После небольшого затишья с новой силой возобновилось обсуждение «Аноры». Совсем недавно кино Шона Бэйкера про стриптизёршу, сына олигарха и подручных его отца получило несколько важных наград и приумножило шансы на «Оскаре». О том, почему драмеди с русско-армянским акцентом заслуживает признания, рассказывает Никита Демченко.
Давно оскаровская гонка не была столь увлекательной: скандалы вокруг мексплотейшн-мюзикла «Эмилия Перес», первые в истории номинации для Латвии за мультфильм «Поток», наличие боди-хоррора «Субстанция» в главной категории. Наконец, борьба Юры Борисова за заветную статуэтку — событие, превратившее для россиян ежегодную раздачу наград почти в национальный праздник уровня чемпионата мира по футболу. Хотя и тут единодушны не все. Насколько номинация нашего артиста заслуженна? Нужны ли в «Аноре» русские? Да и хороша ли вообще сама «Анора»? Сейчас, когда в кармане у Шона Бэйкера не только «Золотая пальмовая ветвь», но и премии Гильдий режиссёров и продюсеров, эти вопросы вновь актуализируются и будоражат умы синефилов. Одни находят в картине сочувствие горькой судьбе секс-работников, другие — колониальную оптику, третьи и вовсе — конфликт консервативных и либеральных ценностей.
“ Подлинно ясно, в общем, одно: «Анора» — феномен, который интересно обсуждать.
Подлинно ясно, в общем, одно: «Анора» — феномен, который интересно обсуждать.
Только ленивый не сравнил работу Бэйкера с историей про Золушку, тропы из которой американские кинематографисты успешно эксплуатируют ещё c 1910-х годов. Все приметы и правда налицо: девушка, живущая с мачехой и её дочерьми, в нашем случае — с владельцем стриптиз-клуба и другими танцовщицами, — есть; прекрасный принц, облачённый в дорогие одежды и встреченный на балу, — на месте; невидимый таймер, предвосхищающий конец «волшебства», — имеется; даже карета-кадиллак ночью под стать западноевропейской сказке превращается — нет, не в тыкву, но в мишень для эвакуатора.
Только сказка — ложь. Особенно у Бэйкера — самобытного автора, который когда-то мечтал снимать блокбастеры, как Спилберг, а в итоге нашёл вдохновение и поэтику не в театральной помпезности, а, как итальянские неореалисты, в неприглядном быту маленьких людей, иногда — маргиналов и делинквентов. В его грустных историях, пускай и задорно рассказанных, чудес не бывает — над ними непременно восторжествует суровая быль. Оттого в первые полчаса всё становится ясно: принц окажется дешёвкой, Золушка останется без хрустальной туфельки, бедные — бедными, богатые — богатыми. Никакого эскапистского аттракциона. Тем парадоксальнее, что просмотр «Аноры» впору сравнить с американскими (русскими, если угодно) горками, где каждый крутой поворот вызывает новую эмоцию.
Путь главной героини от любовной эйфории до отчаяния режиссёр выстраивает в широком жанрово-стилевом диапазоне. Первый акт развивается в границах классического ромкома. Настолько классического, что в зрительском подсознании моментально (и небезосновательно) возникают очертания «Красотки» с Джулией Робертс и Ричардом Гиром, держащим в зубах букет красных роз. Ваня Захаров — почти Гир для зумеров — своей «возлюбленной» цветы тоже подарит, но уже через сорок минут сбежит, обернувшись не завидным женихом, а трусливым инфантилом-понторезом.
Схожий кульбит исполнит и само кино. Вторая и наиболее продолжительная часть «Аноры» — шумное роуд-муви, разбавленное элементами уморительной слэпстик-комедии. В сопровождении армянина-сиделки Тороса и его шестёрок — неуклюжего нытика Гарника и молчаливого решалы Игоря — Анора пытается поймать за хвост предательски ускользающее счастье. С этого момента фильм начинает подбираться к сверхзвуковым скоростям американского социального реализма 1930-х (не зря жюри Канн сравнило работу Бэйкера с «Ниночкой» Эрнста Любича — ещё одним фильмом про любовь между героями из разных миров с участием русских богачей), капать на мозг криками и отборным трёхэтажным русско-армянско-английским матом, а также демонстрировать изнанку Нью-Йорка со всеми её дайнерами и одноэтажными домиками возле наземных станций метро.
