Тревожный хоррор «мама!» Даррена Аронофски — одно из самых раздражающих, буквальных и в то же время размытых антиклерикалистичных высказываний, которое было обречено стать культовым уже только потому, насколько оно всех взбесило. Это триллер? Это хоррор? Это непочтительная экранизация Библии или экологический манифест? Или всё сразу? Дженнифер Лоуренс настаивает, что это мрачная аллегория, которую пришлось перенести в раздел «хоррор», чтобы подготовить зрителей к ужасам, которые переживает её героиня. Фильм открыт к интерпретациям, в нём режиссёр добровольно делает смелый шаг в сторону, чтобы уступить зрителю возможность осмыслить сюжет самостоятельно. Тем не менее этой смелости может быть недостаточно — в прямолинейном прочтении сюрреалистический кошмар картины рассыпается в руках. Однако правильно подобранные ключи способны упорядочить хаос, происходящий на экране. Анастасия Веселова рассказывает, что на самом деле творится в фильме «мама!».
Что происходит в фильме: библейская трактовка переплетается с экологической
Фильм начинается с пожара, в котором до основания горит дом, а в нём — неизвестная женщина. Затем в кадре появляется обновлённый коттедж в викторианском стиле. В нём живут персонаж Дженнифер Лоуренс — в титрах её обозначают как Мать, Она — и Он, Творец, Создатель в исполнении Хавьера Бардема. Пока Она восстанавливает дом с нуля, Он пытается написать поэму.
Героиня Лоуренс окружена природой, в которой нет ни намёка на чужое человеческое присутствие, и полностью поглощена процессом реставрации дома. Она тщательно и вдумчиво выбирает оттенки оливкового и жёлтого, которыми выкрасит стены в гостиной, прислушивается к сердцебиению дома, который оживает, и оберегает покой, чтобы Он мог творить. Аронофски неслучайно выбирает точку зрения героини для этой истории: образ матери-Земли, которой предстоит выносить дитя и создать для него все условия, выглядит очень доходчиво с точки зрения экологической трактовки фильма. Когда дом героини постепенно оказывается перенаселён и уничтожен людьми, Аронофски подводит Маму к пониманию, что на выжженной земле рай не построить.
Дом героини — действительно рай вплоть до последней дверной ручки, включая ту, которая открывает дверь Его кабинета на верхнем этаже. Там находятся Святилище и хрупкий драгоценный камень, к которому запрещено прикасаться. С этой точки зрения фильм удобнее рассматривать как смелую экранизацию Библии — тогда сюжет перестаёт рассыпаться на фрагменты.
Ветхий Завет
Сперва «в ночи» в доме появляется персонаж Эда Харриса: он медленно умирает, а на его спине героиня замечает рану в области ребра. Позднее к нему присоединяется персонаж Мишель Пфайффер. Они олицетворяют собой Адама и Еву, которая не в силах удержаться от того, чтобы прикоснуться к кристаллу — именно так в интерпретации фильма выглядит запретный плод. Затем братья Донал и Брайан Глисоны разыгрывают убийство Авеля Каином. Параллельно героиня замечает символы казней египетских: лягушек, мух вместо саранчи и плесень на стенах подвала. Постепенно в доме появляется всё больше гостей, которых невозможно контролировать.
Принципиально важно, что Мать не в силах влиять на происходящее, хотя она умоляет своего мужа не впускать в дом новых и новых людей, которые ломают мебель, перекрашивают стены и испытывают компульсивную потребность раскачиваться на плохо закреплённой раковине в кухне, пока это не провоцирует чудовищный Великий потоп. Мать-Земля может лишь с ужасом наблюдать за тем, как её дом уродуют его обитатели, пока Творец всё же не изгоняет людей. Вскоре Она беременеет и вдохновляет мужа на новую поэму.
Новый Завет
В финальном акте происходит постоянная и резко взвинченная эскалация всех событий, которые до этого тревожили Маму и испытывали границы её контроля. В вечер презентации поэмы (Новый Завет) в дом Творца стекаются бесчисленные поклонники, которые постепенно захватывают комнаты. Аронофски на время отклоняется от религиозных мотивов и бросает уязвимую беременную женщину в гущу задокументированных «хитов» истории: радикальные религиозные движения, жертвоприношения, лагеря беженцев, поля трупов и войны с участием спецназа и коктейлей Молотова.
Творец уводит Мать в самое безопасное место — заколоченный рай на верхнем этаже. Там у героини начинаются схватки, и на свет появляется младенец, которого отец хочет показать всем тем людям внизу.
Творец следит за Матерью день и ночь, выжидая, пока она уснёт, чтобы отнять ребёнка от её груди. Проснувшись, она пытается найти сына в толпе, следуя за его плачем, пока он вдруг не обрывается: последователи Творца разрывают младенца на части в религиозном экстазе. Так Аронофски сопоставляет причастие с буквальным актом каннибализма, поглощением плоти и тела Христа.
Что происходит в финале
Мать топчут и избивают до полусмерти раскаявшиеся фанатики. Ей удаётся убежать — она пытается укрыться в жутком подвале, где хранится бочка с кровью-нефтью. Аллегория здесь заключается в том, что люди уничтожают Землю, но тема изменения климата сама подсказывает Аронофски, как завершить этот акт: мать-природа даёт людям отпор и сжигает топливо вместе со всем человечеством. В эпилоге Творец разрывает грудную клетку Матери и забирает её сердце, а затем превращает его в новый кристалл.
Финальный акт «мамы!» длится около 30 минут, и, кажется, ключом к его пониманию становится в том числе пунктуация в названии — это ужас без конца с кульминацией в той точке, когда изуродованная до неузнаваемости Мама отдаёт своё сердце Творцу, ещё не зная, сколько таких измученных и изуродованных матерей уже прошли и ещё пройдут этот цикл.
Смысл пунктуации и альтернативного названия фильма
Кажется, история была бы более однозначной, если бы Аронофски сразу остановился на первоначальном варианте названия — «Шестой день», отсылке к Книге Бытия, или Genesis, Началу.
Вот что говорит об этом сам режиссёр в комментарии Collider: «Моей первой догадкой, когда я впервые написал [сценарий], было то, что в конце возникнет такой поворот, такой финальный твист, как: “О Боже, это не заканчивается, этот парень настолько самовлюблённый, и всему этому нет конца”».
Но Аронофски отчасти вдохновлялся и книгой «Щедрое дерево». В самом конце, когда Творец забирает сердце Матери, он делает это после того, как она отмечает, что он уже всё у неё забрал, ей больше нечего ему дать. Но она разрешает ему забрать сердце. «Вот дерево, которое отдаёт всё ради мальчика». Так Аронофски примиряет религиозную и экологическую трактовки, которые дополняют друг друга и помогают смотреть на этот ужас глазами не Бога или человека, а самой Земли, которую разрывают на части. И с этой точки зрения всепрощающая природа Творца, его готовность делиться на самом деле продиктована непомерным тщеславием.
