На нашей книжной полке, где собраны сплошь выдуманные экранизации, опять совершено зверское и изощрённое убийство. Алексей Васильев фантазирует об адаптации детектива японского классика и мастера жанра.
И снова — детектив! Вообще-то, намерения мои в отношении этого выпуска были куда как серьёзнее, но… Внезапно на наши книжные прилавки оказался выброшен четвёртый роман о расследованиях сыщика-астролога Киёси Митараи, и ваш автор повёл себя подобно слону полосатому из советского детективного, опять-таки, мультсериала «Следствие ведут Колобки», который, как известно, «при звуках флейты теряет волю». Или как дерево-людоед, вынесенное в заголовок романа короля японских детективов Содзи Симады: на рост и поведение растений, как показали наблюдения, воздействует та или иная музыка, для каждого своя. Вот и герой книги, этот двухтысячелетний 26-метровый камфорный лавр, совершенно переставал себя контролировать при звуках дьявольской атональной мелодии, игравшей в механизме заводного петуха с крыши соседского дома. Как результат — одного персонажа нашли с ногами, торчащими буквой V из дупла лавра, в то время как погружённая в недра ствола верхняя часть тела оказалась перемолота, словно гигантскими челюстями, другую — подвешенной на ветвях, словно выплюнутой лавром, с настолько обгрызанной шеей, что голова свисала на её лоскутах у неё до живота, а третий, наследник дома с петухом, усевшись на крышу напротив лавра, чтобы, видимо, разглядеть его дупло-зев получше, был обнаружен наутро мёртвым с разрывом сердца, явно не перенёсшего какого-то ужасного зрелища. Механический петух, кстати, в ту же ночь улетел.
Вокруг кровожадных проделок лавра в книге будут накручены не только псевдоисторические легенда и мистические интерпретации, но и вполне научная болтовня о плотоядных растениях, но, разумеется, все эти необъяснимые смерти окажутся убийствами, пусть и далеко не прозаическими. Дело рук человеческих, от которого, однако, кровь стынет в жилах куда больше, чем от россказней о дереве, питавшемся кровью обезглавленных у его корней в старые времена преступников. Но чтобы вместе с Митараи обнаружить истину, вам предстоит одолеть 450 страниц убористого текста, совершить путешествие в Шотландию на озеро Лох-Несс и предпринять экскурсы в 1941 и 1945 годы, ставшие для Японии годами вступления во Вторую мировую войну и поражения в ней.
«Казалось, Япония давно наполнилась сухим безжизненным воздухом, — так описывает 1941 год в романе Симада. — Радио не передавало весёлых песен. Юмористические книги и увлекательные детективы исчезли с полок книжных магазинов».
Это было тем более ощутимо и прискорбно, что, хоть и с опозданием, японский детектив стартовал в 1925 году сразу с великолепного автора — Эдогавы Рампо, соединившего в своих книгах парадоксальные ловушки Честертона, жутковатый антураж Эдгара По и конандойлевскую идею о сыщике, стоящем над схваткой. После войны дело Рампо было продолжено Сэйси Ёкомидзо — однако в конце 1950-х и его романы-ребусы, где убийства шли по сценариям древних проклятий, страшных легенд и зловещих детских считалочек, были вытеснены социальным детективом с его отсутствием жёсткой сюжетной структуры и обвинениями скорее в адрес общественной системы, нежели конкретных злодеев-затейников. Именно Симада возглавил третий поход японского герметичного детектива за славой — в романе «Токийский зодиак» (1981), где он впервые вывел фигуру Митараи и создал одну из уникальных загадок мирового детектива. «По сути, она была настолько единственной в своём роде, что мне так и не удалось повторить успех», — признался Симада во время своего визита в Москву в сентябре 2019 года по случаю выхода на русском второго романа о Митараи, «Дом кривых стен» (1982).
