29 августа на Prime Video вышел второй сезон «Властелина колец: Кольца власти». Пытаясь заскочить в освободившуюся нишу «Игры престолов», Amazon доверился Патрику МакКею и Джону Д. Пэйну — двум сценаристам с горящими глазами и нулевым послужным списком. Как итог, самый дорогой проект в истории стримингов посмотрело «рекордное» число человек, из которых лишь треть дотерпела до последней серии.
Готовясь к продолжению, Олег Ковалёв разбирает анатомию первого сезона и вспоминает, за что публика ругала и высмеивала его. Само собой, со всеми спойлерами и сравнениями с кинотрилогией.
(Анти)героическое фэнтези
Наверное, ни за что «Кольца власти» не ругали так, как за невозможность породниться с персонажами. Сопереживание — краеугольный камень зрительского кино, а в долгих сериалах его роль в разы значительнее. Если хорошему фильму достаточно чёткой завязки, развязки и череды эффектных сцен между ними, растянутым во времени проектам куда проще отталкиваться от характеров героев и их взаимоотношений. Но «Кольца власти» — не такой сериал. Шоустопперы ему куда дороже персонажей, которых зритель будто бы обязан знать заранее.
Показательное исследование на эту тему провёл видеоэссеист Тимоти Хиксон, автор YouTube-канала Hello Future Me. В своём ролике с детальным разбором ошибок сериала он сравнил экранное время героев из первых трёх эпизодов «Колец власти» со временем, которое Питер Джексон уделил героям первого фильма. По удивительному совпадению театральная версия трилогии и первый сезон сериала идентичны по хрону — оба длятся 9 часов 18 минут.
К концу сезона, продолжает Хиксон, львиная доля ключевых героев едва успевает сравняться по хронометражу с королём Теоденом из трилогии (персонажем сильно второстепенным). Галадриэль же, главная героиня сериала, задерживается на экране на 2 часа 42 минуты. Ровно столько же Питер Джексон уделил… Пиппину. Хоббиту, который почти всё это время проводит как комик-релиф.
Не исключено, что такой расфокус родился из рвения сработать вдвое круче «Игры престолов». Подковёрная битва за Железный трон начиналась с малого: с семейства Старков, неспешно представляющего другие великие дома Вестероса, да Дейенерис за Узким морем, познающей суровые реалии низкого фэнтези. Величественные же «Кольца власти» с первой серии нырнули аж в четыре сюжетных линии.
Открывается всё настолько же величаво, насколько скомканно. Отголосок великой битвы Добра со Злом уносит жизнь Финрода, любимого брата Галадриэль. Из темпераментной девочки эльфийка вырастает в машину отмщения, одержимую поиском затаившегося Саурона, потом на мгновение сходит с тропы мести, чтобы тотчас на неё вернуться, бросив своего компаньона Тондира на корабле, отплывающем к райским землям Валинора. На всю эту мешанину из событий и имён, которые запомнят только те, кто их знал заранее, уходит полчаса. Параллельно мы узнаём, что владыка Элронд по молодости мастерски растекался мёдом красноречия, правление короля Гиль-галада сводилось к щеголянию золотыми одеяниями и томным взглядам вдаль, а изрядно оседлые хоббиты когда-то были столь же неуёмными кочевниками (а потом им на голову метеоритом свалился контуженный волшебник).
Зрителю «Колец власти» попросту не дали сцены вроде юбилея Бильбо — маленькой точки входа в большой мир, не спеша представляющей его обитателей и готовящей к опасностям, что таятся по ту сторону соседского кукурузного поля.
Некое подобие размеренности удерживает лишь линия Юга, где эльф Арондир и знахарка Бронвин обнаруживают следы коварного орочьего плана. Но будто назло маломальской попытке построить коннект со зрителем сериал перемежает интригу с максимально недружелюбным сеттингом. Деревню Тирхарад, оборона которой выльется в главную экшен-секвенцию сезона, сценарий населяет сплошь болванчиками разной степени мутности (косвенно это объясняется тем, что здесь живут потомки приспешников тёмного властелина Моргота). В итоге, когда в шестом эпизоде доходит до баталии, из вопросов напрашивается не благоговейный «Как это сняли?», а «Ради чего они вообще сражаются?». Можно ли придумать более неудобный вопрос к экранизации Толкина? Очень вряд ли.
Эссе по лингвистической эстетике
«В моём случае первым возникает слово, а за словом следует история».
