20 лет назад четверо лучших друзей ― лев, зебра, бегемот и жираф ― из нью-йоркского зоопарка отправились в путешествие в далёкие края. На экраны вышел анимационный фильм «Мадагаскар», не только породивший сотни мемов и укрепивший студию DreamWorks Animation в статусе на тот момент главного конкурента Disney. Семейная приключенческая картина Эрика Дарнелла и Тома МакГрата также на пальцах показала, как работает западная колониальная оптика и почему мыслить такими шаблонами в начале третьего столетия уже не есть хорошо. Подробнее — в статье Вадима Богданова.
Золотая эра DreamWorks Animation началась в 2001 году, когда в основном конкурсе Каннского кинофестиваля наряду с фильмами Сокурова и Годара был показан «Шрэк». Мультфильм про зелёного огра вывернул наизнанку сказочный нарратив и представил новый тип анимационной комедии: постмодернистской, идущей в ногу со временем, более смелой и зрелой, равно смешной для детей и взрослых. За двумя «Шрэками» и «Подводной братвой» последовал «Мадагаскар», вышедший на пике контркультурного величия DreamWorks, когда основанная Стивеном Спилбергом студия пользовалась большей зрительской любовью, чем Disney, и, в отличие от Pixar, не боялась хулиганить вместе со своей публикой.
Концепт у «Мадагаскара» гениальный: показать, что даже если поместить диких животных из зоопарка в их естественную среду обитания, они всё равно будут чувствовать себя не в своей тарелке. Это, конечно же, результат ассимиляции. Покинувший родину три поколения назад африканец, ставший европейцем, вряд ли сможет жить в соответствии с традициями своего народа. Так и здесь: герои предстают перед нами коренными ньюйоркцами, которых больше интересует, как вчера сыграли «Никс», а не, к примеру, маршрут миграции антилоп.
Однако завязка у мультфильма как раз рождается из внезапно нахлынувшей на день рождения у зебры Марти фантомной ностальгии по диким африканским просторам. Он понимает, что жить ему осталось не так долго, поэтому ночью решает по-тихому улизнуть из уютного комфортабельного вольера на волю. За ним следуют его верные друзья ― лев Алекс, жираф Мелман, бегемот Глория, а также случайным образом ещё две группы животных: обезьяны-анархисты и отряд боевых пингвинов, мечтающих оказаться на Северном полюсе. (Забавный факт: изначально пингвины должны были быть рок-группой, напоминающей The Beatles, но позже создатели решили, что в качестве отряда коммандос они получатся смешнее.)
В какой-то момент герои попадают на большой центральный вокзал (или «больной сильно вонял»?), где их ловит специальная служба по надзору за животными и депортирует на родину, то есть в Африку. Но на корабле происходит диверсия, ящики с животными оказываются в океане и в конце концов разбиваются о берег острова Мадагаскар, где обитают весёлые лемуры и хитрые хищные фоссы.
Степень сексуализации бегемотов в этой франшизе довольно-таки тревожна.
Всё это, на первый взгляд, похоже на вполне обычную приключенческую комедию про антропоморфных зверей. Вот только «Мадагаскар» оказывается чуть сложнее. Во-первых, мультфильм пропагандирует «зооцентризм», что, естественно, важно, ведь человек ― не единственное существо на этой планете. Во-вторых, картина во многом воспроизводит колониальные модели экзотических земель XIX века, которые настолько укоренились в западном мышлении, что до сих пор порождают стереотипы имперских времён. В этом смысле «Мадагаскар» пытается зайти на ту же территорию, что и фильмы Клер Дени, только чаще отвлекаясь на зажигательные танцы посреди джунглей.
К четвёрке главных персонажей можно относиться как к олицетворению четырёх архетипов «цивилизованного» западноевропейского общества: то есть перед нами буквально нарцисс, мечтатель, ипохондрик и блудница (степень сексуализации бегемотов в этой франшизе довольно-таки тревожна). Они оказываются в мифологизированном пространстве, слепленном по рассказам европейских исследователей, торговцев и колонизаторов, которые возвращались из своих многолетних путешествий и рассказывали о примитивных и низших культурах на других континентах. Для них Африка была местом свободы от любых социальных иерархий и строгих моральных кодексов.
Для наших героев Африка предстаёт ровно такой же. Оказавшись на неизвестном острове, они первым делом решают, что всё вокруг представляет опасность, местные жители (лемуры) живут по своим непонятным законам, цивилизацией здесь даже близко не пахнет. «Сплошная антисанитария», ― констатирует Мелман. Однако Марти всё ещё идеализирует эту «дикость», прямо как герой романа Джозефа Конрада «Сердце тьмы» (по которому Коппола снял «Апокалипсис сегодня»), тем самым продолжая популярную в XIX–XX веках дихотомию «цивилизации» и «дикости».
Не нужно бояться других культур, каждый вид человека или животного по-своему уникален.
Это противопоставление подчёркивается также и визуально, что намного эффективнее воздействует, в частности, на детскую психику. Манхэттен изображён в коричневых и серых тонах, в то время как палитра Мадагаскара полна насыщенных зелёных красок. Небоскрёбы нависают над зоопарком, вольеры расположены вплотную друг к другу, таким образом формируется ощущение тотальной изоляции. Единственная отдушина ― большая фреска с изображением дикой природы, глядя на которую Марти фантазирует о жизни, которой у него никогда не было. Эта картинка тоже визуально выделяется на общем фоне: как будто в фильм Ноа Баумбака вставили фрагмент документальной передачи Дэвида Аттенборо.
К слову, о документальности. Трудно представить африканский пейзаж без баобаба. Это могучее дерево является одним из символов континента (достаточно вспомнить «Маленького принца» или «Короля льва»), и такую символику не могли обойти стороной создатели «Мадагаскара». Более того, впервые мы видим на экране баобаб в идейно ключевой сцене всего фильма: Алекс, Марти, Мелман и Глория идут на звуки музыки и останавливаются прямо перед гигантским баобабом, под листьями которого героям предстоит познакомиться с местными жителями и новой для себя культурой.
То, как они смотрят на отжигающих под хит 1993 года I Like To Move It лемуров, определяет весь многовековой колониальный нарратив: они видят столь причудливые синхронные танцы и пытаются понять, являются ли эти животные «сумасшедшими», то есть опасными, или «дикими», то есть аутентичными. Это классическая имперская бинарность, которая по историческим канонам чаще всего приводит к насилию, ибо люди, как правило, боятся того, чего не понимают. Здесь же нам вскоре говорят, что мир на самом деле сложнее и дружелюбнее, чем может показаться на первый взгляд. Не нужно бояться других культур, каждый вид человека или животного по-своему уникален. «Мадагаскар» пытается высмеять этот закоренелый колониальный троп о «дикарях» и «городских», показывая, что все мы живём на одной планете. И нет ничего зазорного в том, чтобы стремиться к всеобщей гармонии. Насильно мил не будешь, поэтому отныне улыбаемся и машем ― чем это не универсально понятный антиколониальный призыв, уместившийся в одну уже ставшую крылатой фразу из детского мультфильма?