Да, такой пуритански-математической задачки, какую Симада предложил в «Зодиаке», он больше не изобрёл. И всё же как автору ему грех прибедняться. Его третья книга о Митараи, «Двойник с лунной дамбы» (1988), явила собой образчик великого детектива-обманки: созданная в традициях того самого социального детектива, против которого Симада вроде бы возглавил свой крестовый поход, она выпотрашивала ненавистное ему направление изнутри жанра: тайна решалась, только когда законы социального детектива опрокидывались, подвергались критике, сомнению, — и наружу вылезала старая добрая первооснова детектива трюка, обмана зрения. К тому же это был роман о знакомстве Митараи с его будущим Санчо Пансой и летописцем, иллюстратором Кадзуми Исиокой, и его просто можно читать как прекрасную пронзительную повесть на тему «вот и встретились два одиночества».
«Дерево-людоед» (1990) — это уже Симадин низкий поклон Сэйси Ёкомидзо, предводителю второго похода японского герметичного детектива за славой, который совершенно символично умер в том самом декабре 1981-го, когда поступил в продажу первый роман Симады «Токийский зодиак». Точнее, даже не Ёкомидзо в принципе, а одному конкретному и страшно знаменитому его роману (он был издан на русском и многократно экранизировался) «Деревня восьми могил» (1949), соединившему детектив с той авантюрной мальчишеской литературой, что пережила расцвет в конце XIX века стараниями в первую очередь Жюля Верна и следы которой так явны и глубоки во многих историях о Шерлоке Холмсе. Здесь и потайные ходы, и блуждания по подземным лабиринтам, и стародавние трупы, найденные в замурованных пространствах, и роскошная девушка, составляющая компанию герою в этих совершенно не девчачьих ночных вылазках, — то ли опасная, то ли своя в доску. Такая девушка есть в «Дереве-людоеде»: это модель и радиоведущая полукровка Леона Мацудзаки, которая в конце романа становится голливудской кинозвездой. Безответно влюблённая в Митараи, она станет ещё одной постоянной героиней серии, и это первое её появление в ней. Леона появляется только уже в середине романа — но с ней вся книга меняет направление, не говоря о том, что именно она первым делом возвращает сыщикам петуха, пропажу которого Митараи считал важнейшей частью ребуса.
Кастинг
Как для Митараи — петух, для меня Леона стала краеугольным камнем в вопросе экранизации «Дерева». В истории мирового кино есть актриса, чей образ мгновенно воскуривается со строк романа вслед за описаниями Леоны. Этой японо-английской дивы, покоряющей, ослепительной, проницательной, космополитки, находящей, однако, общество и разговоры людей докучными и по-пацански увлекающейся совершенно не светским, первопроходческим приключением. Привыкшая к дорогим ресторанам, она с весёлой послушностью уплетает нехитрую еду в шотландской глухомани и владеет искусством мизансцены так, чтобы смотреться королевой, допускает для себя отношения с человеком «при условии, что он сделает меня лучше». Вспомните сериал «Кости», и вы увидите её — в образе Анджелы Монтенегро, художницы, работающей над реконструкцией лиц изуродованных трупов в судмедэкспертизе. Сыгравшая её Микаэла Конлин — это американо-китайская Фанни Ардан. Конлин родилась 9 июня 1978 года, и сегодня она не сойдёт за Леону, которой в «Дереве» нет и 25. Поэтому экранизацию мы «осуществим» в середине нулевых, когда создавались первые серии «Костей» и Конлин была как раз того же возраста, что и Леона в своём первом появлении у Симады.
Поскольку Конлин — локомотив фильма, даже дату его создания я выбрал под неё, то и Митараи с Исиокой тоже должны быть ей под стать. С ними она путешествует по Шотландии, лазает по полуметровым ступеням таинственного Дома великана (загадка, получившая самое эффектное решение в этом романе), и мне виделось что-то наподобие образов из фильмов с Любовью Орловой, когда она разгуливает под ручку с двумя красавцами-кавалерами по бокам. Хотя в «Дереве» Митараи с Исиокой в районе 35 лет, но в кавалеры Конлин так и просились два актёра, которые почти её ровесники. Ну и пусть будет так. Митараи, презирающего работу, смеющегося над фетишем денег, тратящего состояния на новейшие стереоустановки, чтобы сутками напролёт слушать Чика Кориа в идеальном звучании, социопата, способного, однако, если тема его захватила, прочесть получасовую лекцию незнакомцам в баре, а то и — как в «Дереве» — ворваться в палату с тяжело контуженной пожилой женщиной и вместо «здрасьте» ознакомить её дежурящих у постели родственников с новейшими исследованиями о плотоядных растениях, великолепно изобразит красивый, самозацикленный и вздорный Хидэаки Ито. К тому же Митараи, униженный школьными одноклассниками, но блестяще отучившийся студентом в Америке, выглядит чужаком среди японцев, но становится своим в доску за границей: совсем как Ито, слишком агрессивно-победительный в японских фильмах и слившийся со средой в американском сериале «Полиция Токио» (2022). Короче, один в один Митараи, каким его увидел в «Двойнике с лунной дамбы» Исиока: «В облике и характере Митараи, если присмотреться внимательнее, был целый набор индивидуальных черт, что отличало его от типичных японцев. Тонкий, безукоризненной формы нос, чуть впалые щёки, курчавые волосы», — а в середине нулевых Ито как раз носил волосы до плеч, которые вились на кончиках, и это ему безумно шло, он был на пике своей красоты. И далее: «Теперь он казался мне на удивление симпатичным: длинноногий, высокого роста…» Что ж, росту в Ито — 1 м 89 см, так что — берём!
