Многостаночник, снимающий по несколько фильмов в год и разъезжающий по международным кинофестивалям. Художник тёмной человеческой души и обличитель саморазрушительной системы. Автор одновременно незамысловатых и комплексных лент, как с точки зрения продакшена, так и с философской позиции. Всё это — характеристики казахского постановщика Адильхана Ержанова, карьеру которого мы собираемся препарировать в данной статье.
Мультивселенная Каратас
В Казахстане, в Саркандском районе Алматинской области, располагается железнодорожная станция Каратас, в домах вокруг которой обитает чуть меньше сотни человек. Не посёлок городского типа, не деревня и не село, а именно что станция — крохотный кусочек цивилизации посреди пустынной степи.
Это — реальный Каратас, который с трудом, но всё-таки можно разглядеть на карте Казахстана. Однако существует и другой Каратас — кинематографический. У этого забытого богом района нет координат, даже примерных. Там, на территории своеобразного «фронтира», где вместо ковбоев и индейцев грызут друг другу глотки коррумпированные полицейские, мелкие чиновники и обнаглевшие бандиты, развиваются сюжеты многих фильмов Адильхана Ержанова — казахского режиссёра, которого сравнивают с Юрием Быковым, Эмиром Кустурицей и Дени Вильнёвом.
У первого Ержанов берёт упадок, хтонь и беспросветное бессилие человека в борьбе против системы. Почти каждый сценарий режиссёра рассказывает о том, как люди сражаются против господ, которых они не выбирали, или против последствий безнаказанного диктата каратасских самопровозглашённых царьков.
У второго, у Кустурицы, Адильхан заимствует абсурдизм, механизмы комедии и нотки магического реализма, идущие в комплекте с колоритным этнографическим материалом. Казахская «квантомания» живёт вразрез с законом сохранения энергии: чем больше постановщик наседает на стереотипы, тем более правдимыми они кажутся, и чем более страшные истории он излагает, тем смешнее становится — в кульминационные моменты зрителя может обуять без пяти секунд истерическое хихиканье. Ну а у Вильнёва Ержанов одалживает визуальные финтифлюшки и фактуру кадра. Вот только если автор новой версии «Дюны» и «Прибытия» в своих проектах пытается обуздать монументальность и гигантизм, то казахский режиссёр похожими операторскими методами расширяет плоскость экранного мира в ситуациях более житейских, нежели прилёт инопланетян или рейд во владения мексиканских наркокартелей.
Да и рассказывает Ержанов о самых обычных, пускай и не всегда завидных судьбах простых людей. Кто-то пытается пробиться в большой спорт, чтобы завязать с ролью мелкой криминальной сошки. Кому-то противны законы, утверждённые здешними главарями, а иные, будучи послушными слугами прикрывающихся чинами и погонами беспредельщиков, пытаются сохранить за собой тёплое местечко тогда, когда привычный уклад вещей рискует улететь в тартарары. Ни один из героев Ержанова не хочет быть героем не то что художественного фильма, но и собственной жизни, так как приключение персонажа невозможно без препятствий и конфликтов, которых и они с той стороны экрана, и мы — с этой — стараемся избегать. Но судьба не привыкла спрашивать разрешения — она берёт и резко врывается в обыденность, напоминая своим «жертвам», что убежать от неё не получится, равно как и подготовиться к её роковым выходкам. Особенно если по паспорту вы прописаны в вымышленном Каратасе — медвежьем угле, где аборигены умножают друг друга на ноль и в неожиданных пропорциях замешиваются между собой разношёрстные кинематографические тропы.
Киноман назло обстоятельствам
Адильхан Ержанов, хоть и не был воспитанником салонов видеопроката, как Квентин Тарантино или Пол Томас Андерсон, а прошёл через полноценное академическое образование в области кинопроизводства, вдохновение и действенные приёмы черпает отовсюду подряд — из фильмов как породистых, так и не очень. В разговоре с одним журналистом режиссёр обозначает привязанность к спагетти-вестернам и заинтересованность в творчестве мэтра французской «новой волны» Клода Шаброля. В беседе с другими — признаётся в любви к ирреальному «гиперреализму» Германа-старшего, цитирует афоризмы Чехова и, конечно же, рекомендует учиться искусству саспенса у Альфреда Хичкока.
На самом деле, читая материалы о Ержанове (в том числе и эти строки), вы можете нарисовать у себя в голове образ педантичного интеллектуала, снимающего авторское кино из разряда «невыносимо умный артхаус». В молодости он работал по правилам казахского «партизанского кино», как некогда Ларс фон Триер со своим манифестом «Догма 95». Ержанов перешёл от авангардного и эфемерного на старте карьеры к приземлёному и беспрецедентно жестокому в нынешнем периоде, как сделал это в своё время Алексей Балабанов, — тоже с крохотной толикой магии, пускай магии и тёмной.