Вся эта интернациональная буффонада, работающая по не самому замысловатому паттерну, рискует утомить и даже укачать (спасибо ручной камере, отвечающей за налёт документализма), но Бэйкеру она необходима по ряду причин. Во-первых, этническое многообразие важно для столкновения потенциалов и менталитетов, и выходцы из бывшего Союза тут как нельзя кстати. Во-вторых, шумная многоголосица позволяет постановщику оглушить публику ещё одной, последней сменой тональности. Бесконечный ор затмевает звенящая тишина, и — вновь вспоминается сказка — добрые молодцы усваивают урок. Ваня осознаёт, что даже с большими деньгами жизнь не сахар, а Анора отказывается бегать за осколками ещё вчера желанной американской мечты.
Едва ли Бэйкер намеревался поймать и воплотить в одной картине квинтэссенцию такой умозрительной общности, как поколение, но невольно это всё-таки произошло. Конечно, «Анора» — не манифест, но уверенная попытка сделать слепок жизни зумеров — взрослых детей, которые часто готовы брать от жизни всё и реже — отвечать за необдуманные поступки. Но, в отличие от того же Тороса, который нет-нет да срывается на чтение нотаций подросткам-недорослям, Бэйкер традиционно ограничивается ролью стороннего наблюдателя. В его арсенале нет места дидактике и нравоучению, вместо них — юмор, беспристрастность и сочувствие, позволяющие говорить о глубинной человечности режиссёра по отношению к людям вне зависимости от их моральных, возрастных, гендерных и прочих характеристик. Заразительного оптимизма вот уже 20 лет хватает на всех: детей и взрослых, бедняков и миллионеров, иммигрантов и коренных американцев.
В этом смысле Игорь — воплощение совести и авторского взгляда, то есть важнейший персонаж, почти что сердце фильма. Он знает о происходящей ситуации меньше остальных и предпочитает тихонько наблюдать за развитием событий, не делая поспешных выводов.
“
И если европейцы уже видели нашего Юру в образе устрашающего и одновременно хрупкого парня, то на американцев внутренний огонь артиста произвёл неизгладимое впечатление.
И если европейцы уже видели нашего Юру в образе устрашающего и одновременно хрупкого парня, то на американцев внутренний огонь артиста произвёл неизгладимое впечатление.
Речь здесь не о политике, а об объективной оценке способностей и таланта Борисова. Благодаря одним только мимике и глазам, в которых словно сконцентрировалась вся загадочная русская душа, Юра превратил архетипического гопника в объёмного героя, идеально вписывающегося в хитрую систему координат Бэйкера. По ходу действия за маской мордоворота проступают черты сбитого с толку одинокого человека, разменявшего третий десяток в окружении незнакомцев и одуревших богачей. К слову, идею с днём рождения (а ещё, например, привычку набивать рот бургерами, как в последний раз) Бэйкеру подсказал именно Борисов, что делает его полноценным соавтором роли, заслуженно занявшим место за одним столом с голливудскими актёрами А-класса.
Впрочем, «Оскар» российскому актёру вряд ли вручат. А вот шанс на награды в ключевых номинациях у творческой команды есть. И дело даже не в том, что главные конкуренты погрязли в скандалах, а Бэйкер заслужил признание по совокупности заслуг (хотя это так). Всё проще. «Анора» — самая совершенная его работа: история, которая звучит универсально, честно оставаясь укоренённой в буднях одноэтажной Америки и национальной кинотрадиции; фильм, каждый кадр которого полон силы, энергии и страсти — эмоций, ради которых в тёмном зале из раза в раз запираются и каннское жюри, и простые зрители.
Ну а если решение Киноакадемии будет иным, то нам останется взять пример с Бэйкера и просто порадоваться тому, что такое кино всё ещё случается. Ведь режиссёр всегда питал тёплые чувства к тем, кому не везёт. А ещё больше — к тем, кто не сдаётся.
