Алексей Васильев выбирает крайне необычный для своей рубрики экспонат для экранизации, а именно историческую легенду с земель, откуда и наш автор родом. И кастинг для воображаемого проекта получается тоже очень занимательным.
Эта повесть о любовном треугольнике трёх очень молодых людей, старшему из которых «ещё и двадцати лет не минуло», была создана в Твери во второй половине XVII века (после 1652 года, как уточнили исследователи конца XX столетия), а время начала действия её точно обозначено в первом же абзаце 1265 годом, оканчивается же оно четырьмя годами позже. В ней нет войн и сражений, обычных для русской средневековой литературы (пример из школьной программы — «Слово о полку Игореве»), нет в ней злодеев и героев, чёрного и белого, того манихейства, которого мы вправе ждать от мелодрамы. Потому что мелодрамы как таковой тоже нет. Здесь есть любовь, источник которой бьётся в сердцах двух пареньков, и есть Божий промысел, который ткёт свою пряжу судьбы помимо их воли: послушность этой воле составляет существо девчонки, из-за которой всё и понеслось, а пацанам эта воля являет себя через сны, толкая их навстречу судьбе, которую они не выбирали и которая должна состояться, потому что так начертано Небесами. Это очень красивая и история о том, как даже в мире, где царят красота, любовь и взаимовосхищение, разбиваются сердца, оставляя по себе памятники духа.
Есть князь и есть отрок, «который всюду князю прислуживал, был им любим весьма и верен во всём». Есть командировка отрока в село на Волге, где он влюбился в дочь пономаря «и начал раздумывать, как бы взять её в жены. Но боялся он, как бы женитьбой сей не навлечь на себя княжеский гнев, и очень из-за этого печалился». Есть пономарь, удивлённый, что пацан просит взять его в зятья, «у такого великого князя пред лицом предстоит и такое мне предлагает». И, совсем не как деспотичные отцы в древних легендах, отправившийся просить совета у собственной дочери. И есть красавица, которая говорит своему отцу: «Отче мой! Исполни его просьбу: он своё предполагает, а Бог своё строит. Не этот человек будет мне супругом, а тот, кого Бог подаст».
А потом, после долгих метаний, будет разговор отрока с князем, который вовсе не впадёт в гнев, а окажется глубоко опечален тем, что брак с простолюдинкой превратит отрока в изгоя и положит конец их близости: «Все тебя возненавидят, и от меня будешь удалён, чтобы не позорить княжеский двор». И — ладья, на которой князь отправит по Волге к невесте отрока и свадебные дары. И в ту же ночь — сон князя о соколиной охоте, которую он, как положено средневековому человеку, не замедлит осуществить на следующее же утро. И — ручной сокол, который, вместо того чтобы охотиться на лебедей, приведёт князя к церкви, где готовится венчание отрока. И оно состоится, только женихом будет князь. А отрок уйдёт в лес, и его исчезновение повергнет князя в такую тоску, что он отправит молодую жену в Тверь на ладье, а сам будет возвращаться берегом.
Лишь четыре года спустя отрок предстанет перед очами друга, чтобы «от печали тебя освободить». А в ответ на поцелуй со всего богатого стола, накрытого по случаю его возвращения, угостится только хлебом и водой и попросит возвести на том месте, где Тверца впадает в Волгу, монастырь и церковь Успения — так повелела ему Богородица, явившаяся ему, когда он скрывался от людей: «Ты же, когда исполнишь всё и монастырь возведёшь, некоторое время тут поживёшь, а потом отойдёшь к Богу», — так она сказала.
Прочтите непременно повесть целиком. Но даже в кратком и корявом пересказе, я думаю, видно, как легко и глубоко коснулась она каких-то базовых вещей, из которых слагается всякая жизнь. Тверская так точно: сам я родом отсюда и могу уверенно сказать: это наш жизнеопределяющий миф, он повторяется, множится здесь и в моей судьбе, и в судьбах всех, кого я знаю. Со своими любовями мы подобны частицам узора в трубе-калейдоскопе. Какой-то невидимка поворачивает трубу — и мы неизбежно составляем новую конфигурацию, не ту, что нам надо.
Перед нами миф, определяющий нашу местную психологию, поведенческие особенности. И ещё — расслабленное дружелюбие, всеприятие, которых я не встречал больше нигде. Именно в такой доброжелательной среде, вне войн и внешних раздражителей, в «Повести» легче и чётче проступают контуры базовых человеческих переживаний, плохо уловимых и для многих современных мастеров покопаться в душах и головах; неслучайно академик Лихачёв сказал об этой повести: «…впервые в русской литературе конфликт перенесён из сферы мировой борьбы зла с добром в самую суть человеческой природы».
