Вероника Хлебникова пишет про режиссёра, чьи творческие пристрастия маятником дрейфуют от понятных высказываний к неопределённой сосредоточенности. Гас Ван Сент — одноклассник Talking Heads, приятель Берроуза, поклонник шляп и автор «трилогии смерти».
У Гаса Ван Сента детали автобиографии обязаны Шекспиру, а вымышленное, напротив, взято с улиц, где ошивались неприкаянные юнцы-нищеброды. Он родился в состоятельной семье потомков голландских переселенцев и до «Девушек-ковбоев» в 1993 году дополнял своё имя в титрах наследным «джуниор». Ван Сент — младший предпочёл гарантированному доходу и солидному делу контркультуру и кино, как шекспиров принц — компанию Фальстафа и его сброда в «Генрихе IV». Сомнительную профессиональную ориентацию он подкрепил открытой однополой.
Одноклассник парней из Talking Heads Ван Сент основал свою группу Destroy All Blondes. Сохранив приязнь к короткому метру, продолжал снимать между большими фильмами музыкальные клипы, в том числе для Дэвида Боуи и Red Hot Chili Peppers.
Оказавшись в Портленде в начале 80-х, Ван Сент подружился с писателем Уильямом С. Берроузом, в существование которого сегодня поверить даже труднее, чем в личность Шекспира. Отвергавший любой контроль Берроуз стёрт в психоделическую пыль обществом тотального контроля над телом и ценностями человека. Берроуз и Энди Уорхол, которого Ван Сент считал кем-то вроде Фрэнка Капры от поп-арта, — не единственные, но важнейшие источники его вдохновения. Ван Сент и сам стал кем-то вроде Диккенса и Капры от гей-сцены, предпочитая общепонятное и трогательное маргинальному и радикальному.
В 1982 году он адаптирует рассказ Берроуза The Discipline of DE (DE в названии означает do easy, дословно — «делай без напряга»), изданный на русском языке как «Наука упрощать». Семиминутный фильм представляет собой дзен-инструктаж, где автоматизм бытового и социального поведения разбивается на осознанные движения и заканчивается идеальным убийством. Через шесть лет Уильям Берроуз сыграет в «Аптечном ковбое» фактически самого себя — священника-наркомана отца Мёрфи. Ван Сент предполагал экранизировать «Диких мальчиков» Берроуза, но ограничился Шекспиром. Несколько сцен из «Генриха IV» вошли в фильм «Мой личный штат Айдахо». В 1988 году Ван Сент снял в фильме «Кен Смерть выходит из тюрьмы» музыканта Кеннета Мюррея Мишке, осуждённого за мелкий проступок. Через полгода тот с другими расистами забил насмерть битой Мулугету Серау, выходца из Эфиопии. Судьба убийственно подшутила над начинающим режиссёром, увлечённым борьбой за права всевозможных меньшинств. Но уже в 1991 году он монтирует «Молитву Дня Благодарения», записанную тремя годами раньше, где Берроуз с лицом, как старая скальная порода, читает своё стихотворение «День Благодарения 28 ноября 1986 года». Изображение Берроуза вдруг совпадает со скульптурой Авраама Линкольна, а фоном ритмичным безнадёжным «спасибо» Берроуза служит хроника: капюшоны ку-клукс-клана, ракеты НАСА, эпилепсия американского флага. Историческая Америка просвечивает сквозь Берроуза, принимая его саркастическую благодарность за все совершённые преступления, за «последнее и величайшее предательство последнего и величайшего из человеческих мечтаний».
В 1996 году Ван Сент снимет ещё одно стихотворение сопротивления битников, ушедших в историю, — «Балладу о скелетах» Аллена Гинзберга — за полгода до смерти поэта. Памяти Аллена Гинзберга и Уильяма С. Берроуза режиссёр посвятит свой главный хит «Умница Уилл Хантинг» — историю о человеке, который не хотел утилизовать свой дар.
Догадка о том, что талант не обязательно превращать в социальный лифт, что можно быть гением и жить своей жизнью, была революционной, но паковал её Ван Сент в обаятельную мелодраму воспитания чувств, получившую «Оскар» за сценарий и ещё 8 номинаций. Схожий сюжет ученика и учителя разразится в «Найти Форрестера», но уже в более сентиментальном и ходульном ключе. Юный баскетболист вернёт к жизни писателя-затворника, поскольку окажется горазд забрасывать не только мяч в корзину, но и слова — на им одним известные места.
