Звезда американской документалистики, один из родоначальников тру-крайма и лауреат «Оскара»-2004 отмечает 75 лет. В своих картинах он исследует остросоциальные темы и газетные анекдоты, великие катастрофы прошлого и мелкие причуды настоящего, каждый раз меняя свой стиль, интонацию, но сохраняя поразительное чутьё на уникальные сюжеты. Илья Верхоглядов рассказывает, почему Эррол Моррис — одна из главных фигур современного нон-фикшна.
В 1980 году американец Лес Бланк снял короткометражный док «Вернер Херцог ест свою туфлю». В названии, как ни странно, не хохма, а честный и ёмкий логлайн: немецкий классик публично жуёт варёный башмак, щедро начинённый чесноком и сдобренный пучком зелени. И это не трибьют чаплинской «Золотой лихорадке», а результат пари, которое Херцог заключил с режиссёром-дебютантом Эрролом Моррисом. Тот, наткнувшись на газетную заметку о перезахоронении 450 домашних питомцев, задумал в конце 1970-х снять неигровой фильм о двух кладбищах для ручных зверушек в Калифорнии — и Херцог поклялся съесть ботинок, если тот доведёт работу до конца, настолько ничтожным ему показался инфоповод. Однако «Врата небес» (так Моррис окрестил свою первую картину) состоялись, а видный американский критик Роджер Эберт ещё и включил её в топ-10 лучших фильмов в истории.
До полнометражного дебюта, не имея денег на режиссёрские авантюры, Моррис несколько лет работал частным детективом, и сыскная подёнщина научила его двум вещам. Первое — это умение разговорить собеседника, причём зачастую не агрессивным наскоком и пытливыми расспросами, а всего-навсего терпеливым слушанием. Стоит навести камеру, умолкнуть — и люди раскроются, примутся болтать (в том числе лишнее) и чудачить. В тех же «Вратах рая», например, одна дама, словно забыв о собеседнике, вдруг начинает выть перед своим пуделем, вызывая того на тонкий музыкальный скулёж. Так реальность, спровоцированная включённой камерой, преподносит сюрпризы, о которых никто — включая скептичного Херцога — не мог и подумать.
Наряду с этим Моррис, несомненно, обладает очевидным журналистским талантом вызвать собеседника на неожиданные откровения путём смелых вопросов и контртезисов — вспомним «Туман войны», взявший в 2003 году «Оскар» в номинации «Лучший документальный фильм». Лента представляет собой развёрнутый диалог с экс-министром обороны США Робертом Макнамарой, полный фантастических и, увы, довольно циничных инсайдов из кулуаров большой политики времён Вьетнама, Карибского кризиса и Второй мировой. Удивительный разговор о роли счастливого случая в большой Истории, о хрупкой грани между коллективным безумством и индивидуальной рациональностью, дипломатическими компромиссами и ядерным апокалипсисом.
Благодаря репортёрской въедливости Моррис сумел довести до конца и свой самый известный неигровой шедевр — «Тонкую голубую линию» 1988 года, прообраз нынешних тру-краймов, бесконечно наводнивших малый экран. Фильм посвящён убийству полицейского из Далласа, которое якобы совершил приехавший на случайные заработки рохля Рэндолл Адамс — его приговорили к смертной казни, затем суд, смягчившись, назначил пожизненный срок. Режиссёр, несколько лет копаясь в архивах и собирая интервью, пришёл к выводу, что Адамс не виновен, — и фильм, выпущенный в прокат компанией Miramax, убедил в том и всех остальных. Суд пересмотрел дело Адамса, а затем отпустил его после 12-летней отсидки. В «Линии» Моррис активно пользуется сценами-реконструкциями, причём снятыми в рапиде, в нуарных светотенях, под оригинальные композиции Филипа Гласса, ещё и с применением «эффекта Расемона» (это когда точки зрения героев конфликтуют друг с другом). Однако дело тут не только в визуальном новшестве (сейчас уже ставшем общим местом).
При более пристальном рассмотрении фильм, казавшийся всего-навсего отповедью слепому и безжалостному американскому правосудию, вдруг оказывается притчей о фальсификации истории: принятый всеми на веру нарратив вдруг опровергается и сменяется новым, совершенно иным пониманием прошлого. Такая рокировка — уникальный случай для неигрового кино.
Второй урок, освоенный за годы детективной службы, — это недоверие к видимой стороне дела, вечная память о том, что совы не то, чем кажутся, что за раздутой сплетней в жёлтой прессе может скрываться возвышенная трагедия («Таблоид»), а за громкой историей из хроник американской контркультуры времен ЛСД, Тимоти Лири и мескалинового шика — пошлый вздор о предательстве и равнодушии («Моя психоделическая история любви»). Многие фильмы Морриса разделяют традиционный для нон-фикшна интерес ко всему экзотическому, редкому, чудному, и потому на авансцене у него нередко блещут эксцентрики и безумцы — будь то увлечённые робототехники («Быстро, дёшево и неуправляемо») или плуты-мазохисты, которые отрезают себе кисти в целях получить страховые выплаты за увечья («Вернон, штат Флорида»). Но главное, что страсть к гротеску у Морриса нередко уравновешивается искренним сочувствием: в его смешливых работах чувствуется смесь юмора и сострадания, снисхождения и восхищения, абсурда и делового тона.
Чего стоит уже упомянутый «Таблоид»: скандальная история о том, как девушка (между прочим, бывшая Мисс Вайоминг!) похитила своего набожного жениха из-под крыла мормонов, затем привязала его к кровати в загородном доме, где три дня принуждала к сексу и замужеству (а тот не то чтобы сопротивлялся), — это, среди прочего, серьёзное высказывание о большой женской любви, которая не испугалась никаких преград.
Пожалуй, это крайне редкий для документалистов дар: разглядеть в курьёзе — драму, а в шутке с поеданием башмака — наставление о верности слову и уверенности в своём творческом замысле.
