Алексей Васильев берётся за китайское произведение, в котором, кажется, есть всё для захватывающей адаптации: детективная линия, простор для художественных приёмов, интересные герои. Поэтому затыкаем пустоту воображаемой экранизацией.
Уэйн Ван, уроженец Гонконга, считается родоначальником американо-азиатского кино. Он снимал и возил по фестивалям игровые фильмы о жизни китайцев в Америке ещё в начале 1980-х, когда этого никто не делал. 40 лет назад он запустил процесс, красноречивый результат которого мы наблюдаем сегодня, когда основным претендентом на «Оскары» стала картина «Всё везде и сразу», американо-азиатский блокбастер, хит, взрыв мозга.
Разнообразие его интересов поражает. Он внёс лепту в разговорно-тусовочное независимое кино 1990-х, создав один из его самых знаковых фильмов «Дым» (1995), принёсший ему «Серебряного медведя» Берлинского фестиваля и окончательно зацементировавший Харви Кейтеля в монумент программной звезды десятилетия. В 1997 году, когда по договору Гонконг должен был быть возвращён из-под британского протектората в состав коммунистического Китая, он отправился на родину запечатлеть это событие — но поверх репортажа, увековечившего исторические пресс-конференции, атмосферу растерянности перед событием, которое издавна было предначертано и которого, тем не менее, никто не ожидал, набросил изысканную косынку из прихотливых чувств и взаимоотношений выдуманных персонажей в исполнении Джереми Айронса, Гун Ли, Мэгги Чун: фильм назывался «Китайская шкатулка». Он окончательно собрал Дженнифер Лопес в тот образ, которым могли бы любоваться, поставив на комод и вытирая пыль, прилежные домохозяйки, в «Госпоже горничной» (2002). А когда отправился в совершенно новую для него Японию ставить ленту «Когда женщины спят» (2016), играть у него вызвались, не раздумывая, два ведущих актёра, две недосягаемых звезды — Такеши Китано и Хидэтоси Нисидзима.
В 2007–2008 годах Ван выпустил дуплет из коротких, по часу двадцать минут, и деликатных, как прикосновение крыльев бабочки, фильмов — «Тысяча лет хороших молитв» («Золотая раковина» Международного кинофестиваля в Сан-Себастьяне) и «Принцесса из Небраски». Сюжетно они не были связаны, но дополняли друг друга: первый был подобен бабочке на плече, второй — словно снят глазами кружащей бабочки. В основу каждого были положены рассказы осевшей в Америке во второй половине 1990-х китаянки Июнь Ли.
Об этом дуплете, а ещё о «Китайской шкатулке», где конкретика политического события была так неразрывно сплетена с зыбкостью сиюминутных переживаний, я вспомнил, читая главный роман Июнь Ли «Добрее одиночества» — впервые напечатанный ровно 10 лет назад, но до сих пор почему-то не экранизированный. Почему? В нём есть детективная загадка и загадка трёх 37-летних людей, выбравших из всех возможных вариантов судьбы одиночество как наилучший. Есть сегодняшние Америка и Китай во всей их вздорности, переменчивости — и верстовой столб исторической трагедии на площади Тяньаньмэнь в июне 1989 года, когда студенческие волнения были закатаны гусеницами танков, унёсшими жизни тысячи человек и исковеркавшими ещё больше. (Интересно, что Июнь Ли родилась 4 июня 1972 года, именно в этот день 17 лет спустя произошла бойня на Тяньаньмэнь. Тогда она жила в Пекине и такой подарок получила на сладкие 17 лет.) Есть прошлое, летнее ретро, школьные годы, первая любовь — и нынешний блюз опустошённых сердец, которым всё же удаётся найти ответ на вопрос, всё больше увлекающий читателя — не меньше, чем вопрос о разгадке давнего преступления, — а есть ли что-то добрее одиночества, и если да, то как и у кого это попросить?
Кастинг
Итак, наша тройка главных героев, теперь, одиноких и раскиданных по свету, тогда — неразлучных одноклассников, и их близкие.
1. Боян. Упакованный, холёный, хозяин собственной жизни, BMW, трёх квартир (одну, правда, при разводе подарил бывшей жене, хотя причиной стала её измена), 21-летней любовницы, которую держит на дистанции, как и родителей. Однако имеет слабость — верность прошлому. Никто, включая родителей, не знает, что он ведёт двойную жизнь, уже 21 год служа практически медбратом у физиологически невыносимой больной, в социальных условиях, давно оставленных Китаем в маоистском прошлом. Любопытно, как за своим неотразимым и непроницаемым фасадом откроет эту потребность в якоре Ридиан Вон, сыгравший роль главного редактора модного журнале в серии фильмов о шанхайской фэшн-индустрии «Мгновения нашей жизни».
В 16 лет он — тоже хоть куда, тоже умеющий расставить все точки над ё, брать от жизни что хочет, а не давать, что от него хотят, при этом влюблённый в свой город и его историю улыбчивый велосипедист. В романе описан парень более видный, и всё же 16 лет — это пора хрупкости, и хочется не слишком лобовых решений. А что, если им будет Сунь Силунь — немного зависимый от старших, хотя и бесстрашный верный, юный спутник героев исторической дорамы «Далёкие странники»?
Его мать — это гуччи-фигуччи, золото-бриллианты, любопытство ко всему, что представляет интерес, в том числе — к обстоятельствам давнего убийства. Короче, дива. Мишель Йео.