Энди Уорхол должен был стать героем фильма Ван Сента с Ривером Фениксом в главной роли. После гибели Феникса от передозировки он никогда не вернулся к этой идее и посвятил памяти Ривера свой самый странный фильм, романтический фарс «Даже девушки-ковбои иногда грустят», где Рейн Феникс, сестра Ривера и Хоакина, и её товарки, скинув трусы, изгоняли с ранчо «Резиновая роза» гламурный истеблишмент ароматом немытых чресл, а жемчужная Ума Турман управляла движением автомобилей и светила самыми большими на свете пальцами — ещё до премьеры «Криминального чтива».
До самой «трилогии смерти», которую Ван Сент затеет в 50 лет, как заново родится, «Мой личный штат Айдахо» с Ривером Фениксом и Киану Ривзом остаётся его лучшим фильмом.
Здесь то, что происходит во сне, и есть жизнь — мчащиеся облака над пустынным пейзажем, мамина улыбка. Жизнь есть сон, и можно просто очнуться от реальности в круговерть видений. Феникс в роли Майка застревает в неповторимом месте и тут же засыпает посреди дорожной разметки. Он собирается обслужить даму или господина и немедленно проваливается в сон в Портленде, в Риме, в Айдахо. Мальчики-модели на журнальных обложках переговариваются задолго до оживающих передовиц в «Гарри Поттере». Юный Ривз в роли Скотта, отпрыска мэра, отворачивается от спящего Майка, и весёлого толстяка Боба Пиджина — Фальстафа, и всей шайки проституток, воров и голодранцев, возвращаясь в общество денег и карьеры. Падают унесённые ветром домишки из брёвен. Андрей Плахов в книге «Всего 33», посвящённой самым актуальным режиссёрам, пишет о живописи Ван Сента: «Его любимый жанр — пейзажи с плывущими по воздуху на переднем плане объектами: то коровами, то шляпами сомбреро; они становятся частыми гостями и его фильмов».
Шляпа — спусковой крючок «Аптечного ковбоя», первого фильма Ван Сента с миллионным бюджетом после полнометражного дебюта «Злая ночь». Смотрите, насколько нежна оболочка реальности. Повредить её можно самым обыденным жестом — бросив на обычную кровать обычную мятую шляпу. «Если я когда-нибудь увижу шляпу на постели в этом доме, её владелец больше никогда не увидит меня, я исчезну. Шляпа на постели означает пятнадцать лет неудач или даже смерть», — толкует ослепительный Мэтт Диллон своей маленькой банде.
Ван Сент переводит идеи американского авангарда на общеупотребительный и чередует фильмы, понятные большинству, с сугубыми экспериментами, став первым посредником между американским инди и студийным кино.
Полюбившиеся публике «Умница Уилл Хантинг» и «Найти Форрестера» с Шоном Коннери стали рамой удивительному аттракциону. Между двумя педагогическими поэмами Гас Ван Сент сделал римейк «Психо», покадрово переснятый самым изощрённым оператором планеты Кристофером Дойлом на цветную плёнку и посвященный Хичкоку. Этот проект начался с самого первого произведения Ван Сента «Психо-шампунь» 1979 года, стилизованного под рекламный ролик. Сцена в душе воссоздавалась в нём со словами «Попробуй это, новый шампунь Psycho избавит не только от перхоти». Новый «Психо» выглядел попыткой припудрить косточки мумии матушки Бейтс и совершенно не был понят, возможно, из-за его масштабов. Будь он сделан в нише современного искусства, у него было бы больше шансов, но перенесённый в индустриальные мощности остроумный эксперимент потерялся.
Возрождение Ван Сента в новом тысячелетии связано с «трилогией смерти». Её открыла малобюджетная киномедитация «Джерри», абсолютный шедевр, в титрах которого автор благодарит венгерского киноавангардиста Белу Тарра. Мэтт Деймон и Кейси Аффлек, написавшие сценарий, съезжают с трассы, паркуют машину и углубляются в дикий простор. Ван Сенту, убеждённому «инди», не хуже нас известно, насколько невелик ресурс личной независимости в хорошо структурированном и готовом к употреблению мире. Герои его ранних фильмов предпочитали растиражированной норме люмпен-эскапизм. На глазах Ван Сента образные системы мутировали в торговые знаки, контркультура встраивалась в рынок и исчезала. Избежать этого слияния-поглощения режиссёр смог, напрямую обращаясь к телу и соматике публики. В «Джерри» он выпихнул персонажей и зрителей в джерристранство, где нет ничего, кроме трения оболочки о раскалённый воздух и минималистского звучания Арво Пярта, продолжающего вибрации ландшафта.