Отроч монастырь, увы, был взорван Сталиным: на его месте был возведён прекрасный Речной вокзал, где Ролан Быков снял своё «Чучело» (1983), но и тот, увы, обрушился. А Успенский собор стоит на прежнем месте, правда, уже в каменном убранстве, в нём и хранилась «Повесть», и до сих пор вам покажут тайник, где скрывался от Ивана Грозного, но был настигнут и зверски убит Малютой Скуратовым Максим Грек.
Кастинг
Я не столько горжусь быть сыном земли, давшей России такую «Повесть», сколько успокоен такой участью — что гораздо дороже. И очень хочу, мечтаю, увидеть повесть на экране в постановке Рустама Хамдамова. Потому что самым эстетически убедительным киновысказыванием этого десятилетия для меня стал тот ключ, которым он открыл русское средневековье, именно тот самый XIII век, когда и происходит действие «Повести», в «Мешке без дна» (2017) — погрузив его в мизансцены, натуру и свет, полностью заимствованные из фильма Куросавы «Расёмон» (1950). Героев же он одел в костюмы, сохранившиеся со съёмок эйзенштейновского «Ивана Грозного» (1944): в том же самом павильоне в Алма-Ате, где во время войны шли съёмки «Ивана», Хамдамов в 2005 году снимал Ренату Литвинову и Бибигуль Тулегенову в фильме «Вокальные параллели».
В роли Царевича в «Мешке без дна» Хамдамов впервые вынул из Андрея Кузичёва тот потенциал, который за всю его более чем 20-летнюю на тот момент актёрскую карьеру прочие режиссёры никак не могли в нём уловить (а ведь он играл даже у Деклана Доннеллана): постсоветского Олега Видова. Сейчас Кузичёву за 50, и он отлично встроится в роль пономаря Афанасия: этому актёру присуще транслировать своим обликом послушность как естественное продолжение собственной растерянности.
О его дочери Ксении в «Повести» сказано немало: «Была девица та благочестива и кротка, смиренна и весела, разум имела весьма велик, ходила во всех заповедях Господних», «девица, столь прекрасная, что казалось — лучи от её лица исходят», «ни очами своими не видели, ни слухом не слышали про такую жену благообразную, светящуюся, словно солнце среди звёзд многих, как и княгиня наша сияет среди жён града сего ярче луны и звёзд» — 16-летняя Елизавета Ищенко, главная героиня сериала «Сама дура» (2020–2021).
Отрок же Григорий, который, увидев её, так сильно «уязвился любовью», — 20-летний Макар Хлебников. В «Пингвинах моей мамы» (2021) он прожил практически и тот же образ, и ту же его траекторию, только на современном материале: там и пацан, которого не то что выкинули из родного гнезда, где он был фаворитом, а отодвинули в сторону, и влюблённость, которая закончилась нравственной оплеухой и разбитым сердцем именно в тот момент, когда её осуществление было уже совсем рядом. И скитания, и отшельничество, и возвращение, только чтобы «от печали освободить», и смиренная готовность принять эту пустоту без той цельности чувств, что была вначале, как безусловность жизни, что «так будет всегда», и выбор переплавить свою боль в творчество, в духовное наследие. Конечно, негоже просить от актёра пройти тем же маршрутом, на каждой остановке которого он только что так точно, словно единственно возможным способом, зарегистрировал каждое состояние своего персонажа. Но ведь теперь — на материале XIII века, это ли не вызов?
Князь Ярослав — 23-летний Глеб Калюжный. В его рэперских угловатых чертах — обещание обтёсанных ветром скул рыцаря. И он как никто источает любовь, не «давай поженимся» или «хочу тебя потрогать», а ту любовь, о которой Никита Михалков в фильме «Портрет жены художника» (1981) сказал: «Вот ты знаешь, есть люди, у которых всегда всё в порядке: в семье, дома, на работе, а чё-то не хватает. Наверное, потому что любви нет. Ну, я не женщин имею в виду, не общение, а просто… любовь!» То чувство, которое князь будет всю жизнь хранить к отроку.
И наконец — Пресвятая Богородица, которая ведь и в самом деле явилась отроку там, где Тверца впадает в Волгу. Ирина Горбачёва — в пропорциях её лица та же строгая гармония, что на иконах старых мастеров. И доброта как суть: не актрисы — человека. Эту доброту, кого бы она ни играла, она всегда передаёт зрителю словно через головы своих персонажей. И поэтому тянет смотреть на неё бесконечно.