Сычжо — 22-летняя продавщица сувенирного магазина, выпускница художественного колледжа, любительница щёлкать на плёночный фотоаппарат нетронутые «советские» уголки Пекина и окрестностей, воскресившая в нём острую тоску по его первой любви. В ней есть прямота, принципиальность, трагедия, сделавшая из неё некнижную экзистенциалистку. Чжан Цзы Фэн, по праву считающаяся лучшей молодой актрисой Китая, умеющая быть и угрюмо-ответственной, собранной, как человек, не верящий в подарки судьбы («Моя старшая сестра»), и озадаченной, оглушённой открывшимися безднами людских пороков («Дочь, которая вернулась»), её свойство — пребывать на экране в минорных оттенках самого разного толка, при этом оставляя чуть приоткрытой створку для улыбки надежды.
2. Можань. В 16 — девчушка, доверчивая ко всему и всем, и к соседу-однокласснику Бояну, с которым они лазят по Пекину и вечерами напролёт читают книги об истории его улиц и зданий, и к одобряющим их близость улыбкам родных, за которыми Можань читает своё беспечное будущее, и к учителям, и к родному двору с его каждодневной суетой — короче, героиня песни Анжелики Варум «Городок» и отличный повод быть собой для Дэн Эньси, дебютировавшей в детстве сразу в важнейшей роли для детективной интриги китайской экранизации романа Кэйго Хигасино «Жертва подозреваемого X», а недавно пленительно обошедшая подводные рифы скользкой темы — можно ли влюбиться в своего брата, пусть и приёмного? — в дораме «Расцвет во времени».
Нынче Можань — разбитое сердце, в разводе с пожилым американцем, от которого ждала лишь доброты и пустилась стремглав прочь, когда распознала любовь. В роли этого доброго недотёпы Йозефа мне сразу представился Ричард Дженкинс и никто другой. А саму 37-летнюю Можань, некрасивую веселушку, которая разбилась о нелюбовь почти смертельно, как бывает со всяким, кто доверяет жизни в юности, может интересно показать звезда комедии Стефани Сюй, выдвинутая сейчас на «Оскар» за «Всё везде и сразу».
3. Жуюй. Подкидыш, выращенная двумя сёстрами-католичками и отправленная в 15 лет учиться в Пекин. Холодная, как лягушка, красавица. Стерильность принимает за чистоту, отчуждённость — за благочестие. Играет на баяне, хотя с тем же успехом могла стать балериной, кем угодно, лишь бы уехать в Америку. Сложная, что и говорить, роль для 15-летки. Нынче по вечерам федеральный канал «2х2» потчует своих зрителей дельным детективным сериалом «Под кожей», и я как-то попал на серию, где фигурировало юное существо с потенциалом справиться с подобной ролью — Чжан Цзыму.
Теперь Жуюй живёт в Сан-Франциско, сменила двух мужей, один был нужен для переезда, другой — для «зелёной карты», потом сожительствовала с богачом, к которому нанялась в экономки, но с радостью покинула его, когда ей предложила стать нянькой её мальчишек отчаянная домохозяйка и Анна Шерер своего фешенебельного квартала, но при этом — сердечнейшее существо Селия — Кристен Белл. Её муж — нелепый человек, ведёт жизнь и имеет внешность вроде заурядную, но на самом деле зарабатывает дизайном детских игрушек и тоже не лентяй посочувствовать — Скут МакНэри. Саму же заиндевевшую красавицу-няньку может сделать своим самым парадоксальным экранным образом героиня легендарного фильма о боевых искусствах «Крадущийся тигр, затаившийся дракон» Чжан Цзыи.
4. И, наконец, заключительная фигура — жертва стародавнего преступления Шаоай. 22 года, участница событий на Тяньаньмэнь. Отказалась покаяться, за что исключена из университета. Эта — экзистенциалистка как раз книжная: зачитывается Камю, Сартром, де Бовуар. Поднимает на смех любые жизненные компромиссы, так что гремучая смесь конфуцианской морали и коммунистической догмы её, знамо дело, доводит до тошноты. Как раз сейчас в Китае есть идеальная актриса нужного возраста — Чжоу Е: её героини колючие, издёвка — их самый стандартный способ контакта с окружающими, но произрастает такая линия поведения от желания и невозможности встряхнуть этот мир так, чтоб он уже наконец встал с головы на ноги.
Её же болтушку-маму, затюканную продовольственными карточками, скидками, нехваткой денег, неприятностями дочери и уходом за лежачим свёкром, и всё же, как это и бывает в коммунистических странах, сохранившую глубинное добродушие и отзывчивость женщину, пусть сыграет Гун Ли. Да, она дива, да, на посту жены Жан-Мишеля Жарра только и именно она смогла сменить другую немеркнущую диву мирового кинематографа, Шарлотту Рэмплинг. Но она же нанесла в конце 1980-х Китай на карту киномира, сыграв нищую деревенскую девчонку в «Красном гаоляне» (1987). В роли Тёти Ли получит шанс практически показать тот же образ — но как если бы в судьбе этой девчонки всё сложилось насколько возможно нетрагично, учитывая, что она прошла через войны и «культурную революцию». И — да, Уэйн Ван не возвращается к былым сюжетам, былым актёрам, а Ли он снимал в «Китайской шкатулке». Но роман Июнь Ли как раз о том, что если два десятка лет, вопреки всему, не отрывать глаз от прошлого — возможно, тебе будет дозволено в него вернуться и отогреть замерзшую душу в тех объятьях, что некогда ты так опрометчиво разомкнул. Так что пусть эта повторная встреча станет символическим жестом и талисманом на удачу будущего фильма.