В 2003-м яркие хрупкие подростки «Слона» заслонили шоковый сюжет школьного насилия, уже затронутый Майклом Муром в «Боулинге для Колумбины» после стрельбы подростков 20 апреля 1999 года. Удостоенный «Золотой пальмовой ветви» фильм сыгран Ван Сентом как минималистская музыкальная пьеса, почти бессвязная в своих западающих звуках-кадрах-повторах. Станислав Ф. Ростоцкий сравнил «Слона» с сеансом холотропного дыхания.
В 2005 году «Последние дни» завершили трилогию смерти посвящением Курту Кобейну, дрожью и нечленораздельностью умирания. Артист Майкл Питт доходит — вот и весь сюжет. В длинных планах виснет отражённая в лобовом стекле зелень деревьев. Существо, все говорят, что это Блейк, и подразумевают Кобейна, в тонкой комбинации на белое голое тело, в изгаженной майке корчится, мычит и лезет по лестнице в небо. Оно уже не может, не хочет и практически не существует. Страдание проступает, бессвязно бормоча, сквозь маету иллюзий. Распадающиеся ткани «Последних дней» — прощальный всплеск жизненных процессов перед окончательной остановкой. Его Блейк — рифма к мертвецу Джима Джармуша. Белокурая нежить плетётся лесом, и заплетается язык Ван Сента, и уплетает остатки безжизненного пространства комок несытой плоти, называющийся у Ван Сента кинокамерой.
В 2007-м к «Джерри», «Слону» и «Последним дням» примкнул «Параноид-парк». Та же неопределённая сосредоточенность, созерцание беспредметно, самозабвенно, бесцельно с помощью Кристофера Дойла, активно участвующего в этом заговоре видимостей. Неважно, что в кадре, пусть парящие скейты, лишь бы планы длились, лишь бы в них можно было вернуться, как в прошлое, из разных ракурсов. В этом фильме криминального сюжета чуть больше, хотя история мальчика, как-то связанного со станционным смотрителем, разрезанным пополам, размыта. Подросток с ярким ртом летал на доске вместе с парнями постарше и влип. У Гаса Ван Сента запросто могло и не быть никакого сюжета вообще. Всё равно всё самое замечательное в его фильмах проступает на плёнке само собой, как будто проявляется под влиянием точного режиссёрского взгляда и без таких старомодных уловок, как сюжеты и факты.
В следующем оскароносном фильме «Харви Милк» стареющий гей преодолевает возраст, становясь примадонной в политическом театре одного актёра. Шон Пенн играет первого американского политика, в силу личных пристрастий и гражданской позиции положившего жизнь за сексуальные меньшинства.
Гас Ван Сент после дебрей «Последних дней» и размытых смыслов «Параноид-парка» уже знакомым маятником качнулся в сторону прямых и внятных высказываний. К этому, вероятно, побуждают и дух ретро и реальный герой. Карьера Милка продолжалась восемь лет вплоть до дня, когда он, как Леннон, был застрелен в здании городского совета Сан-Франциско. Всё это время он живой и светится. Такими у Гаса Ван Сента выглядят и сами семидесятые годы, вдруг сдвинувшиеся в утопическое «давным-давно» и «жили-были».
Для Милка поприще общественного деятеля означало возможность блистать, найти выход бешеной творческой энергии, которой было тесно в художественных патлах хиппаря.
Он сообразил, что политика — это театр, и ступил на необъятную лестницу мэрии Сан-Франциско, подобно Фреду Астеру в ослепительном танцевальном ревю. Начав с симфонии свистков, которыми геи призывали на помощь в случае нападения, Милк устроил шоу выборов, а его первой художественной акцией стал сбор собачьего дерьма с городских лужаек, поддержанный всенародно. Как и Ван Сент, он инкорпорировал гендер в творчество, которое больше протеста. В трактовке режиссёра Милк — созидатель, благонамеренный человек, желавший традиционных ценностей для нетрадиционных людей.
После «Харви Милка» до последних, холодно встреченных европейскими фестивалями фильмов, вроде «Моря деревьев» с лесом самоубийц у подножия Фудзи, он спешит вернуться к теме «Последних дней», к персонажам накануне смерти и в момент тоски. Герои Ван Сента — «художники и те, кто страдал: те, кто познал прекрасное, и те, кто познал скорбь», словами Оскара Уайльда.