Что до Исиоки, он страдает от отсутствия женщины в своей жизни, его стены обклеены фотографиями звёзд и моделей, и появление на его орбите живой Леоны Мацудзаки, за каждым шагом которой он следил по журналам, чьи сериалы, японские ли, французские или итальянские, он знает наизусть, мешает ему рассуждать здраво. Есть американский актёр японского происхождения с самой прекрасной улыбкой на свете, мужественный, спортивный, которому, однако, словно чуть-чуть не достаёт характера: Иэн Энтони Дейл. В одной из серий «Костей» он играл космонавта, которого, когда готовится очередной полёт, вечно кто-то опережает. Так и в карьере Дейла: хотя на телевидении он становился старожилом иных долгоиграющих сериалов («Мыслить как преступник», «Гавайи 5.0»), в кино его место в поминальниках не поднималось выше «второго якудза».
Старший брат Леоны, тоже полукровка, 37-летний Юдзуру Фудзинамис — социопат и повеса, легко нашедший общий язык с Митараи. Юдзуру знает всё об истории смертных казней, а на вопрос о распорядке дня матери отвечает: «Не знаю, мне это неинтересно». В этой роли мог бы блеснуть своим нечасто востребованным характерным, комедийным даром Киану Ривз (с его-то гавайской внешностью!). Его кудрявая подружка-пьянчужка Тинацу скучает по тёплым отношениям в этой семье замкнутых в своих интересах и тяготящихся обществом людей, охотно наливает в 9 утра Митараи виски и, выпучив глаза, отвечает на вопрос о Леоне: «Эта баба самая ненормальная!» — роль-мечта для солистки исповедующего эстетику андерграундного кабаре (посмотрите их бесподобный клип 2014 года Neon Sign Stomp!) Ёсиэ Накано, а то, как пела Алла Пугачёва, «что-то в кино про неё забывают», а зря!
В роли отчима Леоны и Юдзуру, нелюдимого 52-летнего бывшего пекаря Тэруо Мицумото, который все расспросы и монологи Митараи встречает злобным рыком «Ты кто такой?!», повеселил бы Такеси Китано. Роль шотландского бородатого старика-полицейского Эрика Эмерсона, вдовца, пытающегося задобрить хозяйку местного ресторанчика, элегантную 40-летнюю Эмили (Эмма Томпсон) баночкой домашнего варенья, являющегося на дело подшофе и распевающего непотребные песни под аккоманемент завываний своей псины Феникса, могла бы в середине нулевых стать волшебным прощальным поклоном для Шона Коннери.
Наконец, режиссёр. Что ж, кино у нас выходит совместное, англо-американо-японское, а в середине нулевых вошла в зенит именно заграничная слава Такаси Миике, с его пластилиновыми гомункулами, надувными монстрами и рукотворными ужасами в духе допотопных фильмов о Синдбаде. Уж он бы нашёл, как правильно завести карусель из всех этих плотоядных лавров, коварных механических петухов и великанских берлог. А безукоризненное чувство японских киностилей прежних времён, которое он проявил, ставя ретро-сценки в мюзикле «Счастье семьи Катакури» (2001), стало бы неоценимым в экскурсии в 1940-е годы.