Как и многие другие молодые авторы, подающие надежды и радующие преподавателей режиссёрских мастерских, Ержанов планомерно осваивал и продолжает осваивать международные смотры. Самые солидные из достигнутых вершин — участие в «Особом взгляде» в Каннах и в программе «Горизонты» в Венеции. Ержанов продуктивен и снимает по два, а то и по три фильма в год, как любимый в среде кинокритиков кореец Хон Сан-су. Ержанов смело и умело играет в постмодернистскую игру, как произведший революцию в мире авторского кинематографа Тарантино. И, собственно, как и создатель «Криминального чтива», Адильхан пишет живые диалоги, не стесняется крови и не скрывает, что его картины объединены общей вселенной — границами дикого округа Каратас, в котором не курят сигарет марки Red Apple, но где хватает харизматичных мерзавцев похлеще братьев Вега и не менее отчаянных, чем Невеста из «Убить Билла».
Факты есть факты. Но всё-таки Ержанов напыщенной высоколобостью не страдает от слова совсем. Убедиться в этом несложно — просто включите любой из его фильмов, особенно поздних, и, скорее всего, первым, что вы услышите из уст героев, будет задорный русский мат, разбавленный малопонятной тарабарщиной на казахском. Высокое соединяется с низким — похороненным ниже уровня морального плинтуса. Так, в эпиграфе «Голиафа» (2022) цитируется политический трактат Никколо Макиавелли «Государь». Главный герой «Жёлтой кошки» (2020), мечтающий открыть кинотеатр в горах, без конца подражает жестам Алена Делона из «Самурая» Жан-Пьера Мельвиля. При этом гопник из «Боя Атбая» (2019), оказавшись в арт-галерее, упрекает одного из организаторов в том, что полотно романтика какого-то чёрта висит недалеко от картины неоэкспрессиониста Фрэнсиса Бэкона. После растерянного мужчину в пиджаке и в галстуке грубо пошлют на три весёлые буквы. Вот такая вот парадоксальная гармония: контраст схвачен; создаётся противоречивое ощущение, будто мы наблюдаем за тем, как казахский глубинный народ послушно разыгрывает рядовые «сценки из подворотен» слогом поэтов Серебряного века.
Вечное сияние тёмного разума
Разберём же режиссёрскую манеру Ержанова на более конкретных примерах. И для этой цели возьмём парочку его наиболее дружелюбных со зрителем работ, но оттого не менее дискуссионных и социально острых, нежели те, что мы упомянули абзацем выше или не упомянули вообще.
«Чёрный, чёрный человек» (2019) — неонуар, повествующий о самом обычном каратасском менте, что расследует убийство. Правда, личность и марка машины душегуба раскрываются чуть ли не в самом первом кадре, а герой, знатно поругавшись с начальством, стремится дело не раскрыть, а «закрыть». Иными словами, свалить вину на кого попало, дабы уберечь от суровой длани правосудия не последнего человека в каратасской бандитской иерархии. Ситуация для здешних мест привычная, однако за героем шастают два нюанса — журналистка, пытающаяся докопаться до истины, и выбранный на роль козла отпущения местный дурачок, которого приказано пустить в расход, чего на глазах у представителя прессы сделать не получится.
На экране разворачиваются ужасные по сути, но по внешней форме оптимистичные и заигрывающие с абсурдной комедией вещи. Структурно мы смотрим сначала на беспечный slice of life без цели и результата, а после наблюдаем акт кровавого искупления, стилизованный под запоминающиеся экшен-сцены балабановских «Братьев». Похожие мотивы, а именно развитие мифа о человеке, ограниченном правилами и сгорающем заживо, дабы своей жертвой показать окружающим возможность обрывания связи с прогнившей системой, можно заметить и в «Бое Атбая», и в «Голиафе». Первый фильм — притча о парне из криминального урбана, который сталкивается с миром профессионального бокса, не менее грязным, чем уличные разборки. Второй — современный казахский вестерн, повествующий о трансформации загнанного в угол ничтожества в решительного карателя, чей гнев должен обрушиться на обидчика в лице авторитета, что терроризирует несогласное с волчьими законами местное население и обеспечивает рабочими местами и надёжной «крышей» тех, кто лоялен разбойному режиму.
