630-х. Полнометражный дебют Роберта Эггерса заигрывал с эстетикой фолк-хоррора, но делал это по-своему. Молодой режиссёр отказался от скримеров в пользу тягучей атмосферы, колоритных декораций и изобретательной операторской работы — при желании каждый кадр из «Ведьмы» можно было распечатать и повесить на стену.
Эггерс щеголял авторским подходом к режиссуре фильмов ужасов, старательно избегая штампов: тревожной музыки, джампскейров и нелогичных поступков главных героев. Воодушевлённые критики быстро превратили Эггерса в мессию нового вида хоррора — интеллектуального упражнения в запугивании зрителей, снятого наподобие фестивальных хитов из Канн или Венеции.
Спустя три года «возвышенный хоррор» захватил всё медиапространство. «Прочь» Джордана Пила, «мама!» Даррена Аронофски, «Убийство священного оленя» Йоргоса Лантимоса, «Оно приходит ночью» Трея Эдварда Шульца, «Реинкарнация» Ари Астера, «Суспирия» Луки Гуаданьино — все эти фильмы были сняты будто по одному лекалу. Талантливые режиссёры корпели над композицией кадров, ставили перед камерой больших звёзд и экспериментировали с нарративом. Критики поспешно объявили, что хоррор-кино переживает самую настоящую революцию.

Вот только никакой революции не было. «Ведьма» Эггерса — это не новое слово в жанре, а малозначительный шаг вперёд, возведённый в статус шедевра стараниями заинтересованных лиц: кураторов «Сандэнса» и студии A24, построившей свою репутацию на продюсировании хитов «возвышенного хоррора».
Арт-хоррор существовал всегда. В 1920-х годах «Носферату» Мурнау и «Ведьмы» Беньямина Кристенсена выжимали из молодого киноискусства все соки, а в 60-х итальянские джалло с евротрэшем нарушали правила игры трансгрессивными сюжетами и новаторской операторской работой. Что уж там — даже в 2000-х хоррор бесконечно менялся. «Внутренняя империя» Дэвида Линча и «Антихрист» Ларса фон Триера возвели фильмы ужасов в разряд фестивального кино задолго до премьеры «Ведьмы».
Бессмысленно отрицать, что «возвышенные хорроры» увеличили престиж хоррор-кинематографа — о жанровых лентах стали чаще говорить как о серьёзных фильмах, а не банальных киноаттракционах. Но с этой задачей справлялись и более зрительские хорроры, выходящие в одно время с творениями Эггерса и Астера: «Мэнди» Паноса Косматоса или «Тихое место» Джона Красински.
Миф об элитарном хорроре

Словосочетание «возвышенный хоррор» намекает на некую исключительность работ Эггерса и его последователей. Во второй половине 2010-х годов традиционные фильмы ужасов неожиданно оказались в арьергарде жанра — зачем смотреть очередной «Астрал», если в прокате идёт более изысканная «Ведьма»?
Агрессивная шумиха вокруг нового типа хоррора принижала заслуги не только актуальных хоррормейкеров, но и новаторов жанра — «возвышенный» ремейк «Суспирии» открыто намекал, что оригинал Дарио Ардженто не дотягивает до звания памятника киноискусства. Великое итальянское джалло нужно было облагородить: позвать модного режиссёра, поместить в кадр Тильду Суинтон, убедить Тома Йорка написать саундтрек.

Кинокритики-пропагандисты всеми силами уверяли зрителей, что «возвышенные хорроры» — это по-настоящему умное кино, а не кровавые слэшеры без второго дна и режиссёрского стиля. Неудивительно, что «общепризнанные» шедевры «Реинкарнация» и «Прочь» разделили фанатов хоррора на два лагеря. Пока пользователи Letterboxd осыпали картины высокими баллами, на Reddit зрело недовольство — поклонникам старых фильмов ужасов не нравилось, что достижения икон жанра исподволь относят к низшему подвиду хоррора.
Самих авторов «возвышенных ужастиков» незачем обвинять в неуважении к корням жанра: многие из них открыто признаются, что вдохновлялись работами своих предшественников. Крест на поджанре поставили не сами фильмы, а высокопарное отношение к ним — зритель банально устал от разговоров об элитарности этих картин.
Миф об авторской режиссуре

На пике популярности «возвышенного хоррора» можно было услышать расхожую мысль: Эггерс, Пил и Астер — это настоящие режиссёры, а не обычные хоррор-ремесленники. Действительно, адепты постхоррора уделяли куда больше внимания операторской работе и сценарию, чем, скажем, условный Джеймс Ван.
В «Маяке» Эггерс использовал почти квадратное соотношение сторон экрана и чёрно-белую цветокоррекцию, а во «Всех страхах Бо» Астер путал зрителей трансгрессивным сюжетом. Но важно помнить, что авторская режиссура в фильмах ужасов — это не изобретение партнёров студии A24.
В 2017 году Синъитиро Уэда выпустил зомби-хоррор «Зомби одним планом!». Сюжет картины разворачивался вокруг съёмок низкобюджетного фильма ужасов, актёры которого неожиданно понимают, что вокруг них происходит самый настоящий зомби-апокалипсис. Бюджет картины составил всего 25 тысяч долларов, но это не помешало режиссёру включить в сюжет и постмодернистский нарратив, и новаторский подход к жанру мокьюментари. Что это, если не пример авторской режиссуры?

Можно резонно заметить — фильм Уэды больше напоминает комедию, а не классический ужастик. Справедливо. Не будем далеко ходить за другим примером современного авторского хоррора, не заключённого в «возвышенные» рамки. Дэнни Бойл успешно пугал зрителей «28 лет спустя» не только реалистичным гримом заражённых, но и чисто авангардными приёмами — джамп-катами в сценах погонь, угнетающим саундтреком и манерой съёмки, напоминающей реальные кадры из роликов на YouTube.
А режиссёр-дебютант Марк Энтони Грин и вовсе доказал, что ироничный фильм ужасов может легко соперничать с мастодонтами постхоррора. Да, критики стёрли психоделический «Опус» в порошок, но картина с Джоном Малковичем в роли сектанта/поп-звезды Моретти стала прекрасной антитезой заунывному «Солнцестоянию». Оба фильма говорили об одном — ментальном насилии, переживании травмы, о культах, на худой конец. Но если Астер снимал своё кино с серьёзным лицом, делая ставку на атмосферу и медлительное развитие нарратива, то Грин встал за камеру с ехидной улыбкой — в образе Малковича в нелепом кожаном костюме оказалось больше авторства, чем в 171 минуте «Солнцестояния».

Финальный гвоздь в крышку гроба «возвышенного хоррора» эффектно вколотил Зак Креггер — его второй полнометражный фильм «Орудия» стал тем самым летним хитом, которого фанаты жанра ждали несколько лет. Сложносочинённая хоррор-фреска была сделана с тончайшим вниманием к деталям, но обвинить Креггера в «возвышенности» не получилось даже у самых преданных апологетов поджанра: «Орудия» трудно причислить к любому течению. Кроме одного — это просто хороший хоррор.