Из писем Джона Р. Р. Толкина
Вспомните свои любимые моменты из трилогии Джексона. После побега из Мории по падающей лестнице, после битвы за Хельмову Падь и после кавалерии рохирримов, несущейся на подмогу осаждённому Минас Тириту, вам на ум наверняка придёт одна из сотен цитат — изящных, меметичных, душераздирающих.
Например, она:
Пиппин: Я и не думал о таком конце.
Гэндальф: Конец? Нет, наш путь не кончается смертью. Смерть — лишь продолжение пути, начертанное всем. Серая, как дождь, завеса этого мира отдёрнется, и откроется серебристое окно.И ты увидишь…
Пиппин: Что, Гэндальф?
Гэндальф: Белые берега. И за ними — далёкие зелёные холмы под восходящим солнцем.
Жанр главного труда своей жизни Толкин определял как «эссе по лингвистической эстетике». Сами истории Средиземья, писал он, носили вспомогательный характер и создавались как мир для разработанных им языков: от эльфийского квенья до чёрного наречия империи Саурона. Не встань перед профессором вопрос публикации, он бы охотно изложил всю летопись легендариума на синдарине, но благоразумно предпочёл великий и могучий английский. Где нужно — лаконичный, где нужно — поэтически витиеватый. И всегда бьющий в точку.
Шоураннеры сериала, казалось бы, тоже не чужды словесности: Пэйн с отличием окончил Йель по специальности «английская литература», а МакКей доучился до магистра творческого письма. И всё же с целью передать дух толкинской прозы (или хотя бы адаптировать его под реалии современно телеконтента) они не справились. Если такая цель вообще стояла.
Взглянем на конкретику — несколько строк из сериала, что никого не оставили равнодушным. Увы, не в позитивном ключе.
Первую же сцену «Колец власти» венчает тяжеловесный пассаж о камне, что «смотрит только вниз» и потому тонет во тьме морских глубин, и корабле, что «смотрит вверх» и потому держится по направлению света.
Здесь сценарий задаёт главный лейтмотив всего сезона (и персонажной арки Галадриэль в частности), но слова подбирает с редкой неуклюжестью. Свою мысль сцена донесла, однако подачей сделала её первым из тысячи порезов, что переживёт зритель, пробираясь через тернии нового псевдотолкиновского наречия.
— Ты не видел того, что видела я.
— Я видел достаточно.
— Ты не видел. Того. Что видела я.
Всё та же первая серия. Кажется, ни один диалог публика не высмеивала так сурово, как этот.
Досталось и навязчивому воззванию нуменорцев: «Море всегда право!»
В нём зрители сходу раскусили подражание девизам великих домов Вестероса — например, старковскому «Зима близко».
«Когда сомневаешься, Эланор Брэндифут, всегда слушай свой нос».
В качестве исключения редкая (если не единственная) реплика, кое-как растопившая лёд. Да, потому что здесь зритель слышит дословную цитату из кинотрилогии — а с ней и, считай, прямое подтверждение Незнакомца как Гэндальфа. Береги, всеотец Эру, Пэйна и МакКея, если это окажется обманкой.
Впрочем, в свете последнего пункта шоураннерам стоит дать поблажку — им, в отличие от сценаристов фильмов, не представилось возможности разгружать богатства первоисточника. Amazon запустила сериал о Второй эпохе Средиземья, не имея прав на экранизацию главных историй этой эры. «Сильмариллион», «Неоконченные предания» и другие посмертные публикации Толкина — путь в этот кладезь Пэйну и МакКею закрыт, потому им всю дорогу предстоит довольствоваться лишь кратким приложением к «Властелину колец», помноженным на собственную фантазию.
В поисках Саурона
Заигрывание с фанатами через теории — ещё один элемент «Игры престолов», не дававший покоя создателям «Колец». Но если в Вестеросе теории рождались органично, в больших количествах и с изрядной долей уморительного безумия (как, например, голова Джоффри, пришитая Квиберном к зомби-Горе), то на разгадку тайны личности Саурона шоураннеры давили сами. Столь же навязчиво, как и с «Море всегда право».
Закономерно, что фэндом, лениво поковырявшись в подсказках, сходу вышел на верную догадку с Халбрандом. Всё потому, что единственными подозреваемыми, кроме Халбранда, были эти двое:
Адар. Фигура вождя орков, что входит в сюжет размытым силуэтом, источая опасность вперемешку с мрачной усталостью.
Незнакомец. Беспамятный, но явно добрый волшебник, что свалился с неба, после чего весь сезон задавался вопросом «Я — зло?»