«Штурм» (2022) — такая же притчевая история, которая с неожиданного ракурса демонстрирует заезженный сюжет о захвате заложников. Под прицел неизвестно откуда взявшихся и непонятно чего желающих террористов попадают ученики небольшой каратасской школы, которую без боя сдают пьяный в зюзю охранник и грациозно распиливающий госбюджет директор. Каждые пять часов из здания доносится выстрел, а заваленная снегом дорога блокирует проезд для бригады ОМОНа, что вынуждает селян взяться за оружие и самостоятельно изгнать «призраков» с калашниковыми из осаждённого храма знаний.
Интертитры степенно отсчитывают часы до начала вынесенного в заголовок «Штурма». Гражданские тщетно обучаются боевой науке, но не теряют веры в то, что их авантюра увенчается успехом. Трагикомедия развивается в обстоятельствах, которые не особо способствуют возникновению данного жанрового конструкта, и позже оборачивается резкой и далёкой от голливудской зрелищности развязкой. При всей кажущейся завершённости «Штурма» ответов на возникающие по ходу повествования вопросы режиссёр не даёт — извольте обдумывать увиденное самостоятельно.
Также о людях в неволе, а точнее, о незавидной доле женщины в казахстанской глуши, где не слышали слов «абьюз» и «газлайтинг», но веруют в силу профилактического избиения благоверных, рассказывает драма «Улболсын» (2020). Вот только если несовершеннолетнюю «невесту», которую насильно ведут к алтарю к местному авторитету, похищают люди из плоти и крови и такой же человек из плоти и крови пытается её вызволить, то эфирная сущность из «Ночного бога» (2017) действует иначе.
Люди на пороге апокалипсиса становятся жертвами божества, которому нельзя смотреть в глаза. И если оно, беспощадное и равнодушное к смертным создание, взирает на конец мира высоко с небес, то жалкие и сирые ютятся по подвалам и захламленным улицам, предстающим перед зрителем в таком виде, будто производством «Ночного бога» командовал не Ержанов, а Николас Виндинг Рефн, снимающий очередной неоновый триллер в декорациях тленного универсума Константина Лопушанского, задыхающегося от ядерного пепла, братоубийства и безбожия.
«Жёлтая кошка» (2020) — один из самых беззаботных и наивных фильмов Ержанова. Не только потому, что перед нами позитивное и по большому счёту бессобытийное роуд-муви о союзе беглой проститутки и зэка-синефила, что мечтает о большом каратасском кинотеатре. Многие сравнивали киноязык этой работы Ержанова с киноязыком Терренса Малика того периода, когда он, ещё молодой и не шибко опытный, строил собственную вариацию на тему «Бонни и Клайд против всего мира» в картине «Пустоши». Собственно, это — более чем исчерпывающее сравнение. Добавить стоит только один момент: странствующие по Штатам Мартин Шин и Сисси Спейсек, в отличие от актёров Ержанова (кстати, их состав от фильма к фильму особо не меняется), околесицу мироздания принимают хоть и фатально, но с осознанием проделанного пути и прожитых впечатлений. В Каратасе же всякая ревизия смысла списывается на эксцентрику, а практически любые достижения обнуляются силами непобедимых стихий — стихий бандитизма, коррупции и беззакония.
И, к слову, тоже о любви, обречённой, но потому и прекрасной рассказывает «Ласковое безразличие мира» (2018), которое в стиле бергмановского «Лета с Моникой» дразнит молодых людей иллюзией свободы и страсти без границ, чтобы потом столкнуть едва загоревшийся роман с, собственно говоря, ласковым безразличием мира. Близкие рано уходят на тот свет, деньги решают старые проблемы, параллельно создавая новые, а люди оказываются расходным ресурсом и самым обычным товаром для бартерного обмена.
И чем глубже зритель залезает в фильмографию Адильхана Ержанова, тем больше у публики обнаруживается поводов для «подумать». Плавное, аскетичное, циничное, очень житейское с одной стороны и визуально выпендрёжное с другой стороны, кино казахского режиссёра широкого профиля засасывает безвылазно. Секрет Ержанова кроется не в умелом подражании крупным мэтрам и не в максимально честном изображении бренности бытия с привкусом казахского кумыса и русской водки. Очарование каратасской «черноты» проявляется в том, что Ержанов по-настоящему влюблён в трущобность родимых просторов и одержим тьмой людских мыслей. А всё, что делается ради любви и во имя познания, как завещал один немецкий философ, всегда находится за пределами добра и зла, прорубая путь в чистейшую метафизику, где нет констант, зато есть правда, порождённая упорядоченным хаосом.
