В начале мая до российского зрителя доберётся громкое заморское кинособытие — постмодернистский проект Ари Астера «Все страхи Бо». О его предыдущих фильмах — о наглых и волевых коротких метрах и уже обросших нехилым культом полноформатных слоубёрнерах — и пойдёт речь в этой статье, предваряющей отечественный релиз новой работы Астера.
Всеобъемлющий ужас
Киношный хоррор, на заре своего существования пугавший мерзкими и тревожными зрелищами, долгое время следовал единому курсу — превращал фобии общества в страшных чудовищ, обитающих по ту сторону экрана. Например, немецкие экспрессионисты через образы вампира Носферату и жертв доктора Калигари отражали внутреннюю опустошённость людей, прошедших через Первую мировую, а гигантский ящер Годзилла задумывался его создателями как олицетворение ядерной угрозы, которой японцы не могли не опасаться после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Даже наши постперестроечные ужасы девяностых, такие как нарезка кронштадтских вурдалаков охотником на нечисть в «Упыре» (1997) и хроника усмирения духа умершего родственника в «Прикосновении» (1992), являли собой пускай и неряшливую, но всё-таки рефлексию развала Советского Союза.
Смена лет и десятилетий, чередование веков, а также резкое повышение уровня жизни в странах, где больше всего хорроров производится и вместе с тем потребляется, привели к тому, что переживания свидетелей войн и народных потрясений перестали интересовать публику столь живо. Незаметно для всех плотский фильмический ужас перерос в психологический террор, а психологический террор — в интеллектуальный терроризм. Главный враг современного человека — он сам, а основной мотив актуальных нынче авторских хорроров — внутренние противоречия и дьяволизация обыденности. Теперь (хоть не всегда и не везде) жуткие твари — фон для эксплуатации кошмаров о «проблемах белых людей».
Одна небезызвестная независимая киностудия — американская A24 — ценит подобного рода «арт» и вот уже 11 лет зажигает звёзды немейнстримного ужаса по всему миру. Одна из них — это Ари Астер, автор «Реинкарнации» (2018) и «Солнцестояния» (2019), выходец из простой еврейской семьи, в школьные годы вместо чтения Талмуда шнырявший по видеопрокатам Нью-Мексико в поисках кассет, на которых записаны самые свирепые и захватывающие старые ужастики.
Ужас поменьше
В Нью-Мексико Ари Астер провёл подростковую пору, а позже, во второй половине нулевых, осел в Лос-Анджелесе, где получал образование на базе Американского института киноискусства. Там же будущий режиссёр познакомился со своими будущими коллегами, вместе с которыми и начал кормить Интернет короткометражками не от мира сего. Шибанутыми настолько, что в них тема «отцов и детей» запросто может на равных сосуществовать с сюрреализмом, всеми видами насилия, психозами и фрейдистским помешательством на фаллосе. Первая из этих работ вышла в 2008-м, а последняя — за два года до полнометражного дебюта Астера (то есть в 2016-м — за два года до выхода «Реинкарнации», которую спонсировала A24).
Семь маленьких фильмов, как семь кругов ада, проносят нас через порочный круг влечений и вакуум прокажённых мыслей среднестатистического человека эпохи расцвета «летсплеев» на YouTube (на самом деле коротких метров было восемь, но первый, Herman’s Cure-All Tonic 2008 года, совсем уж обезличен и намёков на почерк Астера содержит маловато).
Помните, мы уже говорили, что юный Ари до одури любил хорроры? Так вот, далеко не каждый из крохотных фильмов-предтеч взрослого, полноформатного и во все поля «полнометражного» Астера является, собственно, хоррором. Режиссёр относится к материи саспенса не с трепетом, но с любопытством. Его больше волнует не жестокость и не адреналин, а ирония. Точнее, то, как далеко автор может зайти в попытке обернуть кошмар смехом, а жанровый постулат — шуткой, постироничным смысловым сальто.
Не пугать, а именно что ошарашивать и повергать в культурный шок — таков его метод, очень хичкоковский, так ещё и озвученный одним из персонажей «раннего» Астера в фильме «Такова жизнь» (2016). Там философствующий бомж-маньяк, пока отдыхает от нанесения тяжких телесных, припоминает слова Фрейда о том, что настоящий ужас рождается в чём-то уютном, обнаружившем в себе нечто жуткое.
Чёрный юмор и зацикленность на опасности, исходящей не из «внешнего», а из семейного круга, — следствие большой насмотренности и творческого поиска закономерностей в классике. Именно у Тарковского, Мидзогути, Параджанова, Бергмана, Поланского и Гринуэя Астер учился дрессировать странности. Благодаря их (и не только их) работам режиссёр понял, что камерный хоррор = недорогой и эффектный хоррор, что и доказал в «Мюнхгаузене» (2013) и «Что-то странное с Джонсонами» (2011). В первом случае мать донимает сына лечением от несуществующей болезни (отсюда и заголовок, отсылающий к реально существующему психическому расстройству — «синдрому Мюнхгаузена»), а во втором сын домогается до отца, чем переворачивает с ног на голову типичный тру-крайм-троп о сексуальном давлении в семье.
Астер реализует свои небольшие сценарии изящно и театрально, в чём ему помогал и до сих пор помогает его друг по университету — оператор Павел Погоржельский. Стиль задан, и его фундамент — механические движения камеры, преобладание сцены над персонажами внутри сцены, эстетство вперемешку с откровенной пошлятиной: например, пародийный рекламный ролик «ПЧТ действительно работает» (2011) и шуточный неонуар «Голова черепахи» (2014) практически полностью сконцентрированы на мужских причиндалах. А если надо, команда Астера может поддать жёлчи — за этим добром обращайтесь к одновременно душному и пугающему девичьему монологу из 15-минутного «Типа» (2014). Или же, когда душа требует профанской концептуальности, свойственной дипломным работам выпускников киновузов, ребята могут снять проект на манер самопоглощающего шизофренического этюда «Бо» (2011).