Словом, выстраивая сюжет от детективной интриги, сценаристы зачем-то пытались спрятать тёмного лорда за двумя огромными соломенными чучелами. Зрители же эти чучела просто обошли и увидели за ними подозрительно многогранного персонажа, щедро разбрасывающегося подсказками потоньше. Халбранд то странно представится, намекая, что в путешествии сменил ни одно имя, то раскроется как непревзойдённый кузнечный мастер.
Ожидая от создателей большего, автор Forbes Эрик Кейн понадеялся, что это лишь второй защитный слой тайны. Как же он ошибался.
«Полагаю, здесь всё усыпано отвлекающими манёврами. У Халбранда есть тёмная сторона. В прошлом, чтобы выжить, он совершал плохие поступки — возможно, убивал и предавал, ведь нам показали его склонность к жестокости и вероломству. Но делать из него Саурона было бы до смешного очевидно и дуболомно».
Эрик Кейн в своей статье от 25 сентября 2022 года
(за пять дней до релиза 6-го эпизода)
Эльфийский глянец
«Властелин колец» — без преувеличения главный шедевр поздних аналоговых блокбастеров. Снятая на рубеже веков — до цифрового бума, но уже на пике развития практических эффектов — трилогия стала нетленным артефактом своего времени. Спустя двадцать лет этот огромный труд ручной работы, полный живых шероховатостей и любви создателей к каждому кадру, многими киноманами воспринимается как первый ориентир, сформировавший у них основы вкуса и понимания кино. Посему неудивительно, что отполированный золотистый глянец «Колец власти» у кого-то вызывает отторжение. Впрочем, это едва ли справедливо.
В техническом плане сериал от Amazon — явление для своей эпохи столь же поворотное, хоть и скроенное в совершенно иной визуальной философии. Это первый проект, которому удалось перенести на малые экраны уровень чистой цифровой монументальности, который прежде покорялся разве что суперблокбастерам Джеймса Кэмерона и Джозефа Косински. При этом порядка трети съёмок первого сезона прошли на натуре в Новой Зеландии, а над грандиозным продакшен-дизайном трудились немало соратников Джексона — в том числе и концепт-художник Джон Хау, ветеран толкиновской иллюстрации.
Когда брат Галадриэль в первые минуты сериала восходит на холм и нашим глазам открывается панорама бессмертных земель Валинора, в моменте кажется, будто ничего более величественного мы не увидим ещё пару десятков лет — ни на малых экранах, ни на больших.
Хотелось бы сказать, что «Кольца власти» ставят новую планку качества для кинопроизводства, покуда дело не касается сценария. Но не коснуться сценария в зрительском кино невозможно. Успех поголовно каждого фильма того же Джеймса Кэмерона строился не столько на небывалом размахе катастрофы «Титаника» или планеты Пандора, сколько на чётко выверенной внятности сюжета, помноженной на этот самый размах. У Пэйна и МакКея же вместо выверенности полный хаос: завязка пытается закинуть сорок удочек разом, развязка сломя голову бежит в горящую кузню оправдывать сериальный заголовок, а всё, что между, либо буксует в полумёртвых диалогах, либо ошпаривает эпическими сценами, в которых виден каждый доллар колоссального бюджета. Золотой середины здесь нет.
Итог: дисгармония
Первый сезон «Колец власти» обернулся неконтролируемым перепадом температур, копаться в технике которого в разы увлекательнее, чем по-зрительски наслаждаться зрелищем. Щемящая посредственность текста, проникая в каждую деталь кадра, пугающе напоминает чёрный песок из заставки сериала — ту самую дисгармонию демонического Мелькора, просочившуюся в Музыку Айнур, из которой родился мир Средиземья.
Чем чаще развлекательное кино в неумении выражать эмоции ударяется в неумелую экспозицию, тем сильнее убеждённость, что лучшим вариантом будет выбросить все диалоги к чёрту, предоставив дело музыке и актёрской игре глазами. И ведь правда, во всём сериале нет ничего сильнее музыки Бэра Маккрири. Его тема Галадриэль пишет портрет воительницы в огне — прекрасной и решительной, под знамёнами которой хочется ринуться в бой. А тема Халбранда источает бесконечное сочувствие к усталому, но стойкому путнику, вернувшемуся из путешествия длиною в жизнь.
Нюанс лишь в том, что стоит «Кольцам власти» закрыть рот и вверить чувства музыке и камере, как у них выходит это…