Никто ничего загодя не расхлёбывает и не разжёвывает. Страшилки страдают от кризиса идентичности и считают себя анекдотами. Ари Астер набивает руку и готовится играть по-серьёзному.
Хоррор — не хоррор
Полных метров у Астера всего два, но только на данный момент — лихой и придурковатый фильм «Все страхи Бо» с Хоакином Фениксом доберётся до России уже 4 мая. Однако прямо здесь и прямо сейчас третьего нам не дано, зато имеющихся «Реинкарнации» и «Солнцестояния» вполне хватает, чтобы набросать эскиз режиссёрского портрета.
И самое главное, что следует знать о фильмах Астера, так это то, что они непонятные. Не в том смысле, который мы подразумеваем, когда тщетно пытаемся выстроить причинно-следственные связи при анализе «Шоссе в никуда» (1996) Дэвида Линча или «Святой горы» (1973) Алехандро Ходоровски. Нет, астеровские полотна не закольцованы сами в себе и всегда намекают зрителю, что первый просмотр — это разминка. Режиссёр не хочет, чтобы мы заводили с его героями шапочных знакомств, как будто с человечками-пустышками из молодёжных слэшеров. Тут речь идёт о полномасштабном исследовании характеров и ситуаций, как если бы психотерапевт заставлял нас — аудиторию — и их — персонажей — многократно проговаривать травматический эпизод из далёкого прошлого.
Проработка тревог и переживаний, а не кино для беседы на кухне по типу влезающих в пространство социального бардака картин наших земляков, Юрия Быкова и Андрея Звягинцева. Герои Астера проходят через муки и сталкиваются с паранормальным и пугающим, однако необъяснимое лишь кажется необъяснимым. При повторном знакомстве с каждым из полнометражных фильмов Астера на поверхность всплывают разбросанные на виду указатели, намёки и знаки. Вплоть до того, что сами декорации рассказывают историю от начала и до конца в первые же секунды действа. Первичен шок и саспенс, а дальше дело остаётся за следственным экспериментом, в ходе которого зритель удивляется тому, как много чеховских ружей окружало его на протяжении всего хронометража.
«Реинкарнация» — семейная трагедия, превращающаяся в оккультный хоррор с призраками. «Солнцестояние» — путешествие в коммуну язычников, одних туристов избавляющих от оков земной жизни, а других — от ненависти к себе и чувства вины за потерю близких. Главная героиня «Реинкарнации» — любящая дочь, жена и мать в одном лице, а ещё талантливый миниатюрист, которой удаётся филигранно воссоздавать собственное жильё за верстаком в мастерской, но наладить «пасмурную» погоду в доме, где погиб ребёнок, уже вне её сил. Главная героиня «Солнцестояния» — молодая девушка, пережившая гибель родственников и ради восстановления внутреннего ресурса согласившаяся на поездку в Швецию, где радикальные староверы подвергают её и других приезжих американцев страшным мукам во славу скандинавских божков. «Реинкарнация» — фильм ужасов, который выбивается из конъюнктуры жанра хоррор тем, что семейная драма там перевешивает мистику, а паранормальщина является результатом непримирения самых близких друг другу людей. «Солнцестояние» — тоже фильм ужасов, который тоже выбивается из общих правил за счёт того, что там страшные вещи творятся на солнышке средь бела дня, под аккомпанемент этнической музыки и в блеске сотен улыбок.
Ситуация вырисовывается двойственная: как постановщик Ари Астер создаёт напряжённый и отменно снятый ужас, а как сценарист — обманывает зрителя и прячет истинные «болячки» за хоррорной мишурой. Кровь, кишки, злые духи, редкие, но меткие джампскейры, операторские хитрости Погоржельского и звуки — пугающие, дискомфортные и дисгармоничные звуки — лишь отвлекают зрителя от самого важного — от частных бедствий и житейских трудностей.
Всё это, вся мякотка астеровских психологических штудий маскируется догонялками с привидениями и тёрками с культистами, но постепенно к зрителю приходит осознание, что для Астера хоррор — бутафория, хоть и бутафория мастерской, единичной выделки. Куда важнее для него с энтузиазмом рассматривать такие явления, как токсичные отношения, самоедство из-за преждевременных утрат, а также неспособность многих людей быть родными в родительском доме и возможность найти настоящую семью за его пределами, не держа на себя и окружающих зла.
Снятые как образцовые для нашего времени слоубёрнеры, на манер картин Роба Эггерса и Джордана Пила и наравне с ними, ленты Ари Астера тоже роют глубоко и, как подмечалось выше, поддерживают главный тренд нынешнего сообщества хоррормейкеров: превращают фильмический ужас в психологический террор, психологический террор — в интеллектуальный терроризм, а его, в свою очередь, двигают куда-то дальше, поднимая планку и находя новые грани прекрасного и ужасного. И эта будущая формация страха, этот рано или поздно достижимый level up определённо будет далёк и от космического «Чужого», и клерикального «Экзорциста», и садистского «Хэллоуина», и сомнамбулического «Кошмара на улице Вязов», и от замечательных, хоть и крайне тяжёлых с точки зрения эмоционального надрыва картин Ари Астера в том числе.
